— Побежали!
Он торопился вернуться в Ново-Мариинск засветло. Рыбин сел на нарты, и тут что-то заставило его обернуться. Он увидел в дверях барака Баляева. Еремеев закричал на собак, и нарта двинулась. «Зачем, зачем, я ему все рассказал?» — с запоздалым раскаянием корил себя Рыбин. Теперь он в руках Баляева, и тот может его выдать или же заставит что-нибудь сделать ужасное. Рыбин судорожно глотнул слюну. Он едва сдерживал слезы.
Но как ни погонял Еремеев собак, они приехали на пост уже в темноте Еремеев остановил упряжку, у дверей дома Тренева. Окна были освещены. Рыбин с бьющимся сердцем вошел в дом. Едва он переступил порог, как услышал недовольный голос Пчелинцева:
— Наконец-то соизволил явиться!
— Наш председатель! — насмешливо сказал Струков. Он был чуть навеселе. — А мы кто? Его подчиненные, Ха-ха-ха!..
Струкова никто не поддержал. Бирич сухо сказал:
— Начнем.
Рыбин пристроился в углу, в тени. Отсюда ему, всех было хорошо видно.
Кроме членов Совета в комнате находились Рули и Стайн. Тренев сидел на своем обычном месте, в дверях, ведущих во вторую комнату, Бирич устроился у стола около лампы.
После гибели Трифона старый коммерсант заметно изменился. Он стал более замкнут, скуп на слова. В тот день, когда Павел Георгиевич узнал о смерти сына, он поклялся отомстить за него — уничтожить всех большевиков и тех, кто им сочувствует. Бирич больше не строил планов стать компаньоном Свенсона или хозяином этой земли. Теперь у Бирича было одно стремление — мстить. Он обратился к Соболькову, который сидел у двери:
— Рассказывай…
Соболькова никто не перебивал. Когда он замолчал, Струков выкрикнул:
— Надо немедленно нагрянуть и всех в расход!
— Может быть, было бы иначе, если бы вы там побывали, — сказал Бирич Струкову и обернулся к Рули: — Как мы ответим на удар марковцев?
— Сейчас никак, — Рули ожидал, что его ответ вызовет удивление, и поэтому он спокойно отнесся к поднявшемуся шуму.
— Почему? — приподнялся с табуретки Бирич.
— Завтра они и нас перестреляют! — Пчелинцев передернул плечами.
— Надо немедленно наказать марковцев, и я за это берусь! — воинственно заявил Струков.
— Марковцы могут на пост напасть! — заметил Тренев.
Чумаков молчал. Он с изучающим любопытством смотрел на Рули. Ему была непонятна перемена в настроении американца. Ведь он же подал мысль о посылке убийц в Марково, и вдруг такое миролюбие, может быть, он чего-то испугался? Чумаков спросил Рудольфа:
— Вы хотите оставить марковцев ненаказанными?
— Пока, — Рули хорошо владел собой. Он неожиданно спросил: — Когда к Ново-Мариинску может подойти первое судно?
— Весна нынче ранняя. — Бирич не понимал, какая связь между началом навигации и тем, что они обсуждали. — В середине нюня пароход может быть здесь.
— Льды уже начали таять, — заметил Тренев. — И через месяц лиман очистится.
— Значит, в конце мая, — раздумывая о чем-то, проговорил Рули. — Сейчас третье мая. Ну что же, ждать недолго.
— Чего? — разок спросили Струков и Пчелинцев. Чумаков насторожился. Рули что-то замыслил. Скажет ли?
— С первым рейсом шхуны «Нанук» сюда прибудет полковник Фондерат.
— Фондерат? — изумленно переспросил Струков.
— Да, — коротко подтвердил Рули. — Вы, кажется, знакомы с ним?
Струков был ошеломлен. Еще не хватало здесь Фондерата! А впрочем, пусть приезжает. Посмотрим, что он тут сможет сделать. Чукотка не комфортабельный кабинет в контрразведке. Пусть Фондерат не рассчитывает на него, Струкова. Он подумал о накопленных мехах и решил, что с первым же судном уберется отсюда.
— Да, я знаком с Фондератом, — подтвердил Струков. — Прекрасный человек и специалист своего дела.
От Рули не ускользнули насмешливые нотки в тоне Струкова, но он не обратил на это вникания и продолжал:
— Вот полковник Фондерат и займется Марково, а нам сейчас необходимо создать в Ново-Мариинске группу коммунистической партии.
— А? — произнес, точно икнул, Тренев.
— Прошу вас выслушать меня внимательно. Вы знаете, что Петропавловск больше не поддерживает, с нами связи. Кто-то сообщил ему о событиях здесь. Там готовятся с началом навигации прислать сюда карательный отряд. Мы должны предупредить большевиков. Полковник Фондерат должен оказаться здесь раньше. Возможно, он прибудет с солдатами. Мы обязаны сейчас вызвать в Петропавловске доверие к себе…
Рули говорил долго и убедительно, Постепенно все пришли к выводу, что Рули прав. Пчелинцев спросил:
— Только где мы возьмем коммунистов?
— Я думаю, что отыскать их нетрудно, — вступил в разговор Бирич. — Сколько человек надо?
— Пятерых будет достаточно, — сказал Рули. — Надо отобрать верных, преданных нам людей, но не из богатых.
— Я думаю, что мы можем рассчитывать на Михалева и Лоскутова, — назвал Бирич имена своих агентов, которые в то же время вели и свою маленькую торговлю. — Михалев принимал, правда, участие в ликвидации ревкома…
— Это не помешает, — подал голос Стайн. — Надо еще одного-двух человек.
