Островец сделал глубокий вдох, собирался с духом, а затем чуть слышно вымолвил:
– Коттедж в новой застройке на полигоне жилой площадью не меньше двухсот квадратных метров. И участок двенадцать соток. Все под ключ. На меньшее не согласен. Да, и еще. Лейтенанту трехкомнатную квартиру в хорошем районе. Иначе нас всех сдаст.
Васьков скрежетнул зубами – дешево отделаться от проблемы не получилось. Но он понимал и особиста. Тому подвернулся редкий шанс серьезно поправить свое материальное состояние. К тому же Островец оставался абсолютно чист – коттедж получил бы на законных основаниях.
– Соглашайтесь, Владимир Павлович. Рубинов одобрит, я знаю, – посоветовал Слижевский.
– Эх, подполковник, подполковник, – покачал головой Васьков, – без ножа ты меня режешь. И не грех тебе двести метров квадратных просить за жизни троих ребят? Ты хоть знаешь, сколько там один квадрат стоить будет?
– Знаю, – спокойно проговорил особист.
– Черт с тобой. Договорились. – Произнеся это, Васьков, уже не церемонясь, запрокинул голову и влил в рот остатки виски. Затем снял фуражку, перекрестился на мертвецов и зашагал прочь. Подполковник Слижевский услужливо подсвечивал генералу дорогу фонариком.
И вновь особисту Островцу пришлось сесть за руль своей служебной машины. Правда, на этот раз ехал он не на свидание с женой своего шофера-прапорщика. Рядом с особистом сидел бледный, как полотно, его помощник-лейтенант. В багажном отделении «УАЗа» лежали завернутые в полиэтилен три трупа.
Свет фар ползущего по разбитой дороге «УАЗа» выхватывал то тощие стволы березок, то обросшие мхом камни полигона.
– А не кинет он нас, товарищ подполковник? – спросил лейтенант. – У генералов такое в крови.
– В смысле – потом и сдаст? Какой ему резон? – вопросом на вопрос ответил особист.
– Я не об этом. Ведь мог пообещать, а потом даст мне не трехкомнатную, а полуторку. И вам дом меньшей площади.
– Дурак ты, лейтенант, – ухмыльнулся Островец. – Ведь не только мы от него, но и он от нас теперь зависит.
– Ваши слова да богу бы в уши, – вздохнул лейтенант.
«УАЗ» переваливался на колдобинах, и оттого казалось, что мертвые тела оживают. То слышался какой-то глухой удар, то начинал хрустеть полиэтилен, будто мертвец пытался выбраться из своего пластикового кокона. Лейтенант вздрагивал и боязливо поглядывал в зеркальце заднего вида, укрепленного над боковым стеклом.
– А ведь страшно, товарищ подполковник. Я и не думал, что так бояться еще умею.
– И мне не по себе. Парней жалко, почти до слез. Но одна ночь страха и стыда, а там и небо в алмазах. Оно того стоит, лейтенант. А виноватым себя перед теми парнями, – он на секунду оторвал руку от руля и указал большим пальцем себе за спину, – я не чувствую, и чувствовать не собираюсь. Не мы же с тобой их убили. Все само собой получилось. И в нашей помощи они уже не нуждаются. Верно, лейтенант?
– Верно, товарищ подполковник. Но только знаю, что теперь они мне сниться начнут. Это точно.
– По первому времени будут. А в новую квартиру въедешь – перестанут, – пообещал подполковник.
– В такой темноте недолго и с дороги сбиться, – лейтенант открыл окно, высунулся и всмотрелся в ночной пейзаж.
– Не дрейфь, лейтенант. Верным путем движемся. Через километр болото начнется. Там трясина такая, что дна достать невозможно. Ты куски рессор загрузить не забыл?
– Как можно, товарищ подполковник?
Колея становилась все глубже. Двигатель натужно ревел. Колеса прокручивались в грязи.
– Все. Дальше придется на своих двоих передвигаться, – вздохнул подполковник. – Но тут недалеко осталось – метров сто. А там уже трясина будь здоров.
Подполковник с лейтенантом принялись вытаскивать завернутые в полиэтилен трупы. Особист подсвечивал себе фонариком, зажав его в зубах.
– Обертку с ребят снять придется, – имея в виду полиэтилен, распорядился подполковник. – Потом где-нибудь сожжем. А то пластик не разлагается, да и воздух через него не проходит, всплывут еще.
Орудуя ножом, особист с лейтенантом принялись взрезать полиэтилен.
– Задубели уже, – нервно приговаривал лейтенант. – Видите, как жизнь может поворачиваться, товарищ подполковник? Я пленку эту покупал по весне, думал парник перетянуть. Жена меня запилила, сделай да сделай, а мне все некогда. Вот и пригодилась…
– Еще купишь, не проблема. Рессоры тащи и понадежней приматывай. Надо так сделать, чтобы их сразу ко дну потянуло.
Глухо звякнула рессора, и этот звук сразу же потонул в ночном тумане, как в вате. Лейтенант, увязая в грязи, подтащил груз к мертвому сержанту и, стараясь не смотреть на вспоротую выстрелами грудь, принялся приматывать железку к трупу.
– Вот и веревка применение нашла.
Особист уже комкал полиэтилен, перевязывал его скотчем, прессовал ногами. Затем засунул в машину.
– Ну-ка давай, лейтенант, потащили. Ты за левую ногу, а я – за правую. Как говорится, «первый пошел».
Сопя и негромко матерясь, подполковник с лейтенантом потащили труп к болоту. Неяркий свет фар освещал им путь.
