Все лезвия остались внизу, и я опять перебираюсь на площадку, чтобы продолжить бой. Айя вот-вот порежет нас на мелкие кусочки, и мое отступление лишь позволит ей всерьез заняться Кассием и Виргинией. Фурия идет на Кассия, пользуясь тем, что он хромает и ранен в плечо. Мустанг атакует ее сзади, но Айя уклоняется от удара. Она движется так быстро, будто посмотрела видеозапись этого боя еще до того, как все началось.
Я понимаю, что нам с ней не справиться. Именно этого мы боялись больше всего. К тому же потеря правой руки в мои планы точно не входила. Айя без особого труда поубивает нас всех по очереди.
Виргинии и Кассию наконец-то удается обойти Айю с флангов, и во мне загорается огонек надежды. Спрыгиваю вниз, чтобы усилить атаку, но фурия вращается и изгибается, словно ива, попавшая в круг из трех смерчей. Она прекрасно знает, что ее доспехи отразят наши удары, а мы – беззащитны, поэтому рубит сплеча, заставляя нас истекать кровью, целится в основном в сухожилия под коленями и на руках, как нас обоих учил Лорн. Учитель говорил нам: «Мудрец подрубает корни».
Лезвие оставляет глубокую рану на предплечье, дробит костяшки пальцев, отсекает кончик мизинца. Я рычу как зверь, но одной ярости мало, мало одного чутья! Мы слишком устали, это чудовище пугает нас своей силой. Лорн великолепно обучил Айю. Кружась, она наносит обеими руками удар по правой стороне моей грудной клетки, и мир содрогается. С жутким ревом Айя поднимает меня над землей. Ноги болтаются в полуметре над площадкой. Кассий атакует фурию, и та отбрасывает меня в сторону, чтобы отразить нападение. Падаю на пол, грудь как будто вмялась в ребра. Задыхаюсь, кислорода отчаянно не хватает. Кассий и Мустанг встают между мной и Айей.
– Не трогай его! – шипит Мустанг.
Айя не задела мои внутренние органы, клинок застрял между двумя усиленными ребрами, которыми снабдил меня Микки, но кровь хлещет фонтаном. Пытаюсь встать, шатаюсь, но иду вперед. Шакал наблюдает за мной, лежа на полу, устав от тщетных попыток освободиться. Несмотря на обезображенные трупы, которыми завалена комната, Шакал улыбается, предвкушая мою неминуемую гибель от рук Айи. Верховная правительница тоже смотрит на меня отстраненным, затуманенным взглядом. Она опирается на край площадки. Лисандр обнимает ее, не давая краям раны разойтись. Айя в ужасе оглядывается на хозяйку, понимая, что той осталось недолго.
– Как вы могли предпочесть его нам? – в гневе кричит Айя Виргинии и Кассию.
– Легко! – отзывается Мустанг.
Кассий вытаскивает из кобуры на бедре шприц и кидает мне:
– Давай, Дэрроу! Сделай это, пока она нас не убила!
С трудом встаю на ноги. Айя в бешенстве рвется ко мне, но моим друзьям удается сдерживать ее натиск. Фурия рычит от ярости. Ноги всех троих скользят по залитому кровью полу, на такой малой дистанции с Айей невероятно трудно справиться. Мне удается добраться до противоположного от правительницы края площадки и приблизиться к телу Севро.
– Тебе не сбежать! Я выцарапаю тебе глаза! – кричит Айя. – Ты никуда не денешься, ржавый трус!
Я и не пытаюсь спасаться бегством. Падаю на колени рядом с Севро, грудь которого – настоящее месиво из рваной ткани и искусственной крови, пролитой пулями, которые выпустил в него Кассий. Лезвием разрезаю на нем рубашку, обнажая шесть фальшивых входных отверстий. Искусственная плоть даже вблизи смотрится совсем как настоящая. На лице Севро покой и умиротворение, обычно ему несвойственные. К тому же мы пока еще не заслужили отдыха. Вскрываю шприц со снадобьем Холидей – «змеиным укусом». Эта ядерная смесь и мертвого разбудит. Тем более человека, погрузившегося в летаргический сон после стаканчика странного зелья, которое Нэрол готовил из экстракта гемантуса.
– Пора просыпаться, малыш Гоблин! – шепчу я, высоко занося над ним шприц.
Про себя я молюсь, чтобы у него выдержало сердце, а потом со всей силы втыкаю шприц прямо в грудь лучшему другу.
– Твою мать!!! – Он в шоке открывает глаза.
62Omnis vir lupus
Насильно вырванный из искусственной комы, в которую его погрузило масло гемантуса из фляжки, опустошенной перед тем, как мы освободили Кассия, Севро вскакивает на ноги, проносится мимо меня, потом озирается по сторонам обезумевшим, диким взглядом. Дрожащей рукой хватается за сердце и ахает от боли – то же самое было и со мной, когда Тригг и Холидей устроили мой побег из темницы Шакала. Последним, что видел Гоблин, было мое лицо, и теперь он вдруг очнулся здесь, на поле боя, среди мертвых тел и луж крови. Он смотрит на меня сумасшедшими покрасневшими глазами и показывает на мой живот:
– Дэрроу, ты ранен! Ранен!
– Ну да!
– А где твоя рука? Мать твою, да у тебя ж руки нет!
– Я знаю!
– Черт! – ошарашенно произносит Севро и вертит головой. Он видит лежащего на полу Шакала, раненую Октавию и Айю, которая наступает на Кассия и Виргинию. – Сработало, мать твою, сработало! Пойдем, засранец, надо помочь нашей Златовласке! – кивает он на Кассия. – Вставай! Ну давай, вставай!
