— Понял, разберусь. А кто на меня все-таки глаз положил, ГУБ?
Билл с сомнением качнул головой:
— У губанов своя служба телефонного контроля, посильнее нашей. Для чего им в наши компьютеры скрестись? Да и хамы они почище нас, полицаев. Если им что понадобится, украдкой не станут лезть, придут и потребуют — дай!
— Кто же тогда? Разумники?
— Всё возможно. Самое удивительное: хакерство хакерством, а мой лейтенант засек, что вокруг твоего дома уже несколько дней какой-то телефонный номер на своих ногах крутится. Вот этого никак не пойму! Если есть сила к ГУВД в мозги вколоться, на кой ляд пешего партизана вдобавок посылать?
Зимний вечер переходил в ночь. Свет наших фар летел по пустынному шоссе. Встречные машины попадались редко, да и огни придорожных поселков пробегали мимо какой-то разреженной цепочкой, бессильной в темноте. Казалось, мы с Биллом не едем, а плывем сквозь почти межпланетную пустоту. Это ощущение с одной стороны успокаивало, а с другой — вливало в душу уже всеохватную тревогу, еще большую, чем за собственную жизнь.
— Как думаешь, — спросил Билл, — отчего разумники так начали эффектно, а потом вдруг штык в землю воткнули?
— Сначала я думал, что они хотели прекратить избиение невиновных. Ты же понимаешь, что арестованные, которых показывали по телевизору, были случайными людьми?
— Чего ж тут не понять! — фыркнул Билл.
— Но потом я догадался: рыцарство было лишь поводом сложить оружие.
— Почему только поводом? Разумники ведь не арабы. Это те могут своим террором хоть сто лет забавляться, а на гибель мирных соплеменников чихать. У русских все-таки — совесть.
— Именно потому, что разумники не арабы, а русские. По нашей революционной логике ведут себя иначе. Вот, скажем, был такой Фёдор Раскольников, из мичманов взлетел в адмиралы. Командовал Балтийским флотом, по приказу Ленина топил Черноморский, чтоб не достался немцам. Понадобилось ему на Каме спасти полтысячи смертников, набитых в баржу, — подплыл за ней к неприятельскому берегу и утащил на буксире под огнем, от белых к своим.
— Что же разумники по этой логике должны были сделать?
— Выйти из подполья, — сказал я, — вступить в открытый бой, победить или погибнуть.
— По-твоему, они что, струсили? — удивился Билл.
— Ни в коем случае! Трусы не стали бы начинать, не стали бы даже готовиться. Сам представляешь, что такое получать хоть тот же нитроглицерин для ракетного пороха на самодельной установке.
— Так почему же они отступили? — Билл требовал ответа.
— Поняли что-то в нынешней российской жизни. Что-то, делающее борьбу бессмысленной. Что-то очевидное, тебе и мне знакомое, только нами, в отличие от разумников, еще не осознанное до конца. Они это поняли и утратили… не люблю дурацкое слово "пассионарность"… утратили тот кураж, который мичманов делает адмиралами.
— А правительство почему их не добило?
— Думаю, власть поняла то же самое, что поняли разумники, и вслед за ними растерялась. Утратила собственный кураж — тот, который из серых посредственностей делает сталиных, или хотя бы андроповых.
Мы въехали в город.
— Куда ж тебя отвезти? — задумался Билл. — Домой тебе лучше пока не соваться. Давай ко мне, поживешь у нас.
— Не хватало еще твою жену впутывать.
— К Милке тогда?
— А куда же!
Для пущей конспирации Билл на плохо освещенном участке улицы изменил цвет машины и номера, потом остановился не у дома Милы, а у соседнего.
— Показывай теперь, что накопал.
Я достал распечатки Элизабет и протянул ему. Держа листы на коленях, подсвечивая маленьким ручным фонариком, он, щурясь, пробежал текст:
— Ну надо же! Вот тебе и "Параша"! А с виду так мило всё — китаяночки, граф Хвостов, коньяк "Александр Благословенный"… Как ты туда полезешь?
— Не знаю еще. Подумаю. А можешь по своим каналам проверить, что там у этих ресторанчиков происходило с "крышами" и какие у них сейчас "крыши"?
— У конкретных заведений? Конечно, смогу. — Билл всё еще глядел на распечатки. — Удивил ты меня, удивил. А теперь я тебя удивлю, — он что-то сделал на своем телефоне и поднял руку с ним ко мне: — Полюбуйся! Номер того партизана, который за тобой хвостом волочится. Знаешь его?
Этот номер я действительно знал. Мудрено было не знать после нескольких лет, проведенных в "Неве-Граните". Это был телефонный номер Игоря Сапкина.
8.
— Господи, пришел! — голос у Милы дрожал, она и сама дрожала. — Хоть бы разочек позвонил, я ведь не знала, что и думать!
— Не звонил, потому что боялся за тебя. Мой телефон могли подслушивать. Перехватили бы наш разговор, и ты бы к этим следопытам под наблюдение попала. А черт их знает, что они способны вытворить… Да погоди, я хоть куртку сниму и ботинки.
Она не позволила — обхватила руками, прижалась, и мы долго так простояли у порога. В нашем крепком, молчаливом объятии не было возбуждения. Просто в эти минуты мы были с ней друг для друга всем на свете — нашим нелепым прошлым, нашими неродившимися детьми и внуками, нашим неизвестным будущим. Пожалуй, только сейчас она поверила, что я никуда больше от нее не денусь. Во всяком случае, по своей воле. Попросту говоря, если останусь жив.
