Мотор был еще горячим, его совсем недавно заглушили.
— Сломаем или бензин спустим?..
— Зачем ломать? — по-хозяйски ответил Ива. — Сломаешь, — потом не починишь… Давай лучше на другое место откатим.
Мотоцикл оказался легким на ходу. Ребята столкнули его со стойки и покатили в кусты под песчаный обрыв. Следы замели ветками.
— Полезли?..
Когда гуляешь по лесу, бездельничаешь или собираешь ягоды, лес кажется приветливым и даже веселым. Он словно играет в прятки: то мигнет красной земляничкой, поманит крепкой шляпкой гриба… Но стоит заблудиться или попасть в беду, лес сразу станет страшным, надменным… Он будет смеяться, толкать в спину ветками, кричать над ухом дикими голосами и угрюмо гудеть: «Нет тебе дороги-и!» Чем ближе подползали ребята к краю обрыва, где, по их расчетам, за кустами стояла «Победа», тем тревожнее становился лес. Кусты беспрестанно вздрагивали, словно их раздвигала чья-то злая рука. Ветки трещали громко, как бы говоря: «Вот они!.. Нате!.. берите!..»
Ребята часто останавливались, переводили дух.
На полянке около «Победы» торопливо расхаживал Ступак. Усы и толстый нос придавали его лицу воинственное выражение. Темная куртка с кнопками вместо пуговиц наглухо застегнута. Серые мохнатые брюки заправлены в хромовые сапоги. Он осматривал машину, довольно щелкал языком.
— Все в порядке, — приговаривал парень в коломянковых брюках. — Не машинка — мечта поэта!.. Ты нам деньги — мы тебе документы, по всем правилам.
Буфетчик сидел на подножке, держался за карман пиджака… Никто из них не заметил, как из оврага высунулись две вихрастые головы с побелевшими от страха и любопытства носами.
— Добро, — довольно хмыкнул Ступак. Усы его поднялись, нос стал еще толще. — Берите деньги, считайте… Ступак платит, когда знает, за что платить. — Он вытащил из кармана толстую пачку денег, сунул ее буфетчику. Тот начал судорожно, сбиваясь, пересчитывать сотни.
Парень в коломянковых штанах прищурился, привалился к машине.
Буфетчик сосчитал деньги, половину отдал парню, другую половину запихал себе в карман, потом осторожно протянул Ступаку документы.
— Фамилию владельца сам проставишь, — небрежно процедил парень, и вдруг глаза его расширились; он дернул себя за ворот, словно ему сдавило горло…
Из кустов вышел капитан:
— Спокойно…
Пальцы буфетчика забегали по лацкану пиджака. Казалось, он бросится сейчас на капитана и вонзит в руку, зажавшую оружие, свои крепкие лошадиные зубы.
Вокруг машины уже стояли милиционеры.
Лейтенант Рукавичкин взял у Ступака документы, передал их капитану.
Ступак зарычал, глаза его сощурились, стали маленькими, как у дерущейся кошки. Когда лейтенант приказал буфетчику встать и начал вытаскивать у него из кармана деньги, Ступак вдруг сжался, резко оттолкнул буфетчика и прыгнул в овраг.
Ломая кусты, Ступак спустился на дно оврага, подбежал к месту, где стоял мотоцикл… Но если бы он там и оказался, Ступаку не удалось бы его завести. На спину ему прыгнул Константин Иванович.
— Вы хорошо бегаете, Ступак, — усмехнулся капитан, когда лейтенант Рукавичкин и Константин Иванович привели беглеца к машине. — Вам бы спортом заниматься, а не машины воровать… Рукавичкин, — повернулся он к лейтенанту, — выедете с ними на проселочную дорогу, это близко… «Овраг разъяренных змей», — усмехнулся он. — Пересядете в оперативную машину, мою оставьте… Мы пешком. Вам вести придется, — подошел он к Константину Ивановичу. — Да, кстати, возьмите свою одежду…
Милиционер Василий, который привел ребят в отделение, подал Константину Ивановичу узел с одеждой и номером машины.
Через несколько минут машина, пригибая кусты, медленно тронулась по старому следу.
— Пойдемте, — кивнул капитан оставшемуся с ним милиционеру. — Нам еще в поселок зайти нужно…
— А мотоцикл-то! — раздалось вдруг из кустов.
Ива и Валерка, исцарапанные, смотрели на капитана, раздвинув ветки.
Вылезать совсем они боялись, потому что лицо капитана стало строгим.
— А ну, вылезайте!.. Я вам что велел делать?
— Так мотоцикл же…
— Какой мотоцикл?..
— Ну тот, Ступаков…
— Идемте, мы вам покажем, — Ива потащил Валерку за рубаху, и они начали спускаться. Капитан и милиционер лезли за ними.
Остановились на том месте, где Константин Иванович боролся со Ступаком.
— Вот здесь у него мотоцикл стоял, а мы его дальше перекатили.
Мотоцикл вытащили из кустов. Капитан попробовал завести его. Он заработал с одного нажима.
— Хорошая машина. — Капитан посмотрел на ребят; глаза его уже не были сердитыми, а голос все же не изменился. — Все равно, вы нарушили приказ!
— Шустрые ребята, — примирительно прогудел милиционер Василий, — уж больно вы с ними строго, товарищ капитан.
Капитан велел ему идти к машинам.