— Можно взять еще Учватова, — предложил Чумаков.
— И обязательно его, — Рули указал на Рыбина. — Это будет хорошо. В Петропавловске знают, что он председатель Совета, а тут окажется, что он еще и коммунист.
— Нет, нет! — Рыбин вскочил на ноги. — Не надо! Я не хочу!
— Чего вы так испугались, мистер Рыбин? — спросил Рули. — Вам оказывают честь, доверие, а вы отказываетесь.
— Я… не могу. Я устал.
— На копи можете больше не возвращаться, — Бирич по-своему понял слова Рыбина об усталости. — Будете работать в моем складе. Вы довольны?
— Да… спасибо… — Рыбин понял, что возражать, спорить бесполезно, и он сел на место, бессильно опустив плечи.
На следующий день. Учватов, обливаясь от волнения и страха потом, передавал непрерывно в эфир телеграмму-извещение: «Москва, Совнарком. Иркутск. Военревком. В Анадыре организовалась группа коммунистов-большевиков. Частная торговля, спекуляция, эксплуатация труда в Анадыре места не имеют. Все уездное хозяйство организуется на коммунистических началах посредством трудового фронта, организованного для спасения края от хозяйственной разрухи. Все рыбалки социализированы. Просим телеграфировать все руководящие декреты, мероприятия Советской власти, так как телеграф, ввиду отрезанности края, единственное средство сообщения с центром. Предком группы Михалев, секретарь Соколов, члены Учватов, Лоскутов, Рыбин».
Учватов добивался подтверждения, что Петропавловск, Охотск, Гижига, Иркутск, Москва приняли эту телеграмму. Радиостанции не отзывались. Подтвердил только Ном. Шли дни. Учватов по приказу Бирича продолжал передачу, обращения и запроса, но эфир безмолвствовал… В Ново-Мариинске становилось все тревожнее…
— Те, кого мы арестовали в стойбище Аренкау, дали нам подписку, что больше никогда не поднимут оружие против трудового народа и революции. Они все, как мне кажется, искренне раскаялись, что поддались уговорам Черепахина и выполняли его бандитские приказы, — Чекмарев раскрыл папку и пододвинул ее товарищу Роману. — Вот тут их расписки.
— Сколько их? — спросил Роман.
— Восемь человек, ну и плюс Парфентьев, — сказал Дьячков.
— Эту сволочь давно надо расстрелять! — не удержался Каморный. — Хотя бы из-за Новикова…
Лицо Романа помрачнело. Он только сейчас узнал о гибели своего старого друга. Антон с жадностью смотрел на Романа. Вот они и встретились. И где? Разве можно было предполагать такое? Роман добирался до Марково полтора месяца, выглядел измученным, но, отклонив предложение отдохнуть, он сразу же занялся делами.
— А точно установлено, что этот Парфентьев виновен в гибели Николая Федоровича?
— Говорят… — пожал плечами Чекмарев. — Я несколько раз расспрашивал Парфентьева, он утверждает, что Новиков сам спрыгнул с нарт, а ему приказал укрыться в горах.
— На Николая это похоже, — товарищ Роман потер лоб, провел ладонью по лицу. — Надо все точно выяснить. Если Парфентьев виновен в гибели Новикова — судить по всей строгости. Но не спешить. Теперь давайте решим с американцем.
— Он у нас в виде заложника, — улыбнулся Чекмарев.
— Есть и второй американец, — напомнил Дьячков. — Джоу. Его жена бросила и бежала к Черепахину, а затем с другим удрала на факторию в Чаунскую губу.
— Рана его зажила? — спросил товарищ Роман о Мартинсоне.
— Давно, но он хромает, — усмехнулся Чекмарев, — я Утверждает, что не бегал бы от нас, да эта Микаэла его с панталыку сбила.
— Хорошо, что не расстреляли его под горячую руку, — сказал Роман. — Лишних осложнений в отношениях с Америкой не будет. Мы его целехонького доставим в Ново-Мариинск, а оттуда отправим прямо в Штаты!
— В Ново-Мариинск? — спросил Чекмарев. Все с любопытством посмотрели на товарища Романа.
— Есть, товарищи, указание Приморского комитета партии восстановить Советскую власть в Ново-Мариинске.
— Каким образом мы это сделаем? — спросил Клещин. Он вспомнил о Бириче, Струкове, милиционерах и американцах. — Там же хозяйничают колчаковцы и коммерсанты.
— Разве у нас сил меньше? — товарищ Роман удивленно посмотрел на членов Марковского Совета. — Мы должны Дней через десять выступить из Марково. Надо собрать всех, кто с нами.
— У нас небольшой отряд есть, — сообщил Каморный. — Привлечем чукчей из ближайших стойбищ. Рэнто придет со своими. Кабан приведет человек двадцать устьбельцев.
— Ну вот видите, сколько нас! — с улыбкой взглянул Роман на Клещина.
Через чар уже готов был план действий.
Поздно вечером товарищ Роман и Антон сидели за ужином, Нина Георгиевна была за хозяйку. Она возилась у плиты, жарила мясо и старалась как можно реже входить в комнату, не мешать их беседе. Товарищ Роман, выслушав рассказ Мохова о болезни и смерти Наташи, молча пожал Мохову руку. Потом он поднялся и подошел к кроватке сына Антона. Младенец спал, чуть-чуть причмокивая. Товарищ Роман долго смотрел на ребенка, потом вернулся к столу и спросил: