В центре поселка еще горели уличные фонари, еще попадались прохожие, еще бродили прогуливающиеся парочки.
Сокращая путь к дому, Зина свернула в узкий и неосвещенный переулок. До нее донеслись приглушенные голоса и чей-то смех. Она вгляделась в темноту. Вспыхивали папироски. Перед одним из подъездов разговаривало несколько человек. Зине показалось, что они навеселе. Пережидая, когда компания удалится, она остановилась за выступом каменного дома.
— Глупо не идти завтра на совещание, — узнала она голос Халанского. — Николай Семенович предупреждал...
Зина прислушалась.
— Будет нас Груз спрашивать, — возразил кто-то. — Пустая говорильня. Все равно нормы инженеры устанавливают.
— Зинке, что ли, их устанавливать?— насмешливо и негромко процедил сквозь зубы Халанский. — Инженеры поумней нас с вами... Многие готовы поддержать Зинку. Видят, что много зарабатывает. Привлекательно! Неужели непонятно, из-за чего она старается? Думаете, останется на производстве? Полегче работу найдет... Такая везде пролезет! Видит, к китайцу с особым вниманием относятся, китайца к рукам прибрала. Теперь, к Григорьеву хочет подмазаться... Ради личной выгоды она на всех товарищей наплюет. Собственной шкурой придется нам за ее успехи расплачиваться. Выскочка! Следовало бы ее завтра проучить.
Зина отстранилась, точно ее ударили по лицу. Какая низость... Как смеет он вмешиваться в ее отношения с Чжоу! Затем она испугалась, что завтра никто не обратит внимания на ее слова. Кто ей поверит, если о ней так думают. Подойти и пристыдить Халанского? Еще скажут, что подслушивала. Уйти, незаметно уйти и никому ничего не говорить. Все равно завтра она будет настаивать на своем. Все равно.
Она тихо пошла обратно, чтобы подойти к дому с другой стороны.
Позади кто-то сказал:
— Девчонки наши опасались прыгать, так она первая выпрыгнула, тоже чтобы к Григорьеву подмазаться? Напрасно девку обижаешь.
Она обрадованно оглянулась. Вспыхнувший огонек папиросы смутно осветил чей-то упрямый и крутой подбородок. Нельзя было разобрать, кто стоит рядом с Халанским.
XXV
С силой распахнутая дверь громко ударилась о стену. Зина остановилась на пороге служебного кабинета Груза.
— Григорьев здесь?
Она тревожно оглядела комнату. Груз склонился над письменным столом, заставленным мелкими шлифованными деталями, и складывал в портфель какие-то бумаги. У стены, примостившись на краешке стула, в выжидательной позе сидел Никита Иванович, держа в руках фуражку. Рядом с ним на этажерку с чертежами облокотился Халанский. Возле окна стоял Григорьев.
Груз поднял голову и резко спросил:
— А ты зачем сюда?
— Это я просил прислать сюда Зину, — ответил Григорьев вместо нее. — Я хотел поговорить с ней перед совещанием.
— О чем говорить? — Груз пожал плечами. — Никита Иванович проверил выработку всех станочников, и Зина... — Инженер саркастически улыбнулся. — Товарищ Демина не оспаривала его цифр. — Он, как дирижер музыканту, сделал ей знак рукой: — Не правда ли?
Но Зина не хотела отвечать Грузу. Никита Иванович показывал ей свои подсчеты. Всю ее выработку он делил пополам, по числу резцов, хотя работала она на одном станке, и делал отсюда вывод о том, что для одного резца норму увеличить нельзя. Станок Зины числился в цехе под какой-то особой рубрикой «экспериментального станка», и Груз вовсе не собирался устанавливать на других станках вторые резцы. Зина повернулась к инженеру спиной.
Григорьев укоризненно покачал головой.
— Опять петушишься? Я для того тебя и звал, чтобы предупредить... Как разгорячишься, тебе удержу нет. Хочешь добиться успеха, не разбрасывайся, меньше брани других, подробнее расскажи, как ты добилась перевыполнения норм.
Зина уловила скрытый в его словах совет: не обострять отношения с Грузом, пока большинство рабочих еще не убедилось в преимуществах нового способа.
— В том-то и дело, что сегодня опять хотят смазать вопрос о нормах! — с горечью воскликнула она, взглянув на Халанского, вспомнила нечаянно подслушанный разговор, не сдержалась и со слезами в голосе пожаловалась Григорьеву. — Они говорят... Они говорят, будто я из-за собственной выгоды выработку повышаю. Во вред всем...
Григорьев с удивлением взглянул на нее.
— То есть как во вред всем? Твоя работа общеизвестна. Факты есть факты. Николай Семенович сказал мне, что все ясно. Я полагал, что вы договорились.
Зина резко повернулась к Грузу.
— Мы договорились?
Он снова пожал плечами.
— Разумеется, все ясно. Факты есть факты. Работа Деминой не есть доказательство. Устанавливая нормы, приходится сообразоваться со средними способностями. А что касается Деминой, так она даже начала возбуждать к себе зависть.
Григорьев не торопясь отошел от окна.