— Я этих следопытов домой доставлю… Скажите там, чтобы моя машина в поселок подошла. Какой номер дачи? — спросил он у ребят.
— Восемнадцать!
На крыльце дачи стояли бабушка и Марина.
— Заблудились, — вздыхала бабушка. — Пропадут ведь мальчишки…
— Придут, — утешала ее Марина. — Никуда они не денутся… — А сама тревожно поглядывала на лес.
С моря поднимался розовый пар. Солнце уже село.
Калитка отворилась. В палисадник поспешно вошла мать Яшки.
— Я вам говорила, что ваши ребята милицией кончат!.. — заявила она злорадно. — Вот полюбуйтесь!..
При слове «милиция» бабушка села на крыльцо. Марина рванулась к отворенной калитке. На улице у дачи стоял мотоцикл. Капитан, легонько подтолкнув ребят, вошел вслед за ними в палисадник.
— Здравствуйте, — улыбнулся он Марине.
Марина прижала к себе мальчишек.
— Что они натворили?
— У-у… такие дела!.. Только пусть они сейчас идут ужинать, у них, наверно, животы подвело.
Ребята сидели за столом, с аппетитом ели подогретые бабушкой щи.
— Я весь день разогреваю, жду обедать, — приговаривала бабушка, подсовывая ребятам хлеб с маслом. Губы у нее подрагивали. — А они вон что… И не побоялись?..
Глаза у ребят слипались. Сквозь дрему они слышали, как капитан разговаривал на крыльце с Мариной. Иногда в разговор вклинивались визгливые восклицания Яшкиной матери.
— Терзайся, — проворчал Ива, — твоего любезного Сергей Петровича к ногтю!..
Загудела машина.
Марина ввела в комнату капитана.
— Ну, следопыты, до свидания! — капитан протянул ребятам руку, потом засмеялся и сказал Марине: — А все-таки найдут они этот муравьиный олеум.
— Только не теперь, — вмешалась бабушка. — Я их из дома не выпущу…
— Зачем же так строго?..
— Чего найдут?.. Какой олеум? — спросила Марина.
Валерка посмотрел на Иву. Тот наклонил голову.
— Ну, такой муравьиный продукт… — сказал он, — масло.
Капитан засмеялся еще громче.
Марина покачала головой.
А Валерка подумал: «Наверно, у каждого человека есть свой маленький недостаток».
Ребята проводили капитана до самой калитки.
С моря уже поднялся туман. Он висел близко, у деревянной лестницы, и был похож на призрачный, еще не изведанный океан.
Ребята смотрели на него и думали о чем-то своем…
Позади остановился Яшка в незастегнутых сандалиях на босу ногу.
— Эй вы!.. Вы правда бандитов поймали?..
Ребята даже не обернулись.
Тогда Яшка всхлипнул, отошел в сторонку и закричал:
— Ивка и Валерка — два дурака!.. Я вам все про муравьиное масло наврал! — Он пустился бежать, но никто не ответил ему и никто за ним не погнался.
Суп с клецками
Жили они втроем: мама, Сережка и Пек.
Отец братьев был военным; Он служил на далеких туманных островах. Один раз Сережка объяснил брату, что папина часть стоит на самой восточной точке Советской страны. Пек долго вглядывался в ветреное, сизое небо за окном, потом подошел к маме и заявил:
— Папа, должно быть, очень утомился, ведь на точке совсем сесть некуда.
Мама засмеялась:
— Пек ты мой, Пек!.. Остров, где находится папа, большой, а пограничники живут там в хороших, теплых домах…
Утром мама отводила Пека в детский сад, а сама шла на работу.
Сережка уходил из дома последним, являлся первым. С порога бросал портфель на диван, туда же летели шапка, пальто и шарф. Накинув кое-как одеяло на свою не убранную с утра постель, Сережка садился обедать в одиночестве: ел холодные котлеты и запивал их компотом. Зато, когда приходила мама, все в комнате оживало, находило свое место. На Сережкиной кровати исчезали бугры и морщины, скатерть будто сама подравнивалась, пол начинал блестеть, на нем пропадали пятна, оставленные Сережкиными валенками. Мама умела готовить вкусные обеды. Когда она спрашивала сыновей, что сварить, они наперебой просили суп с клецками — любимое блюдо отца. У мамы суп обязательно получался прозрачным, ароматным, а наверху плавали такие важные кругляши жира, что братья брались за ложки с большой осторожностью, словно боясь потревожить их. Когда мама ставила этот суп на стол, глаза ее становились задумчивыми, а в уголках рта просыпалась тихая ласковая улыбка. Глядя на нее, Сережка и Пек тоже начинали улыбаться и думать о том дне, когда приедет отец.
Однажды Сережка, прибежав из школы, хотел, как всегда, бросить портфель на диван и остановился… На диване, укрытая двумя мохнатыми одеялами, лежала мама.
— Ты что, заболела? — оторопело спросил он.
Мама грустно кивнула.
— Доктор, Сережка, велел мне полежать несколько дней.
Сережка осторожно положил портфель на подлокотник, сунул шапку в карман и на цыпочках подошел к маме. Она была такая же, как всегда, красивая; только под глазами у нее будто провели жиденькими синими чернилами.
— Тебе что-нибудь надо? — пробормотал Сережка, помигал короткими ресницами, причем нос его сморщился, а верхняя губа нависла толстым треугольным козырьком.
Мама попросила убрать в комнате и сходить за Пеком в детский сад.