По реке Казачке быстро пронеслась упряжка. Каюр правил к ярангам, стоявшим на окраине Ново-Мариинска. Сумерки помешали Струкову рассмотреть седока на нартах, но фигура ему показалась знакомой. Куда спешит так поздно седок? В нем проснулось профессиональное любопытство, и он быстро зашагал вслед упряжке, стараясь не упустить ее из виду. Он держался строений, чтобы седок на нартах, если он обернется, не сразу заметил его. Долго идти Струкову не пришлось. Он увидел, что упряжка остановилась у яранги, стоявшей над самой речкой, Кто же в ней живет? Струков прижался к стене какого-то сарайчика. С нарт соскочил человек и, оглядевшись, юркнул в ярангу. В его движениях было что-то по-воровски торопливое. Струков побежал к яранге. Он вспомнил, что в ней живет слегка помешанный чукча Туккай.
На появление Струкова собаки не обратили внимания. В дыры старых, — ветхих шкур, покрывавших ярангу, был виден огонь очага. В яранге слышались голоса. Кто-то громко и требовательно кричал по-чукотски. Струков не мог понять, о чем идет речь, но голос он сразу же узнал. Тренев! Вот, оказывается, кто приехал к пастуху. Но зачем? Струков заглянул в одно из отверстий и увидел у очага несколько чукчей, на которых кричал Тренев. Чукчи что-то тихо отвечали Треневу, словно в чем-то не соглашаясь с ним. Он приходил все в большую ярость. Неожиданно Тренев ударил ногой одного из сидящих, отшвырнул его в сторону и, схватив за плечи Туккая, поволок его к выходу, крича уже по-русски.
— В тюрьму, в тюрьму!
Туккай издал отчаянный вопль и, вырвавшись из рук Тренева, бросился к пологу. Вскочили на нош и остальные люди у огня. Поднялся шум, в котором Струков ничего не мог разобрать. Что происходит в яранге? Зачем сюда приехал Тренев? Почему он хочет везти в тюрьму Туккая? Что такое сделал Туккай, о чем не знает он, Струков? Десятки вопросов одолевали его. Струков не покидал своего наблюдательного поста. Он увидел, что Туккай скрылся в пологе и продолжал там отчаянно кричать, а четверо остальных чукчей встали перед Треневым и не пускали его к пологу. В руках у Тренева блеснул револьвер. Люди испуганно бросились врассыпную, исчезли, растворились в темноте яранги. Тренев направился к пологу, где по-прежнему кричал в животном страхе Туккай. Прошло две или три минуты, и Тренев вновь появился у огня. Он тащил какие-то тюки. Вот Тренев вышел из яранги, бросил тюки на нарты и снова побегал в ярангу. Едва Тренев скрылся, как Струков метнулся к нартам. Тюк упруго подался под его рукой. Меха! Тут только Струков вспомнил о том, что ревкомовцы вернули Туккаю все меха, которые он собрал, чтобы уплатить несуществующий налог. Струкову стало обидно, что он об этом забыл. Как же так? Мотался по стойбищам, мерз на нартах, валялся в вонючих пологах, ел сырее Мясо, чтобы больше достать пушнины, а тут рядом лежало ее столько! В Струкове вспыхнула злоба на Тренева. Вот кто хочет прикарманить пушнину! Не выйдет. Струков ему ничего не отдаст. Начальник милиции вовремя отбежал от нарт, прижался к яранге. Тренев вышел с третьим тюком, стал привязывать мешки к нарте. Из яранги, где по-прежнему кричал Туккай и о чем-то громко и обиженно говорили другие, никто не выходил. Тренев повернул упряжку, чтобы уехать, но к нему шагнул Струков.
— Обождите!
Тренев испуганно присел, обернулся, и в его руке появился револьвер. Он выстрелил не целясь. Струков вовремя отпрыгнул в сторону и ударом руки выбил у Тренева револьвер, который зарылся в снег. Тренев, все еще не узнавая Струкова, с яростным воплем бросился на противника. Струков увернулся и ловким приемом перехватил руку Тренева, завернул ее за спину. Тот, охнув, присел. Хватка у Струкова была железной. Тренев умоляюще произнес:
— Пу-у-с-ти-и-и-те… Боль-но…
— Отпущу, ведите себя смирно, — угрожающим тоном предупредил Струков и разжал пальцы. Тренев выпрямился и, взглянув в лицо Струкова, в испуге, заикаясь, произнес:
— В… в-вы?! — он рухнул на колени. — Простите!
— Кто вам позволил грабить старого человека? — строго спросил Струков. Он не сомневался, что Тренев не стрелял бы, если бы узнал его.
— Так я… думал… зачем ему?.. — Тренев был в таком замешательстве и страхе, что не знал, как объяснить свой поступок. Струков молчал. Если о Треневе сообщить в Совет, то пушнина может уплыть из рук. Все забрать у Тренева? Это было заманчиво, но Струков опасался, что рано или поздно Тренев проболтается.
— Вы поступили неосторожно и неправильно, — сказал он строго, но с ноткой доброжелательства. — Так ведь и за решетку можно угодить.
Тренев сразу же уловил изменившееся настроение Струкова и предложил с надеждой в голосе:
— Возьмите, Дмитрий Дмитриевич, эту пушнину. Я виноват и надеюсь, что…
— Не в моих правилах хорошим людям чинить неприятности, — Струкову предоставилась возможность приобрести себе сторонника. На всякий случай. Он может пригодиться. — Каждый может споткнуться. Я готов забыть случившееся…
— Дмитрий Дмитриевич! — Тренев в порыве благодарности пополз к Струкову, стараясь поймать его руку: — Вовек… не забуду… клянусь…
Струков резко приказал:
— Встаньте! — Он знал, что эта клятва стоит не больше горсти снега под их ногами. Но если его держать в страхе, то более исполнительного и преданного лакея не найдешь.