И тут сзади раздался звук – металл лязгнул о металл. Любой военный человек безошибочно понял бы, что происходит. Был передернут затвор автомата. Преступники в военной форме замерли. Никто из них не решался обернуться. Прозвучал хриплый, намеренно измененный голос:
– Оставьте труп в покое. И этот, и два других. Пусть лежат, как лежали.
Ноги мертвеца упали на землю. Особист поднял руки с растопыренными пальцами и медленно обернулся. В свете фар «УАЗа» он увидел темный силуэт. Крепкий мужчина в камуфляже, в руках автомат, на голове маска с прорезями для глаз и рта.
Островцу сделалось тоскливо. Он вполне определенно представил свое недалекое будущее. Автоматная очередь, прошитая пулями грудь – и падение в грязь. А при себе даже пистолета не оказалось – в сейфе оставил. Особенно обидно было то, что до этого самого момента Островец считал себя охотником, а таинственного мстителя в черной маске – дичью. И вот роли поменялись.
– Это не мы… нам генерал Васьков приказал… угрожал расправой… – сбивчиво попытался объяснить ситуацию особист.
У лейтенанта же вообще язык отнялся. Казалось, он даже забыл, что живому человеку следует дышать.
– Знаю, что вам генерал сделать приказал, – прозвучал хриплый голос. – Только это ничего не меняет. Оставили трупы как есть, сели в машину – и вон отсюда, чтобы я больше вас не видел. Попробуете вернуться – пристрелю на хрен.
Лейтенант шумно вздохнул, поняв, что ему с особистом этой ночью удалось вторично родиться на свет.
Неизвестный в черной маске вышел из света фар. Его силуэт теперь еле угадывался в темноте.
– Чего стали? Время пошло. Считаю до трех. Раз…
На счет «три» и особист, и лейтенант уже запрыгнули в машину. С перепугу подполковник воткнул не ту скорость, двигатель заглох, но почти тут же снова взревел. «УАЗ», переваливаясь по неровностям, выбрасывая из-под колес клочья болотной травы и грязь, развернулся и понесся по разбитой дороге. Подбрасывало так, что лейтенант пару раз головой достал дугу, поддерживающую тент. Лишь километров через пять особист сбавил скорость, остановился, трясущимися руками прикурил сигарету. Лейтенант, высунувшись в окошко, вглядывался в темноту.
– Чисто сзади вроде. Не видно его, там остался… Зачем ему трупы понадобились? Я теперь туда ни за что не вернусь. Ни за трехкомнатную, ни за четырехкомнатную, жизнь-то дороже.
Подполковник тоже был близок к панике. Но об уговоре с Васьковым помнил – неверной рукой набрал номер на мобильнике. Гудков через семь наконец-то отозвался заспанным голосом генерал-майор.
– Он там… мы его видели, товарищ генерал… он нас чуть не убил… да-да, в черной маске…
После разговора с особистом Васьков длинно и грязно выругался. По истеричным ноткам в голосе Островца он понял, что тот не вернется к мертвым телам ни за какие сокровища мира. Но и оставлять все так, как есть, было нельзя. Пришлось будить Рубинова.
Генерал-лейтенант тоже долго матерился, но решение нашел быстро.
– Да не паникуй ты так, Вова. Твое счастье, что есть у нас под рукой специально обученные люди. Правда, заплатить им придется отдельно, но дело они сделают. А заодно, может, и на след этого раздолбая в маске выйдут. Достал он меня, уж скорее бы с ним покончить…
Над полигоном занимался рассвет. На небе погасли звезды, и оно приобрело серый цвет, навевающий уныние и тоску.
В глубокую колею, проложенную «УАЗом» особиста, уже натекла вода, и попавшая туда лягушка никак не могла выкарабкаться наверх: прыгала, оскальзывалась и съезжала в мутную воду. Понемногу после ночи стали проявляться цвета. Уже стало заметно, что мох зеленого цвета, а вот запекшаяся кровь на груди мертвого сержанта Четвергова оставалась почти черной. Но лес просыпался, начинал жить своей обычной жизнью.
По лицам мертвых парней деловито сновали большие рыжие муравьи, совсем недавно выбравшиеся из муравейников. Они заползали в ноздри, пробегали по открытым глазам.
Из-за пригорка послышался невнятный гул, быстро переросший в рокот. Лопасти со свистом рассекали воздух. Волна ветра пригибала к земле низкорослые болотные березки. Модернизированный «Ми-28» шел почти над самой землей, чуть ли не цепляя бронированным брюхом верхушки деревьев. На турелях грозно темнели ракеты и многоствольные авиационные пушки.
Винтокрылая машина заложила над болотом дугу и зависла неподалеку от мертвых тел.
– Опасно тут садиться, товарищ капитан, – через переговорное устройство сообщил пилот. – Или увязнем, или лопастью дерево зацепим.
– Спустись чуть пониже, и так управимся, – отозвался капитан Максимов.
Командир «Летучего эскадрона» с одним из прапорщиков спрыгнули на землю. Ветер, поднятый винтами, буквально валил с ног, прижимал к земле.
– Вы тела загружайте. А я осмотрюсь, – крикнул капитан.
Он довольно быстро отыскал следы, оставленные мстителем в маске. Особист даже схемку от руки нарисовал, но сам лететь категорически отказался. Следы были глубокие, залитые водой. Капитан Максимов прошелся вдоль них, но потом след потерял. Тропинка выходила на каменистую землю.