— Правду говорит папаша.
— Молчи, куролов несчастный, — рубанул Мацак. — Иди лучше, строй свой дом.
Окружающие вновь засмеялись.
Мацак долго искал глазами Рудо и не заметил, что тот сидит около Мариенки.
— Я должен уступить ему место? — шепнул ей Рудо.
— Кому?
— Ну, вашему Штефану.
— Моему? — она нахмурила брови. — А почему моему? Может, Вильминому?
Оба они уставились на Штефана, который, подсев к Тоно, отпил из бутылки и передал ее дальше.
— Он пошел за вами, — кивнул Рудо головой в сторону Штефана, — и вы тотчас же предстали перед нами. А со мной как вы поступили?..
Она покосилась на Рудо, а тот, не дожидаясь ответа, захватил губами горлышко бутылки, и, казалось, не хотел от нее оторваться. Мариенка взяла ее у Рудо, передала Бакошу и сказала:
— Вы должны были мне все объяснить, а не заигрывать так по́шло.
— Выходит, выбрал я плохую тактику, — шепнул он, надувая губы. — Но я хочу исправить то, что испортил.
«Лучше бы мне сесть к Штефану», — подумала про себя Мариенка и сделала вид, будто бы не слышит слов Рудо.
У Рудо задрожала сигарета в руке. Он тупо смотрел в темноту, уже не воспринимая разговора рабочих, и даже не заметил, как снова разгорелся костер.
— Я вас, видно, не интересую, — процедил он вдруг сквозь зубы и повернулся к девушке спиной.
Мацак подсел к Мариенке с грустным вздохом:
— Да, девонька моя, разве ты знаешь, каким я был в молодости? А был я здоровенным детиной, только работы тогда никакой не было. И теперь, хотя я уже старый, есть у меня еще порох в пороховнице. Скажу так: у кого руки сильные, умелые, тому жить хорошо.
Мишо Бакош подмигнул Мариенке:
— Не верь ему. Одних рук мало. Надо к тому же и под шапкой, — он поднес руку к голове, — кое-что иметь.
— Вот это меня и сердит, — забормотал Мацак. — Свет как был, так и останется. Раньше паны жили за счет бедноты, а теперь, почитай, у умных животы будут пухнуть. Люди вроде все одинаковые. Но что поделаешь с такими, у кого голова не варит как надо? Разве их научишь управлять машиной? Не оправятся, хоть уши им оторви. Вот таким снова и дают лопату в руки: возьмите потейте, чтобы у умных сало не растопилось.
Бакош рассмеялся:
— Брось, технике каждый научится. Ну, а если есть в семье ребенок, который ни к чему не способен, так позаботится о нем общество. Разве я не прав?
Мацак не спорил. Назвал только мудрецом Бакоша. Да и как с ним не согласишься, если он умеет все толково объяснить.
— Правильно говоришь, — подтвердил Валко. — Ведь и я хорошо живу, хотя у меня не бог знает сколько ума в голове.
— Нет, ума у тебя в котелке хватает. Даже очень хватает, — сказал серьезным тоном Бакош и после небольшой паузы добавил: — Но, к сожалению, только для себя.
Все весело засмеялись. Водка разгорячила людям кровь, и вот уже кто-то озорно запел:
Дай мне бог жену такую,
Чтобы мирно было нам,
Чтоб она меня в пивную
Провожала словно в храм.
Тоно достал с жару печеную картошку и, обжигая пальцы, с силой стал дуть на нее, потом не выдержал и бросил в траву. Хитро улыбнувшись, сказал:
— Уж лучше тогда взять женку прямо из корчмы!
— Вот именно, — кивнул Валко.
А Мацак среагировал иначе:
— Стервец, еще свою жену не оставил, а уже за нашей Мариенкой потащился. Не поддавайся, девонька, не поддавайся, — обратился он к ней, — все парни такие негодники. Вот посмотри на этого Рудо. Брандахлыст, ей-богу, брандахлыст…
Рудо надулся и, как ежик, свернулся в клубок. И чего все к нему пристают? Ведь он никому ничего не сделал плохого.
— Вы действительно такой нехороший, — спросила его шепотом Мариенка, — если так говорят о вас?
Рудо рассердился. Разве обязан он ей объяснять, что это неправда? Той, что проявила к нему столько безразличия?
— Думайте, что хотите, — отрезал он.
Но в эту минуту к нему на помощь пришел сам Мишо Бакош. Он посмотрел на него испытующим взглядом и громко сказал:
— Чего напали на парня? Сегодня он работал за пятерых.
Мариенка покосилась на Рудо. Теперь он показался ей непонятным, даже загадочным. Вот у Штефана она всегда могла прочитать все на лице.
Едва Мариенка вспомнила о Штефане, как увидела, что тот встал и, обходя сидящих, направился к ней. Садясь рядом на землю, он нагнулся к ее уху и прошептал:
— Сегодня я тебя провожу домой.
Она кивнула головой в знак согласия.
Разговор о Рудо прекратился. Рабочим показалось, что только сейчас зашумел Ваг. Они прислушались к голосу его волн, и восторг заиграл на их лицах, и на лице Валко, и даже на лице уже запечалившегося Рудо. Человек в коллективе совершенно не такой, каким он бывает один на один со своими заботами. Когда люди вместе, все личное отступает, и на передний план выдвигается то общее, что их интересует и объединяет. Так и сейчас: все еще жили одной радостью — они победили Ваг!
