ся в трупы, а в том, что они становятся бездушными автоматами. И горе тем, кто годится лишь на мясо для бездонной железной глотки войны…
Благородные ауреи знают эту жестокую истину. Они веками упражнялись, готовясь к новой эпохе сражений. Убивали себе подобных на Пробе. Выдерживали жуткие лишения в училище, чтобы оказаться полезными, когда начнется война. А всяким эльфам теперь придется столкнуться с жесткой правдой жизни, которая заключается в том, что если ты не умеешь убивать, то за твою жизнь никто не даст и ломаного гроша.
Как говаривал Лорн, пришла пора платить по счетам, и эльфам эта война обойдется очень дорого.
Из динамиков доносится голос золотого претора, приказывающего судам беженцев направляться по обозначенным транзитным полосам и убраться с дороги военных эшелонов, иначе по ним откроют огонь. Претор не может позволить, чтобы в радиусе пятидесяти километров от военного корабля находились какие-то неопознанные гражданские лоханки. На них могут быть бомбы. На них могут быть Сыны Ареса. Две яхты продолжают двигаться вперед, несмотря на предупреждение, и один из истребителей разносит их из рельсотронов с расстояния шести километров. Претор повторяет приказ, и на этот раз все безоговорочно подчиняются. Смотрю на Виргинию и пытаюсь понять, что она думает обо всем происходящем. А обо мне? Как бы мне хотелось оказаться с ней наедине и забыть обо всем! Поговорить о ней, а не о войне!
– Как будто конец света наступил, – тихо произносит она.
– Нет, – качаю головой я, – это не конец, а начало!
Мы летим над голубой с белыми пятнами планетой, притворяясь, что следуем согласно заданным координатам, а сами направляемся в западное полушарие в районе экватора. Крошечные островки зелени, окруженные пляжами, призывно подмигивают на фоне темно-синих вод Термального моря. Под нами, на входе в атмосферу, вспыхивают корабли. Словно бенгальские огни, с которыми Эо и я играли в детстве, они пылают оранжевым, выбрасывая снопы искр, потом из-за трения корпуса о воздух пламя становится голубым. Наши синие уводят яхту в сторону, и мы вместе с несколькими кораблями отделяемся от общего потока эвакуирующихся золотых, которые спешат к себе домой.
Фобос все дальше и дальше. Минуем один континент за другим. Суда приземляются в местах назначения, и наконец мы продолжаем наше путешествие на дикий полюс в одиночестве. Пролетаем мимо пары дюжин спутников Сообщества, которые мониторят южную оконечность континента. Наши хакеры взломали серверы, и теперь системы золотых прокручивают информацию трехлетней давности. Пока нам удается оставаться невидимыми не только для врагов, но и для друзей. Внезапно Мустанг привстает, смотрит на сенсорный дисплей и, показывая на следующую за нами одинокую точку, спрашивает:
– Это еще что?
– Еще один корабль беженцев с Фобоса. Гражданское судно, оружия на борту нет, – отвечает пилот.
Верится с трудом, так как корабль слишком быстро догоняет нас, сокращая дистанцию до каких-то восьмидесяти километров.
– Если это гражданское судно, то почему оно только что появилось на наших радарах? – удивляется Мустанг.
– Наверное, у них там стоит защита от радаров. Может, глушители, – недовольно отвечает Холидей.
Корабль приближается на сорок километров. Что-то тут не так!
– На гражданских судах не бывает таких ускорителей! – встревоженно возражает Мустанг.
– Снижаемся! – командую я. – Входим в атмосферу! Холидей, к рельсотрону!
Синяя погружается в процесс активации протоколов обороны, увеличивает скорость, усиливает защитное поле, и мы входим в атмосферу так резко, что у меня лязгают зубы. Электронный голос предлагает пассажирам занять свои места. Холидей, спотыкаясь, бросается к рельсовому пулемету в хвостовой части. Вой сирены становится все громче по мере приближения корабля, на дисплеях появляются четкие очертания спрятанного оружия, которое скрывалось под гладким корпусом. Корабль следует за нами в атмосферу и открывает огонь.
Изящные кисти нашего пилота мелькают над гелевым пультом управления. У меня сводит желудок. Сверхзвуковые урановые пули разрывают полотно облаков, мчатся к обледеневшей земле, раскаляясь до предела и почти касаясь тела Вирги. На правом виске выступает одинокая капелька пота и струйкой стекает по щеке, а потом кабину наполняет серый туман, и наш пилот взрывается, превращаясь в фонтан ошметков плоти. Брызги крови попадают на иллюминаторы, мне на лицо. Урановая граната сносит верхнюю половину тела пилота и проваливается сквозь пол. Вторая граната, размером с голову ребенка, с визгом проносится по кораблю между мной и Виргинией, пробивает пол и потолок. В салоне стонет ветер, нам на колени падают кислородные маски. Воют сирены, давление на корабле стремительно падает, волосы на голове встают дыбом. Через дыру в полу видны темные воды океана, а через пробоину в потолке – звезды; кислород заканчивается. Преследующий нас корабль продолжает обстреливать нашу и без того идущую ко дну яхту. В панике я закрываю руками голову, стискиваю зубы, мне хочется кричать от животного страха.
И тут раздается зловещий, нечеловеческий смех. Такой громкий, что сначала я принимаю его за очередной порыв шквального ветра. Но нет, это Рагнар, запрокинув голову, смеется в лицо своим богам.
– О́дин знает, что мы идем убить его! Даже ложные боги не сдаются так просто! – восклицает он, вскакивает с места и, хохоча словно безумный, бежит по коридору под свист гранат. – Я иду, Один! Я иду за тобой!
Не успеваю я сообразить, что делать, как Мустанг срывает с лица кислородную маску и расстегивает ремни безопасности. Корабль трясет, Виргинию швыряет сначала вверх, потом вниз. Удар такой силы, что обычному человеку размозжило бы череп, но она – аурей. Из ссадины на лбу сочится кровь, Мустанг цепляется за пол, ждет, пока корабль снова перевернется, и, воспользовавшись гравитацией, падает прямо на кресло второго пилота, неуклюже приземляется на подлокотники, но потом все-таки умудряется сесть прямо и пристегнуться. На залитом кровью пульте управления загорается все больше красных лампочек. Оглядываюсь, чтобы проверить, живы ли Рагнар и Холидей, и вижу, как в салон влетают три торпеды. Слышу, как стучат мои собственные зубы. Внутри все дрожит, совсем как бутылки шампанского в стеклянном мини-баре слева от меня. Мне не остается ничего, кроме как пытаться выжить, пока Мустанг делает все, чтобы остановить наше падение сквозь орбиту. Гелевая паутина безопасности сжимает мою грудную клетку, не давая упасть. Чувствую возрастающее давление гравитации. Время останавливается, а земля будто распухает на глазах, несясь нам навстречу. Мчимся сквозь облака. На сенсорах видно, как что-то маленькое отделяется от нашего корабля и превращается в вытянутую линию. За нами вспыхивают огни. Снег, горы, льды – все сливается в одно сияющее белое пятно за разбитым иллюминатором. Ледяной воздушный поток со стоном обжигает мне лицо.
– Приготовиться к удару! – командует Мустанг, перекрикивая ветер. – Пять, четыре…
Мы несемся к скоплению льдин посреди моря. Кровавая полоса горизонта горит между сумеречным небом и изрезанной береговой линией вулканического происхождения. На самом верху скалы стоит великан. Черная огромная фигура четко выделяется на красном фоне. Моргаю, пытаясь понять, что за штуки играет со мной разум. Может, я вижу Фичнера перед смертью? Рот великана – словно черная бездна, куда не проникнуть ни единому лучу света.
– Дэрроу, пригнись! – кричит Мустанг, и я прячу голову между колен, обхватывая ее руками. – Три… два… один! – считает она, и наш корабль врезается в лед.
26Лед
Тьма и холод. Мы погружаемся в море. Разбитый хвостовой отсек корабля затапливает водой, оттуда, через дюжину пробоин в потолке, струи хлещут в кабину пилотов. Мы уже под водой, последние пузырьки воздуха уплывают от нас во тьму. Во время удара паутина безопасности туго сдавила мне тело и уберегла от переломов, но теперь убивает меня, вынуждая пойти на дно вместе с кораблем. Ледяная вода обжигает лицо. Тюленья шкура защищает мое тело, поэтому мне удается разрезать паутину лезвием. В ушах стучит от давления, я в панике ищу глазами Виргинию.
Она жива, тоже пытается освободиться. Разгоняет фонариком темноту затопленной кабины, достает лезвие и рассекает паутину безопасности, совсем как я. С трудом пробираюсь к ней. Задний отсек корабля снесло напрочь. Три уровня судна оторвало, и теперь они плавают где-то в темноте, унося от нас Рагнара и Холидей. При ударе у меня защемило шею. Вдыхаю кислород из маски, закрывающей нос и лицо.
Мы с Мустанг общаемся молча, используя язык жестов, принятый в отрядах серых ищеек. Инстинкт самосохранения подсказывает, что нужно бежать с места крушения как можно скорее, но годы учебы и подготовки не прошли даром. Мы считаем вдохи и выдохи, чтобы сосредоточиться и собраться с силами.
На корабле есть припасы и оружие, которые могут нам понадобиться. Мустанг ищет стандартную аптечку первой помощи, а я шарю в поисках сумки с экипировкой, но она пропала, как и почти все содержимое грузового отсека, с помощью которого мы планировали помочь черным захватить Асгард. Ко мне присоединяется Мустанг с огромным пластиковым контейнером в руках, который ей удалось вытащить из шкафа за сиденьем пилота.
Сделав последний вдох кислорода, мы снимаем маски.
Подплываем к краю истерзанного корпуса корабля, к линии, за которой начинается океан. Это настоящая бездна. Мустанг выключает фонарь, а я связываю наши пояса куском страховочной паутины, что прихватил со своего кресла. Повсюду нас могут поджидать хищники, созданные ваятелями для того, чтобы черные не выходили за пределы своего ледяного континента. Я видел фотографии этих монстров: прозрачные, с жуткими клыками, глаза навыкате, бледная кожа, испещренная выступающими голубыми венами. Свет и тепло привлекают их внимание. Плавать в открытом океане с фонариком опасно, из глубины могут подняться твари и похуже. Даже Рагнар не стал бы так рисковать.