Тренев торопливо поднялся на ноги. Струков сказал ему:
— Два мешка сейчас же отвезите мне домой! Один останется вам.
— Я сейчас, мигом! — засуетился Тренев.
Слова Струкова не только принесли ему облегчение (опасность миновала), но и обрадовали его. Струков входит с ним в пай, связывает себя с ним, становится соучастником. Значит, теперь у него, Тренева, есть солидный покровитель, с которым можно обделывать неплохие дела. Струков предупредил:
— Никому ни слова!
— Что вы, Дмитрий Дмитриевич! Я нем, как могила!
— Поезжайте. Я следом за вами пойду. — Струков нашарил ногой в снегу револьвер Тренева, поднял его, обтер снег и произнес с усмешкой: — А стреляете вы плохо! Иногда жизнь зависит от верно посланной пули!
— Слишком вы неожиданно появились, — признался Тренев, с опаской ожидая, что же Струков сделает с его револьвером. У Тренева даже мелькнула заставившая его вздрогнуть мысль: «Не пристрелит ли он меня из моего же револьвера?»
— Запомни, кто первый попадает, тот всегда побеждает. — Струков протянул Треневу револьвер. — Возьми и в следующий раз держи его крепче в руке. Езжай!
Вернувшись в поселок, Струков направился к дому Бирича. Старый коммерсант встретил его у порога.
— Вы — один?
— А с кем же я должен быть? — Струков увидел. Что старый коммерсант очень взволнован.
— До сих пор Трифона нет, — сообщил Бирич. — Ушел давно прогуляться, и нет до сих пор. Уж не случилось ли что-нибудь?
— Напрасно тревожитесь, — сказал дружелюбно Струков. — Трифон молод. Одиночество во время болезни осточертело ему, вот он и решил наверстать упущенное.
— Может быть, — согласился Бирич, но успокоение к нему не пришло. Он пригласил Струкова в комнату, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги сына за окном.
— Я на минутку, — предупредил Струков.
— Рыбина жду с минуты на минуту, — сообщил Бирич, но Струков покачал головой:
— Я по другому поводу, — и, устремив на Бирича пристальный взгляд, сообщил: — А Клещин бежал из Ново-Мариинска…
— Что-о-о?! — Бирич приподнялся в кресле, и его лицо залила бледность. — Что вы сказали?
— Клещин бежал, — повторил Струков.
— Куда? — пальцы Бирича впились в подлокотники кресла. Поняв, что Струков не шутит, он прошептал: — Не может быть…
— Бежал в тундру, — Струков удивился той перемене, которая произошла с Биричем. Он сидел, точно придавленный непосильной тяжестью. Лицо его набрякло. Голова опустилась на грудь. Слишком сильным был удар, нанесенный Струковым.
— Как же мне теперь быть? — тихо спросил Бирич. Он в эти минуты забыл даже о сыне.
Струков был доволен произведенным впечатлением. «Готов, — с внутренней усмешкой определил он. — Можно переходить к главному».
— Я готов вас выручить.
Бирич поднял голову, встретился взглядом со Струковым. В глазах коммерсанта трудно было что-нибудь прочитать. Тень от бровей падала на них, и Струков только чувствовал, что на него устремлен пристальный, вопросительно-подозрительный взгляд. Бирич молчал. Он ждал, что дальше скажет Струков. Но Струков не торопился открывать сразу все свои карты и тоже молчал. Бирич был вынужден спросить:
— Что я должен для этого сделать?
— Я сообщу, что отправил Клещина под лед, — Струков точно не слышал вопроса Бирича. — Я рискую, но… готов вам помочь.
— Как же я отблагодарю вас? — Биричу с трудом дались эти слова. Он привык вымогать сам, и это был первый случай, когда вымогали у него.
— Поделитесь немного пушниной. Не откажусь и от… — Струков потер большим и указательным пальцами, усмехнулся.
— Сколько? — голос у Бирича был сухой, без всякого выражения. Он сидел не меняя позы.
— На ваше усмотрение.
Бирич поднялся с кресла. Струков подумал, что коммерсант намеревается немедленно с ним рассчитаться, и поторопился сказать:
— Потом, потом. Я сейчас спешу.
— Хорошо, — Бирич проводил Струкова до порога и, прощаясь с ним, крепко пожал ему руку.
— Я не забуду вас.
Струков, довольный собой, быстро дошел до дома Свенсона. Там веселье было в разгаре. Еще с улицы Струков услышал громкие голоса, смех, выкрики. За ярко освещенными окнами мелькали силуэты людей. В предвкушении обильной выпивки Струков вошел в дом.
В лицо ему ударил смешанный запах жаркого, вина, табачного дыма. Появление Струкова на пороге столовой вызвало бурю восторга.
— Вам штрафная! — протянула ему бокал Елена Дмитриевна. Она заметно была навеселе. Лицо ее пылало, а глаза поблескивали, точно подсвеченные изнутри. Она сейчас казалась особенно привлекательной.
Свенсон сидел рядом с ней во главе стола и самодовольно улыбался. Он кивнул Струкову и жестом пригласил его к столу. Пчелинцев потеснился, и Струков уселся рядом с ним. Ему передали от Елены Дмитриевны большой хрустальный бокал, наполненный ромом. Женщина не спускала с него зеленых глаз, улыбалась и ждала, когда он выпьет. Струков с опасением взглянул на бокал. Рому было слишком много, Елена Дмитриевна закричала: