в два счета, а разумники — искушенные конспираторы, такая топорность не в их стиле.
И даже если за мной охотятся разумники, что они могут мне сделать? Вот интересный вопрос: можно ли убить человека, если и жертва, и убийца имеют обязательные телефонные номера. Кажется, невозможно: следствие тут же засечет киллера. А между тем — не по официальной статистике, а по слухам и свободным вбросам в Интернет, — люди, случается, пропадают и теперь. Да и вообще преступность, пусть в меньших масштабах, чем прежде, тлеет углями под сладким дымком благополучия. И трупы со следами насильственной смерти находят, и бандиты грабят, и воры воруют. И полиция с ГУБом не бездельничают, ловят кого-то…
— У тебя и вправду что-то случилось? — Мила внимательно смотрела на меня.
Я взял ее за руку:
— Очень расстроишься, если я вдруг погибну?
Мила не отдернула руку. Ее большой рот искривился в напряженной усмешке:
— Ты что, опять собрался ракетные двигатели испытывать? Или записался добровольцем на Кавказскую линию?
— Подожди. А если я вдруг разбогатею?
— В лотерею полмиллиона выиграешь?
— Получу двадцать пять миллионов за риск.
Она сощурилась:
— Хочешь, устрою тебе консультацию у хорошего психиатра? — И высвободила руку: — Налей-ка лучше еще. Сто лет шампанского не пила.
— Слушай, я не шучу! Я тебе всё объясню, потом. А сейчас ответь: если приду к тебе с такими деньгами…
— Ко мне?
— А к кому же еще! И скажу: брось к черту свою больницу, хватит горшки из-под больных выносить…
— Какие горшки, придурок? Я — старшая медсестра!
— Хорошо. Тогда скажу: оставь свою блестящую карьеру, выстроим дом где-нибудь на природе и — плевать на весь свет — уединимся, будем жить друг для друга…
— Ах ты, сволочь! — вскипела она. — Все-таки запел о вечной верности!
И тут я не выдержал, вскочил и бросился к ней:
— Мила, Мила!
Вначале она отбивалась, отбрасывала мои руки, уклонялась от моих губ. Потом стала поддаваться, но так, что каждый поцелуй, каждую расстегнутую пуговицу мне приходилось брать с бою. В итоге мы опрокинулись на кровать, даже не раздевшись до конца.
— У, черт, — возмущенно крикнула она, — какой ты стал тяжелый!
— Ты просто отвыкла от меня, отвыкла, родная моя…
— Мне больно, больно же!
— У тебя просто давно этого не было. Сейчас всё будет хорошо. Сейчас, сейчас, сейчас…
Настоящий наш разговор состоялся посреди ночи. Я проснулся, увидел, что Мила тоже не спит, и потянулся к ней:
— Ты в рубашке, зачем? Тело твое совсем не изменилось, такое же молодое.
— Хочешь сказать, что рожа постарела?
— Ну, не цепляйся к словам.
— А ты не подлизывайся! Утром всё равно выгоню.
— Я-то как раз хотел просить, чтобы позволила мне у тебя пожить немного.
Она приподнялась на локте:
— За тобой что, и вправду кто-то гонится? Почему ты думаешь, что у меня не найдут, неужели без телефона ходишь?
— С телефоном, конечно. Без телефона сейчас не то что в метро, в порядочный магазин не войдешь.
Глаза Милы в ночном полусвете блестели знакомой ехидцей, по которой я так стосковался.
— Вот что, неуловимый Джо, — сказала она, — если действительно собрался со мной пожить, я тебя для начала все-таки сведу к психиатру. У тебя мания преследования.
— Помолчи, язва! Сейчас такое расскажу, больше не уснешь. Только учти: если хоть кому проболтаешься, мне точно крышка.
И я рассказал ей всё. Про вызов к Акимову и его поручение, про свои поиски в Интернете и раздумья, про встречу с Биллом и появление загадочного "хвоста". Рассказал, как обычно удивляясь, насколько события, со мной случившиеся, и мои собственные мысли становятся в общении с Милой отчетливее для меня самого.
— Во дурдом-то! — сказала она, когда я выговорился. — Прямо как в старом боевике. Дурдо-ом! — легла на спину и прикрыла глаза.
— О чем ты думаешь? — не выдержал я через минуту.
— Думаю: если в самом деле притопаешь ко мне с миллионами и мы потом опять не рассобачимся…
— Ну?
— Могли бы ребенка взять на воспитание.
— Подожди строить планы, еще деньги не в руках! Надо сначала работу выполнить и при этом голову сохранить.
— Так шевели мозгами.
— Не понимаю я ничего! Этот хвост проклятый вообще всё запутал.
— А если б его не было? — Мила повернулась на бок и слегка притиснулась ко мне грудью. Похоже, мой рассказ ее возбудил.
— Не думать о нем пока? Легко сказать! Уж очень дергает нервы, когда за тобой крадутся. Но ты права: сейчас надо выделить главное — то, что может привести к разумникам. Даже если странность, то главную.
— Давай, — поддержала она, — выделяй.
— Хорошо, смотри: Акимов назвал полученный им ультиматум кончиком нити, за который я могу ухватиться. Черта с два! Поди догадайся, откуда — географически — это письмо выпорхнуло. Насколько я понимаю, чтобы отправить послание в Интернете и не дать засечь свое место, надо владеть маскирующей сетью транзитных узлов. Тайно раскинуть ее и поддерживать могут несколько толковых специалистов. А вот чтобы попытаться — без всякой гарантии успеха — ее вскрыть, надо бросить неимоверное количество агентов со специальным оборудованием.
— Скажи еще, армию послать, — засмеялась Мила.
— Да, потребуются настоящие военные действия. Они под силу не одиночке вроде меня, только государству. Государство же ввязываться не хочет. У него с разумниками нечто вроде перемирия.
— Почему?
— Не знаю, не знаю… Хотя, пожалуй, это и есть самое любопытное.
— Главная странность?
— Возможно, — согласился я.
— Тогда крути ее, крути! — Мила прижалась ко мне плотнее.
— А что тут выкрутишь? И власть, и революционеры как-то странно себя ведут. Не по вековым правилам, особенно русским. В нашем обычае изводить друг друга под корень.
— Давай, давай!
— Ну, интересно вникнуть в психологию обеих сторон, в мотивы, — рассуждал я.
— С психологией обожди, потом в нее залезешь.
— Хорошо, оставим психологию, нужен конкретный путь к разумникам. Что остается? — я смотрел прямо в глаза Милы. В них больше не было ехидства, в них светилось что-то, чего не бывало давным-давно, что-то, напоминавшее о восхищении мною в молодые годы. Я погладил ее по щеке: — Остается только, раз наша главная странность так несуразно велика… поискать, где она выпирает из подполья на поверхность обычной жизни, согласна?
Мила простонала в ответ что-то невнятное.
— Умница! — я чмокнул ее в нос. — Если разумники стали частью системы, значит, они расхаживают где-то на свету и не могут не наследить… Да подожди ты!
Мила, завернув свою рубашку и учащенно дыша, взбиралась на меня:
— Утром додумаешь, утром, на свежую голову.
— Не трогай! — стал я отбиваться. — Сейчас я всё равно ничего не смогу!
— А я тебя уговорю-у…
6.
ОТ КОГО: Орлова Валентина Юрьевича.
КОМУ: Третьему секретарю правления АО "Глобал-Калий СПб" Князеву Сергею Иоанновичу.
СОДЕРЖАНИЕ: Любезнейший Сергей Иоаннович! С тяжелым сердцем дерзаю обеспокоить Вас в неусыпных Ваших трудах, устремленных на процветание отечественного бизнеса и служащих украшению российской словесности. Охотно допускаю, что мотивы мои, подвергнутые мудрому Вашему рассмотрению, могут показаться Вам прискорбно незначительными. И все-таки осмелюсь известить, что был бы Вам бесконечно признателен, если бы Вы сочли возможным передать глубочайше уважаемой Елизавете Валерьевне Акимовой мою покорнейшую просьбу о встрече с нею для обсуждения некоторых научно-философских проблем, скорей всего, являющихся не более чем игрой моего парящего в абстракциях ума, однако же, меня волнующих. Ожидаю Вашего ответа, как истомленный знойной пустыней странник глотка прохладной воды! С верой в Ваше благородство и Ваши прославленные деловые качества! В.Ю. Орлов
Составляя эту идиотскую шифровку, я не раз проклял папочку прекрасной Элизабет, который не пожелал снабдить меня настоящим шифром для переписки. Но выхода у меня не было.
К необходимости встречи с зеленоглазой красавицей я пришел после почти недельных раздумий. Мысли мои крутились каруселью вокруг всё того же мучительного вопроса: как выйти на след разумников? Первые два дня я провел у Милы, пытаясь на нетбуке тасовать возможные варианты. Что-то смутное едва проглядывало и тут же исчезало. Поиски в Интернете не помогали. Мне был необходим если не мой рабочий, то хотя бы мой домашний компьютер с запасом программ, с базами данных.
На третий день, когда я окончательно понял, что деваться некуда, что мне придется пересилить страх и вернуться домой, Мила была на дежурстве в больнице. Я написал огромными буквами записку: "Не сбежал, ушел в разведку. Звонить буду сам. Люблю!". Прицепил листок на вешалку в прихожей — так, чтобы Мила его сразу увидела, — и выскользнул за дверь.
До метро я дошагал спокойно, в вагоне под землей тоже не чувствовал тревоги, но, когда вышел на своей станции и поднялся на поверхность, сразу — со спины — появилось неприятное ощущение слежки. Скорей всего, это была мнительность, однако я не мог ее преодолеть. Впервые в жизни я испытал ощущения крысы, вынужденной перебегать из норы в нору по открытому месту. Мне не хотелось быть крысой, я заставлял себя сохранять спокойный вид, прямую осанку и, кажется, это удавалось. Вот только идти медленно я не мог и почти долетел до своего дома.
Вспомнив старые детективные фильмы, я, прежде чем войти в квартиру, осмотрел дверные замки. На них не было царапин и открылись они легко: похоже, в них никто не ковырялся. В самой квартире тоже всё было на своих местах, никаких чужих следов. Крутящееся кресло перед компьютером — в том самом положении, в каком я бросил его, когда развернулся и встал, чтобы отправиться на встречу с Биллом в "Евгения и Парашу".
Надо было браться за дело, а внутри у меня что-то сопротивлялось. Задача казалась непосильной, обещанное Акимовым богатство — химерой. Единственное, чего мне хотелось, — опять оказаться рядом с Милой в теплой постели и больше оттуда не вылезать. Но теперь, когда я сам раздал авансы, и не только Миле, но еще и Акимову с Биллом Шестаком, это возвращение надо было заслужить. И я включил компьютер.