Когда она чуть оторвалась от меня, первым делом спросила:
— Есть хочешь?
И я почувствовал, что в самом деле проголодался. Мой рацион за весь день состоял из нескольких глотков коньяка и шоколадной конфетки.
— Хочу! Приготовь, а мне пока нужно кое-что проверить. Десять минут, не больше!
То, что я собрался выяснить, можно было добыть в Интернете и с помощью нетбука, благо сведения об Институте искусственного интеллекта находились в открытом доступе. Меня интересовало его финансирование. Вот оно, по уставу — смешанное: деньги спонсоров плюс доходы от собственной деятельности. Единственный спонсор, понятно, Валерий Акимов, а собственная деятельность — производство роботов. Оказывается, несмотря на поголовный телефонный контроль и целую армию бойцов из охранных агентств, самые дальновидные бизнесмены выбирают роботов-охранников. Элизабет сказала, что красавчик Ромео запущен в серию и на него поступили десятки заказов. Проверяем. Ага, десятки эти составляют на деле ровно пятнадцать штук. Смотрим их отпускную цену — недорого. Получается, что прибыль от всех Ромео обеспечит лишь малую долю институтского бюджета.
Но главная продукция ученых — новые знания, и такой серьезный институт, наверное, публикует массу статей? Ищем список публикаций. Нашли. Не густо, не густо. Правда, количество здесь — не главное. Быть может, для мировой науки эти считанные статьи бесценны. Заглянем-ка в индекс цитирования. Ой-ой-ой! Во всем научном сообществе планеты за всё время деятельности ладожского института на его труды сделаны лишь несколько ссылок. И то, как можно понять, речь идет о мелких, частных вопросах.
Я выключил нетбук. Значит — маскировка, всё — маскировка: и Ромео с его сногсшибательной харей, и статейки. Черт побери, чем же тогда все эти исполненные достоинства леди и джентльмены в белых халатах там занимаются?!..
На кухоньке у Милы работал небольшой телевизор. Смотрела, наверное, чтобы отвлечься от своей тревоги в ожидании меня. Показывали какую-то очередную игру. Ведущий вопрошал игроков: "Западный император, пошедший войной на Россию и потерпевший сокрушительное поражение. Варианты ответа: Юлий Цезарь, Карл Великий, Наполеон Бонапарт, Иосиф Габсбург. Время пошло!" Игроки впали в раздумье, зашушукались между собой.
Несмотря на сумасшедшую усталость, спал я в эту ночь плохо, обрывками. Нервы не успокаивались. И Мила спала тревожно. Всё время старалась обнять меня или хотя бы положить на меня руку. Словно боялась, что я в любую минуту могу исчезнуть.
Под утро мы разговорились.
— Неужели этот Сапкин с разумниками связан? — удивлялась она. — Ты же сказал, что он идиот. Стали бы они такого болвана посылать?
— Не знаю. Может, его втемную используют, чтобы внимание от себя отвлечь. Все вокруг маскируются. Как на войне.
— А ты? — она прижалась теснее.
Мне казалось, что я — солдат-одиночка в чистом поле, которого видно со всех сторон. Один, со старой винтовкой, примкнув нелепый штык, иду в атаку на замаскированные доты и не знаю, откуда в меня жахнут. Но делиться с Милой такими ощущениями не стоило.
— Ну, я тоже не дурачок. По обстановке действую.
— А как ты в этот ресторан пойдешь? С кем будешь говорить, о чем?
— Думаю, думаю. Конечно, сразу в лоб там начинать нельзя. — И вдруг я невольно улыбнулся.
— Чего ты? — удивилась Мила.
— Представил, как Билл туда обедать пойдет. Здорово я ему, наверное, аппетит испортил!
— Здесь тоже нормально готовят, — сказал Билл. — Свининка тушеная по-венгерски — гляди какая!
Мы сидели с ним в ресторанчике "Светлана" на улице Жуковского, в десяти минутах ходьбы от "Евгения и Параши". Стены кабинета, где мы обедали, украшали иллюстрации к балладам, написанным и переведенным учителем Пушкина. Кто сейчас эти баллады читает! Наверняка, сами хозяева заведения понятья не имели, чье имя носит улица, на которой они обосновались. Просто пригласили консультанта, он придумал название ресторана, подобрал картинки. Но и это неплохо, раз вышло со вкусом. Стоит хоть так напоминать людям о чем-то более важном, чем повседневная битва за деньги.
— Это что за старик на скале? — спросил Билл, указывая на одну из гравюр. — То ли на кого-то замахивается, то ли муху отгоняет?
— Царь Поликрат. Бросает перстень в море, чтобы отвести от себя гнев богов.
— Отвел?
— Нет. Боги перстень ему возвратили и всё его царство вместе с ним уничтожили.
— Да уж, — вздохнул Билл, — от судьбы не откупишься… А откуда ты, Валун, всё это знаешь?
— Читал Жуковского. Прежде, чем сюда отправиться. Раз ты в "Парашу" больше решил не ходить.
Билл поморщился:
— Если есть вероятность, что в "Параше" логово, мне харчиться в ней — западло. И за тебя, Валун, беспокойно: как ты туда сунешься?