Костер снова угас. Совсем низко над землей пролетел реактивный самолет, и Мишо Бакош повернул голову вслед шуму. Впервые за весь вечер мысли его переключились на другое. Он вспомнил август сорок четвертого года. И тогда он сидел вот так же у костра со своими боевыми товарищами и смотрел на ночное небо: не покажется ли среди звезд зеленый огонек самолета, прилетевшего с востока? Не раскроются ли в лунном свете парашюты с долгожданными боеприпасами?
— Вспоминается мне один эпизод, — вдруг начал он, закрыв на минуту глаза. — Это было на Прашивой во время Словацкого национального восстания. Немцы прочесывали горы. Против нашего отряда действовало два полка эсэсовцев. Они окружили нас и считали, что с отрядом покончено. Положение было действительно критическое. Но мы прорвали немецкое кольцо и с боями ушли в соседнюю долину. Почему нам это удалось? Потому что все, как один, горели желанием сорвать планы врага, победить его. Заметьте, когда люди объединены большой целью, они могут совершить, казалось бы, невозможное. Яркий пример этому — наше сражение с Вагом.
Он вытянул из костра тлеющую ветку, прикурил от нее и продолжал:
— Вот я и подумал, не увеличить ли после всего этого наш ударный взвод. Сегодня все мы защищали нашу стройку. Что, если вы, ребята, все вступите в нашу бригаду?
Два каменщика сразу же согласились. Они славно потрудились с бакошевцами во время наводнения, почему бы им не работать теперь вместе на стройке?
Тоно оперся на локоть и немного охрипшим голосом проговорил:
— Что же, можно для разнообразия переменить место жительства. Не все ли равно, в какой бригаде работать.
— Не надо паясничать, — ответил Бакош. — Я предлагаю совершенно серьезно.
— Так и я серьезно, — выдавил из себя Тоно. — Только вы запросите мои документы у Гладкого, товарищ Бакош. У меня ведь не очень хорошее классовое происхождение. Боюсь, что замараю вашу ударную бригаду и у вас лично неприятности будут.
— Мы, прежде всего, оцениваем человека по труду, — ответил Бакош.
— Так-то так, — продолжал, сокрушенно вздохнув, Тоно, и при этом нельзя было понять, говорит он искренне или издевается над бригадиром. — Меня уже однажды упрекали в том, что я якобы хожу с буржуазной прической. Но на поверку оказалось, что все это чушь.
— Бывают, к сожалению, еще всякие искривления, — миролюбиво ответил Бакош.
Пока Тоно вел с Бакошем такой диалог, Рудо очень переживал за своего приятеля. Зачем крутит, соглашался бы. И он обрадовался, когда Тоно, исчерпав свои шуточки, заявил, что отныне он «боец ударного взвода товарища Бакоша».
Рудо и самому захотелось быть в этой бригаде. Почему бы нет? Бакош — бывалый человек, бывший партизан, а сейчас — председатель рабочего комитета. Как умело руководил он людьми во время наводнения! А потом Бакош может рассказать еще о борьбе с фашистами. Это же интересно! И Рудо тоже объявил, что он вступает в бригаду Бакоша.
Услышав это, Штефан недовольно покачал головой и вспомнил о своих спорах с отцом. Отец готов был принимать в бригаду каждого, кто хотел, а Штефан предпочитал только самых лучших.
— Рудо пусть работает там, где работал, — сказал он тихо. — К тому же судимость у него была…
Рудо покраснел и не знал, как быть.
— Ничего, с нами он станет лучше, — сказал бригадир. — Запомни раз навсегда, сынок: в жизни нет просто носителей добра и зла, а есть живые люди. Их надо воспитывать, делать полезными членами общества! Это и задача комсомола.
Мацак добавил:
— Правильно, возьмем его в общий котел.
В костре уже тлели последние ветки, луна спряталась за горы, только ветер еще шумел в прибрежном вербняке. Мужчины распрощались друг с другом, пожелали доброй ночи. Лишь Рудо стоял с опущенной головой, но когда Мариенка уходила со Штефаном, он успел шепнуть ей:
— Мне еще надо поговорить с вами.
Она ничего не ответила.
Все ушли, а Рудо еще продолжал стоять, неподвижно уставившись на угасший костер…
3
Рудо сидел в прокуренном кафе. Он нетерпеливо посматривал на часы и постукивал пальцами по мраморному столику. Играли танго, но такт, который выбивал Рудо, не соответствовал ритму музыки.
Вышли танцевать первые пары. Рудо смотрел на паркет отсутствующим взглядом, иногда рассеянно проводил рукой по длинным темным волосам и снова посматривал на часы.
В дверях появился коренастый мужчина лет сорока с гаком в новом светлом костюме. Он гордо осмотрелся вокруг. Когда Рудо увидел мужчину, лицо его оживилось, он допил остатки черного кофе и поднял руку.
Мужчина его тоже увидел, кивнул большой кудрявой головой и направился к столику Рудо, втиснутому в угол зала у окна. Он подал ему руку, стоя закурил сигарету и крикнул официанту:
— Две стопки и минеральную!
Потом он присел на мягкий стул, выпустил через нос белую спираль дыма и, глядя на оркестр, спросил:
— Они придут?
Рудо кивнул.
— Если она действительно хороша, я дам тебе фотоаппарат.