— Нет, — сказал он. — На совещании обязательно надо обсудить работу Деминой. Суди сам, Николай Семенович, соберутся все: директор завода, инженеры, лучшие рабочие. Каждый из нас болеет за производство. Можно ли пройти мимо попытки Деминой? Пусть отчитается перед людьми. Станок у нее в лучшем состоянии, чем у тех, кто работает по-старому, выработка больше. Завидуют ее заработку? Но ведь ты деньги даром не заплатишь? Да и зависть к Зине у людей совсем неплохая. Каждый хочет богато жить. Нет ребят, думаешь, которые хоть и тайком от тебя, а почти догнали Зину? Другие тоже пытаются! И тебе к этим людям следует относиться внимательнее. — Григорьев прошелся по комнате и подмигнул Грузу, указывая на Зину. — А Демину, может, придется еще к ордену представлять.
— Слишком много орденов понадобится, — заметил Груз с иронией. — Эдак все у тебя станут героями!
Григорьев протянул обе руки к Грузу.
— Ничего не поделаешь, такая у нас страна. Каждый будет чем-нибудь знаменит. Да ты посуди сам! Демина осмелилась установить режим, не предусмотренный никакими профессорами! Разве ей пришлось проявить меньше отваги, чем пограничнику или полярному летчику? — Он по-приятельски положил свои руки на плечи Грузу. — Сдаваться приходится, Николай Семенович!
Груз поднял брови и с сожалением посмотрел на Григорьева.
— Придется, Николай Семенович, — мягко посоветовал Григорьев, — прийти на собрание и по чистой совести признать ошибку.
Инженер задумался. Где таится корень иллюзий Григорьева? В своем безудержном оптимизме он готов увеличивать способности решительно всех людей. Каждый солдат может стать генералом! Не полезнее ли вовремя осаживать иных самонадеянных юнцов? Меньше будет побед? Возможно. Но и не так много поражений, не так много утраченных иллюзий... Груз хотел доказать Григорьеву, что заботится о людях не меньше его.
Он передернул плечами и стряхнул с них тяжелые и Григорьева.
— Подумай о людях! — взволнованно сказал инженер. — Смешно агитировать меня в пользу технических достижений. Режим, нормы... Я и сам за уплотненный режим и за высокие нормы. Но нельзя забывать о людях. У меня более правильная линия.
Григорьев не удержался от шутки:
— Линия-то правильная, да работа неважная.
— Забота о людях заставляет меня осудить работу Деминой, — настойчиво сказал Груз. — Я не могу допустить, чтобы люди надрывались.
— Факты? — резко спросил тогда Григорьев. — Хотя один факт!
Груз отлично понимал, что здесь не место ссылкам всякие незначительные случайности. Правильно, один факт, но такой, против которого нельзя возразить. Тамара? Да, Тамара... Груз вспомнил, как нервничала она незадолго до смерти. Зина подтрунивала над подругой, что та отстает, и Тамара тянулась за ней. Разумеется, Тамара!
Заложив руки за спину, он медленно приблизился к Григорьеву.
— Тебе известна причина гибели Тамары Суровцевой?
Григорьев подался вперед.
— Ну?
Груз со злобой посмотрел на Зину.
— Тамара погибла в результате невероятного напряжения, пытаясь не отстать на работе от Зины. Демина оказалась выносливее, но и она сдаст. У Тамары оказалось меньше физических сил. Она никогда не утратила бы самообладания в воздухе, если ты не была мучительно утомлена...
Он говорил искренне и убежденно, постепенно испытывая чувство облегчения, потому что объяснение это снимало с него всякую вину. Наконец-то он нашел для себя причину гибели Тамары!
Григорьев с недоверием подошел к Зине. Действительно, когда бы ни заговорили о смерти Тамары, Зина держалась странно и уклончиво. Почему она избегала этих разговоров? Он рассерженно взял ее за руку.
— Почему ты об этом умалчивала?
Зина подошла к Григорьеву. Прямо посмотрела ему в глаза. Губы ее дрожали. Она машинально закусила губу.
— Я обещала Тамаре ничего не говорить, — сказала она. — Но теперь, когда спекулируют на ее смерти, когда Тамару пытаются оклеветать, я не буду молчать... — Зина повернулась к Грузу. — Так почему же, Николай Семенович, погибла Тамара? — Она не дала Грузу возможности ответить и ответила сама: — Потому что вы заставили ее сделать аборт! Тамара мечтала о своей семье, Тамара хотела иметь ребенка, а вы... Вы говорили, что не хотите погрязнуть в обывательщине! — Зина взмахнула рукой, как бы разрубая воздух. — Тамара сделала аборт незадолго до прыжка. А вы ее не остановили! Неужели вам непонятно, чего ради Тамара хотела установить рекорд?
XXVI
Чжоу скомкал исписанный лист и прибавил к валявшимся на полу. Ему никак не удавалось выразить свои мысли на бумаге. Редакция заводской газеты просила его написать несколько статей о Китае, и Чжоу старался как можно добросовестней познакомить читателей с историей и жизнью своего народа. Сегодня работа не клеилась. Едва он принимался писать, мысленно представляя себе желтые воды Хуанхэ, живописные деревни и зеленеющие сады, хижины из тростника, ветхие кумирни, украшенные разноцветной глянцевой бумагой, шумные и пестрые города, крестьян, ремесленников, торговцев, как с улицы доносился назойливый, неприятный голос и мешал ему сосредоточиться. Какой-то бродячий торговец с удивительным упорством непрерывно гнусавил под окном: