— Увидите сами, пан Стано.
Стано пододвинул к себе пепельницу и стал сосредоточенно наблюдать за тем, как официант ставит на стол пятидесятиграммовые стопки, бутылку минеральной воды и каракулями записывает на листочке стоимость заказа.
— Когда-то в добрые времена здесь было по-другому, — сказал он не без горечи в голосе. — Официант кланялся мне до земли и ничего не писал. У меня всюду был открытый счет. Так выпьем, ведь и сейчас все-таки можно пока жить.
Они чокнулись и отпили. Стано продолжал:
— Хотели, дьяволы, из меня пролетария сделать. Но у меня самого ушки на макушке. На угольные склады я попал, — он иронически улыбнулся и добавил многозначительно: — Вам, наверное, известно, что алмазы формируются в угле. Мой отец разбогател на дереве, потом перекинулся на текстиль. А я — на уголь… Официант, — крикнул он, — репете́!
Он вытащил из кармана серебряный портсигар с большой витой монограммой и положил его на стол. Потом он нагнулся к Рудо и, задыхаясь от смеха, стал рассказывать:
— Однажды отец решил отметить удачную сделку, пошел в Бистрице на обед и заказал порцию жареного поросенка. Кушанье ему понравилось, и он решил повторить. «Репете́!», — крикнул он, и хозяин принес ему еще одну порцию. За соседним столом сидели три неотесанных радванца и уплетали фасоль. Жареный поросенок возбуждал в них аппетит, и они решили заказать его столь же по-ученому, как мой отец. «Дайте нам репете́!» — попросил один из них. Хозяин, разумеется, принес им фасоль. Надо было видеть, какой истошный крик они подняли!
Рудо смеялся, хотя у этого анекдота была уже длинная борода.
Стано… Когда Рудо приехал на стройку после окончания ремесленной школы, он думал, что не выдержит здесь, вдали от большого города. Тогда-то и произошло знакомство со Стано. Однажды вместе с девушками и товарищем он пошел купаться на Оравскую плотину. Недалеко от них на шоссе вдруг остановился зеленый «Спартак»[8]. Из него вышел Стано со своим братом, молодым священником, и попросил спички у Рудо. Они разговорились. Результатом этой случайной встречи было то, что вскоре вся компания отправилась к священнику домой отведать вина. С тех пор между Рудо и Стано возникла крепкая, хотя и несколько странная дружба. У каждого были свои обязанности: Рудо заботился о веселой компании, Стано — о вине. Так что теперь Рудо уже не чувствовал отсутствия большого города. И еще кое-что ему Стано возмещал: он рассказывал Рудо о своих интересных поездках по Югославии и Италии, о волнующих встречах на море с темпераментными южанками. И теперь Рудо, когда ложился спать, сочинял о далеком голубом море и о белоснежных красавцах лайнерах целые истории, в которых сам был главным действующим лицом.
И сейчас он весь незаметно для себя предался воображению.
Море бушует еще сильнее, чем Ваг. На берег накатываются высокие волны, они с грохотом ударяются о скалы. В волнах плавает девушка с длинными черными волосами. Но вдруг из белой пены выныривает акула. Рудо храбро прыгает со скалы с кинжалом в зубах, подплывает к чудовищу и сильным ударом поражает хищника в самое сердце. Он спасает красавицу и целует ее соленые губы. Она благодарит его и с ответным поцелуем шепчет какие-то сладкие слова.
Рудо взглянул на паркет. И сразу исчезли волны, море уже не шумит, только танцующие пары плывут перед ним в ритме венского вальса.
Он посмотрел на дверь. Входят новые посетители, но тех, кого они ждут, пока еще нет.
— Вчера я познакомился с твоим приятелем, — сказал Стано, — с Тоно Илавским. Интересный тип! Остроумен и понимает, что к чему в жизни. Он обещал прийти ко мне в девять.
Чувство ревности задело Рудо. Зачем понадобилось Стано знакомиться с Тоно? И вообще, что у них может быть общего? Тоно зло насмехается надо всем и даже над тем, что хорошо. Стано совсем другой человек: он потерял много, но довольствуется тем малым, что есть у него сейчас, а именно: местом на угольных складах.
— Сегодня у меня будет чудесно, — продолжал Стано. — Меня посетит художник, академик Крчула. Когда-то мы вместе учились в гимназии.
Как только Рудо услышал, что вечером будет известный художник, сердце его забилось от радости. Одним залпом опрокинул он стакан минеральной воды. Уже несколько лет рисует Рудо оленей, птиц, деревья, портреты женщин. Свои рисунки он развешивает над кроватью в «Рабочей гостинице», а те, что не помещаются на стене, прячет в чемоданчик. Ребята его хвалят, но глаз знатока их еще не видел. Несколько зарисовок было у него с собой. Может быть, показать их художнику?
В дверях появились две девушки: одна — брюнетка, другая — блондинка. Стано посмотрел на них и подумал, что они, наверно, сестры. Но потом он убедился, что девушки не были похожи друг на друга, разве только своими синими свитерами с короткими рукавами. И Стано тотчас же поправил себя: они не сестры, а подруги, причем очень близкие, иначе они не были бы одинаково одеты. Легковесная дружба между женщинами обычно скрывает в себе тайное соперничество: каждая старается прической или нарядом быть более привлекательной. И только настоящие подруги безревностно относятся к благосклонности мужчин и часто носят одинаковые платья.
Рудо вывел Стано из его размышлений. Он потянул его за рукав и спросил:
— Нравятся они вам?
Стано не мог ответить, потому что девушки направились уже к их столу, но выражение его лица свидетельствовало, что он приятно удивлен.
— Сидим здесь, как две неприкаянные сироты, — улыбнулся Стано. — Прошу к нашему шалашу!
Девушки сели, представились: брюнетка — Ева, блондинка — Ярка.
— Курите?
— Когда нас мамы не видят, — невинным голосом ответила Ярка, но зеленоватые кошачьи глаза выдавали ее хитрость.
Ева нервно посмотрела по сторонам и взяла из портсигара Стано сигарету.
— Что там мама, — пожала она плечом, — ей ее мальчик запрещает.
— А ты уже все готова выболтать, — Ярка посмотрела на нее с укором. — Этот Рудо лучше, чем твой Полдо.
Стано заказал еще бутылку вина. Выпили за здоровье прекрасных женщин, и Стано шепнул Ярке:
— Вы еще слишком молоды, девушки. На вашем месте я отдавал бы предпочтение опытным людям. Мой приятель еще совсем молодой и неискушенный.
— Видите, — выпятил Рудо подбородок, — я еще по-настоящему не бреюсь. И в любви ничего не понимаю.
— Евочка тебя быстро обучит, — засмеялась Ярка.
Слова Ярки развеселили Стано, но его огорчало, что Ева никак не могла поддаться общему настроению.
— Где вы работаете? — спросил он.
— Обе мы медсестры. Работаем в больнице.
— Странно, я никогда вас не видел.
— Вероятно, вы меня не заметили, — улыбнулась она грустно. — Ведь там столько девушек, к тому же все в халатах.
— Но самая красивая всегда только одна, — ответил он с лукавым выражением лица.
Она посмотрела на него немного недоверчиво и молча наклонила голову.
Стано приподнял рукав, посмотрел на часы и обратился к Рудо:
— Нам пора перейти в другие апартаменты. У меня будет уютнее.
Ярка прикрыла рот рукой:
— Если будет весело, то пошли. Видите, я уже зеваю. Живете далеко?
— За углом.
— Так пошли.
Звезд на небе не было видно, но через легкие облачка пробивался лунный свет, подобно свету автомобильных фар, запорошенных снегом. Длинные ряды домов были темнее, чем небо. Многие окна уже не светились. Было воскресенье, полдевятого вечера. Люди, которые вернулись из-за города или с футбола, легли спать. Остальные прогуливались по улицам или сидели в кино. Стано шел впереди с Евой, Рудо вел за руку смеющуюся Ярку.
— Этот тип тебе, наверное, платят за то, что ты поставляешь ему? — спросила она его вдруг шепотом.
— Не в этом дело, — рассердился Рудо. — Он был за границей, и я страшно люблю слушать его рассказы. Не смейся, — он посмотрел на девушку. — Ты этого не поймешь. Тебе что нужно? Красивые наряды и богатого ухажера. А я хочу в жизни кое-что сделать.
— Кто этого не хочет, — удивилась. Ярка. — И я хочу хорошо жить: как следует повеселиться, набраться опыта, кое-что приобрести и потом выйти замуж.
— Это все проза жизни. А я хочу совершить что-нибудь яркое, необычное.
…Холостяцкая квартира Стано была на первом этаже трехэтажного дома, увешанного тяжелыми балконами. Они вошли в длинную переднюю, заваленную охотничьими трофеями: рогами оленей, кабаньими мордами, чучелами глухарей, вальдшнепов и ястребов, — и оттуда прошли в комнату. Уселись в массивные кожаные кресла. Девушки утонули в них и с любопытством изучали эту просторную комнату с большой, тяжелой мебелью, как в музее. Здесь даже люстра над ними была сделана из рогов. На стене, напротив большого буфета с посудой и бутылками, висела медвежья шкура. Она закрывала дверь, которая когда-то вела в другую комнату большой в прошлом квартиры Стано.
Хозяин достал из буфета две бутылки польской водки и бутылку ликера. Он поручил Рудо наполнить бокалы, а сам с гордостью посмотрел на медвежью шкуру.
— Трофей моего покойного отца. Исключительно метко стрелял! Я не охочусь, разве только вот на таких красавиц. Он пододвинул мягкий стул к Евиному креслу, звонко поцеловал ей руку и предложил всем для начала выпить одну за другой три рюмки. Так по крайней мере улучшится настроение.
— Всем нам будет казаться, что мы уже старые знакомые, — смеясь, сказал он, и Ярка захлопала в ладоши.
Едва они осушили рюмки, как кто-то позвонил. Стано вскочил со стула, поправил галстук и исчез в темноте коридора.
— Здорово! Оба вместе! — послышался его голос, и через минуту в комнату вошел Тоно Илавский. Он поклонился девушкам, подмигнул Рудо, и вслед за ним в дверях показался худой, жилистый человек с редкими, светлыми как лен волосами и с белесыми, как будто выцветшими глазами.
— Крчула, — представился он, а Стано не без гордости продолжил:
— Художник. Академик. Мой старый друг. Посмотрите, вот его картина еще со времен, когда он учился.