Он поднимает меня на ноги, пихает мне в руки лезвие, бросается к площадке для голографической съемки и издает жуткий боевой вой, который мы придумали еще в училище, в заснеженном сосновом лесу:
– Я убью тебя, Айя!
– Это Барка! – вопит с пола Шакал. – Барка жив!
Севро на бегу выхватывает из рук мертвого претора импульсную перчатку, наступает Шакалу на лицо и вытаскивает лезвие, пришпиливавшее новоявленного лорд-губернатора к полу, затем сразу же налетает на Айю и стреляет в нее из перчатки. Он совсем обезумел от наркотика и аромата близкой победы.
Импульсный разряд попадает в защитное поле Айи, и вокруг нее загорается алое сияние, мешающее ей видеть, что происходит. Кассий пользуется моментом и достает ее лезвием. Однако фурия успевает развернуться, и клинок лишь задевает плечо, но тут на нее набрасывается Севро и наносит ей два удара ножом в поясницу. Она стонет от боли и начинает отступать. Я присоединяюсь к остальным, но Айя стремительно ретируется. За ней тонкой лентой тянется кровавый след – мало кому доводилось видеть такое. Кровь струится с лезвия Севро, он смахивает капли с острия и размазывает по ладони.
– Ха-ха-ха, вы только поглядите! Значит, ей все-таки можно пустить кровь! Давай-ка посмотрим, сколько в тебе литров!
Пригнувшись, словно дикое животное, он несется на фурию, а мы с Виргинией и Кассием окружаем ее – величайшего рыцаря-олимпийца из ныне живущих. Мы подобны стае волков, загоняющих в лесу пантеру: стараемся держаться подальше, бьем по уязвимым местам, заходим с боков, заставляем истекать кровью. Мы лишили ее свободы. Севро размахивает лезвием с бешеной скоростью и дико воет.
– Заткнись! – не выдерживает Айя.
Севро, пританцовывая, отходит назад, и тут на нее набрасываемся мы с Кассием. Айя отражает удар Кассия, метившего в шею, и два его следующих выпада, но слишком медленно, чтобы встретить мою атаку. Делаю вид, будто целюсь в живот, а сам рассекаю ей лодыжки, пробивая доспехи. Металл искрит, но мой клинок окрашивается кровью. Мустанг рассекает икру фурии. Айя устремляется ко мне, я отхожу, и она пролетает мимо, попадая под мощный удар Севро, разрубающий ахиллово сухожилие на ее левой ноге. Она стонет и спотыкается, кидается на обидчика, но Севро отскакивает назад.
– Ты умрешь, – злобствует он. – Умрешь!
– Заткнись!
– Это за Куинн! – шипит он, когда Кассий перерубает сухожилия под левым коленом Айи. – Это за Рагнара! – продолжает Севро, когда я пронзаю ее правое бедро ударом снизу. – Это за Марс! – кричит он, когда Мустанг отсекает ей левую руку около локтя.
Айя смотрит на свое предплечье, как будто не верит, что это ее рука, но ей не дают передышки: Севро отбрасывает в сторону импульсную перчатку, хватает с пола лезвие Рыцаря Истины, высоко подпрыгивает и вонзает оба клинка в грудь фурии, зависая над ней в полуметре над полом. Их лица находятся в сантиметрах друг от друга, носы почти соприкасаются, Айя падает на колени, и тогда ноги Севро касаются пола.
– Omnis vir lupus! – провозглашает мой друг, целует фурию в нос и выдергивает лезвия из ее груди, тут же закручивая их хлыстами вокруг предплечий.
С расставленными в стороны руками он отходит от Айи и смотрит, как ее кровь вытекает на холодный пол. Рыцарь Протея, самая старшая из всех всадников-олимпийцев, умирает. Из последних сил удерживаясь на коленях, она в отчаянии глядит на правительницу. Октавия, единовластная повелительница Солнечной системы, стала матерью сестрам-фуриям, вырастила Айю, любила ее как могла – и вот они умирают вместе.
– Прости меня, госпожа… – хрипит Айя.
– Никогда не проси прощения, – с трудом произносит лежащая на полу повелительница. – Твоя звезда горела ярко, моя фурия! Твое имя войдет в историю…
– О, это вряд ли! – безжалостно перебивает ее Севро. – Спокойной ночки, Гримус!
Севро отрубает фурии голову и пинает ногой в грудь. Тело покачивается, а потом падает на пол. Предводитель упырей запрыгивает на труп, встает на четвереньки и издает леденящий душу вой. Правительница громко стонет, не в силах смотреть на этот ужас, и закрывает глаза. Мы подходим к ней, и я вижу, что по ее щекам текут слезы. Мы с Кассием прихрамываем, он держится рукой за мое плечо, чтобы хоть как-то передвигаться. Следом за нами идет Мустанг. Севро на всякий случай садится на грудь Шакалу и заносит над его головой клинок.
Залитый кровью своей бабки, Лисандр хватает ее лезвие и преграждает нам путь:
– Я не позволю вам убить ее!
– Лисандр… не надо, – произносит Октавия. – Слишком поздно…
Глаза мальчика опухли от слез. Лезвие дрожит в руках. Кассий делает шаг вперед и протягивает руку:
– Брось оружие, Лисандр! Я не хочу убивать тебя!
Мы с Виргинией обмениваемся взглядами, Октавия все понимает и наверняка содрогается от ужаса. Лисандр знает, что у него нет шансов. Разум берет верх над горем, он роняет лезвие и отходит в сторону, безразлично наблюдая за нами.