Утро генеральской казни — страница 37 из 41

Усатый прапорщик избегал центральных проездов: вел машину неприглядными задворками – там, где поменьше людей.

– А ведь можно и срезать, – усмехнулся он, сворачивая с асфальта. – Там вообще никого. – Снял трубку старомодной рации и проговорил в микрофон: – Браслет-1, я Браслет-2, все в порядке, груз забрал…

Впереди расстилалось поле, на котором были оборудованы учебные площадки для военнослужащих инженерной роты: условное минное поле, кирпичная коробка здания, где отрабатывали приемы минирования, странновато выглядел и деревянный мост, собранный на сваях чуть повыше травы. Грузовик неторопливо ехал, приминая широкими протекторами некошеную траву. В перспективе на самом краю огороженной колючкой территории виднелись несколько боксов для техники, а рядом с ними и «УАЗ» с укрепленным на платформе пулеметом.

Прапорщик сквозь гул мотора услышал странный звук – у него за спиной треснуло и осыпалось стекло небольшого окошечка, предназначенного для того, чтобы видеть, что творится в кузове. Он хотел обернуться, но не успел. Наброшенная удавка уже впилась в его шею. Чьи-то сильные руки затянули ее. Прапорщик хрипел, пытался подцепить пальцами прочную шелковую тесьму, врезавшуюся в кожу, но только ломал ногти.

– Не дергайся, придурок, – услышал он голос уверенного в себе мужчины.

А затем краем глаза прапорщик увидел, как рука советчика проникла в кабину и вытащила пистолет из его кобуры. После чего давление удавки немного ослабло. Воздух хрипло ворвался в заждавшиеся кислорода легкие прапора-спецназовца.

– А теперь, если жить хочешь, ответишь на несколько вопросов. И каждый неверный ответ я буду оценивать вот так, – удавка вновь натянулась…


В кирпичном боксе было прохладно, темновато и пыльно. Лучи солнца пробивались сквозь щели в дощатых воротах. Под бетонными балками перекрытий ютились ласточкины гнезда. Птицам не было дела до того, что творится внизу. Они впархивали в гулкое пространство заброшенных боксов, черными крестиками нарезали круги, исчезали в гнездах, потом вновь появлялись, чтобы опять исчезнуть.

Маша сидела на высоком дощатом ящике из-под боеприпасов. Пока с ней обходились довольно прилично. Во всяком случае, не били, хотя угрозы применить силу слышались постоянно.

Капитан Максимов в черной маске расхаживал по бетонному полу, заложив руки за спину. Его зычный командный голос эхом раздавался в помещении, лишенном мебели.

– …Итак, девонька, у меня есть к тебе всего несколько вопросов. Но ты почему-то упорно не хочешь отвечать. Кто послал тебя шпионить за генералами Рубиновым и Васьковым?

– Ни за кем я не шпионила.

Маша уже довольно долго наблюдала за капитаном, чтобы понять, кто он такой. Длинные волосы, стянутые на затылке в хвост, маска хоть и маскировала их, но они все-таки угадывались. Правда, о своем открытии Шарапова пока помалкивала, резонно решив, что всему придет свое время.

– Ты бездарно теряешь свое время и тратишь мое, – произнес Максимов. – Несколько файлов из той папки уже удалось открыть. Это запись частного разговора генералов Рубинова, Васькова и немецкого менеджера по строительству. А теперь рассказывай, как и по чьему приказу ты устанавливала «жучки»?

– Какие «жучки»? – пожала плечами Маша. – Полный бред. Вы мне хоть покажите эти ваши «жучки».

– Странное дело, – прищурился Максимов и призвал в свидетели Митягина. – «Жучков»-то и не оказалось в помещении. А их хорошие специалисты искали. У меня такое впечатление по качеству записи, будто ты человек-невидимка и с ними троими за одним столом сидела.

– Бред какой-то… А происхождение файлов объяснить могу. Мне их какой-то человек в такой же маске, как вы носите, передал. Можете верить, а можете нет. Но я правду говорю. Передал мне вместе с бумагами, которыми вы мне совсем недавно в нос тыкали. Не знаю, откуда это у него взялось.

– У меня от ее трескотни уже голова кругом идет, – пожаловался командиру старлей. – Сперва вазой хрустальной огрела, потом ногой в яйца, стеллаж на меня перевернула и компьютер о голову разбила… А теперь вот трещит без умолку. И пользы от ее слов – ноль. Не слишком ли много для одной хрупкой женщины? Дай-ка я с ней серьезно поговорю.

– Бить бабу – последнее дело, – произнес Максимов, – но, кажется, придется. Ты нас сама вынуждаешь. Или, может, вначале трахнем ее для разнообразия? Еще и ребят позовем. Ты же этого не хочешь, красотка? Мы для тебя грязные и вонючие уроды – кажется, ты так выразилась…

– Только подойди – чего-нибудь да недосчитаешься, – сузила глаза Маша.

– И подойду, – оскалился Митягин. – И твоя болтовня мне надоела, и маска эта трикотажная чертова – башка вся чешется.

– Мыться чаще надо, животное, – тут же отозвалась Шарапова.

Митягин не выдержал, выхватил пистолет и ткнул ствол Маше в затылок.

– Я тебе сейчас мозги вышибу, если не скажешь, кто тебя прислал.

– Всю информацию, о которой вы говорите, мне человек в черной маске отдал. Кто он такой, я не знаю. Кажется, он и вас интересует. Ствол-то убери, щекотно…

Последняя фраза на какое-то время вогнала Митягина в ступор.

– Кажись, прапор наш приехал, – прислушался Максимов к звуку, доносившемуся из-за ворот.

– Машину твою привезли, девочка. Может, и в ней что интересное найдется… Скажем, те же «жучки» в багажнике обнаружим, а? Чего он двигатель не глушит?

Максимов направился было к воротам, ведущим на улицу, но остановился. Происходило что-то странное. Звучал ровно работающий двигатель, что-то хрустело. Створки ворот вздрогнули, подались на улицу, напряглись так, что даже загудели. Митягин с Максимовым переглянулись, не понимая, в чем дело. Старлей даже отнял ствол от затылка Маши и нацелил его на ширящуюся полоску солнечного света.

Металлические кронштейны, вмурованные в кирпичную кладку простенков, медленно сгибались, а затем выломались вместе с обломками кирпичей и раствора. Высокие створки деревянных ворот, обрамленных стальными уголками, с грохотом упали на улицу и поползли по траве.

– Что за хрень? – тихо вымолвил Митягин, поводя стволом пистолета.

Старлей видел зеленеющее учебное поле, застывший метрах в двадцати от бокса «ЗИЛ» с работающим двигателем и только потом разглядел вращающийся барабан лебедки, закрепленный на бампере грузовика. Трос был зацеплен за створки и тащил их по траве. Максимов прищурился и тихо произнес:

– Он, наверное, в кабине на сиденье залег.

Митягин с пистолетом в поднятой руке медленно двинулся к выходу. И тут внезапно загрохотал пулемет. Пули врезались в кладку, посыпался колотый кирпич. Максимов с Митягиным бросились на бетонный пол. Старлей пару раз попытался выстрелить в ответ, но огонь был столь плотным, что он был вынужден вжаться в бетон.

Маша быстро сориентировалась, в чем дело, и бросилась к свету. Все произошло очень быстро. Оторвавший лицо от пыльного бетонного пола Митягин успел разглядеть промелькнувший перед боксом «УАЗ» с пулеметом, увидел, как Маша на ходу запрыгивает в машину – и военный внедорожник, подскакивая на ухабах, помчался по учебному полю.

– За ней! Быстро! – крикнул Максимов.

Капитан уже бежал к грузовику, в кузове которого блестел гламурным лаком миниатюрный «жук». Митягин еще раз выстрелил.

– Далеко, не достанешь. В кабину!

Максимов не стал терять время на то, чтобы отцеплять ползущие створки ворот. Прыгнув за руль, он перевел лебедку на холостой ход и вдавил газ. Замешкавшийся Митягин чуть не сорвался с подножки и не свалился под задние колеса.

– Помягче, капитан!

Барабан лебедки стремительно разматывался. Трос натянулся и тут же лопнул, вырвавшись из крепления. Раскачиваясь на ухабах, грузовик помчался вслед за «УАЗом».

Митягин, придерживаясь одной рукой за кронштейн зеркала, пытался прицелиться.

Ларин грамотно уходил от преследования – вел «УАЗ» зигзагами.

– Маша, перебирайся за руль, а то они от нас не отстанут.

Пуля, выпущенная Митягиным, пробила лобовое стекло армейского внедорожника.

– Быстрей же ты, Андрей! Так нас прикончат!

Митягин еще раз выстрелил. В ответ уже раздалась короткая очередь из пулемета. Ларин стоял на корме «УАЗа», сжимая гашетку.

Максимов, вцепившись в руль, вел грузовик и недоверчиво щурился.

– Твою мать, старлей. Полная херня получается. Ты смотри, кто за пулеметом. Это же немец Бирхоф. Он что, совсем охренел? Или эта бабенка ему так голову вскружила?

– Догоним – разберемся, – огрызнулся Митягин.

– Брось затею со стрельбой, – посоветовал капитан. – Лучше парней наших вызывай. Пистолетом против пулемета не повоюешь.

«УАЗ» раскачивало, как шлюпку во время шторма. Ствол пулемета прыгал вверх-вниз. По большому счету, Андрей просто держался за ручки, чтобы не упасть. О прицельной стрельбе и речи идти не могло.

Маша обернулась через плечо, чтобы убедиться – Ларин все еще тут и не улетел за борт.

– Ты хоть пугани их, – крикнула она, – а то отставать не думают.

– Лучше вообще от них избавиться, – выкрикнул в ответ Андрей. – Жми на тормоза.

Маша не стала спорить – вдавила педаль. «УАЗ» качнулся носом к земле и замер. Вот тогда Ларин и нажал гашетку вновь. Разлетелись фары грузового «ЗИЛа». Осколками шрапнели брызнули зеркала. Осыпалось лобовое стекло. Из пробитого радиатора засвистел пар.

Максимов с Митягиным жались друг к другу на полу, надеясь, что мотор оградит их от пуль. От резкой остановки «Фольксваген» сдвинулся в кузове, проломил деревянный борт и завис на трех колесах.

– Вот же черт, – процедил сквозь зубы Митягин, когда стрельба стихла, и осторожно выглянул, приподняв голову над приборной панелью.

«УАЗ», набирая скорость, мчался по учебному полю. Ларин уже пересел на пассажирское сиденье.

– Ты меня хоть убей, старлей, но никакая она не журналистка. И немец никакой не менеджер по строительству. То, что они вытворяют, не каждому спецназовцу под силу. Ты наших парней вызвал?

– Обещали быть.

Маша отчаянно крутила руль, объезжая рытвины и препятствия, а их на учебном поле инженерной роты хватало. Тут тебе и окопы для стрельбы в полный рост, и ходы сообщения, и блиндажи – и все это поросло густой травой; даже пешком будешь идти, обязательно угодишь в яму.