к которым вы глухи.
И хваткий мещанский уют.
О, сколько украдено дружб,
замков не имевших на случай,
замков от людских злополучий,
от черных завистливых душ.
Всю жизнь не терпел воровства!
Но вновь за шагами твоими
крадется воровкой молва —
украсть твое доброе имя.
Крадется,
глаза злые прячет.
Познав эту горечь с лихвой,
я знаю, как женщины плачут,
утратив душевный покой.
Всю жизнь не терпел воровства!
Но было солдатам по двадцать,
когда над могилою братской
печально склонилась трава.
Нас войны у женщин крадут.
И мертвых – нас матери ждут.
Всю жизнь не терпел воровства!
Воруют ли доброе имя
иль жизнь…
Над врагами своими
мы судьями встанем отныне.
И месть наша будет права!
Ветераны
Уходят безвозвратно ветераны —
бывалые рубаки и бойцы.
Уходят в нашу память.
На экраны.
На горькие
газетные столбцы.
Мы скорбно провожаем их в дорогу.
И говорим последние слова.
Но верим мы,
не верящие в бога,
что юность их по-прежнему жива.
Она летит в космические дали.
И на земле выращивает хлеб…
На гимнастерках светятся медали
такие же,
как у идущих вслед.
Облако
На звездном небе
появилось облако,
серебряная пелена.
Горели звезды сквозь него
и около,
как на плаще седого колдуна.
А облако росло и расширялось,
прозрачнее при этом становясь.
И дочь моя восторженно старалась
установить меж ним и нами связь.
Но я не мог ей на вопрос ответить,
откуда это облако взялось.
Его развеял налетевший ветер,
как по плечам копну ее волос.
Я вслух подумал:
– Все здесь очень просто,
то самолет оставил белый след… —
А сверху хитро нам мигали звезды,
как будто знали правильный ответ.
Будь нежной
Будь нежной,
если хочешь
быть сильной,
как море,
когда грохочет
волною синей.
Будь нежной,
если хочешь
быть красивой,
как лунной ночью
январский иней.
Будь нежной,
будь нежной
к друзьям своим,
когда печалью
или надеждой
приходишь к ним.
Будь нежной,
если можешь…
Если не можешь —
будь нежной.
Всего дороже
на этой земле вешней
твоя нежность.
Сердце учителя
Николай Николаич,
отдохните немного.
Вы устали небось:
тридцать лет у доски.
Скольких вы проводили
отсюда в дорогу.
Не от тех ли разлук
побелели виски?
В нашем классе
как будто ничто не меняется:
и зимой и весной на окошках
листва.
Та же вас тишина по утрам
дожидается.
Те же взгляды ребячьи.
И те же слова.
А прошло тридцать лет.
По цветению вешнему
годы шли,
по осенним ветрам, по снегам…
Но и нынче встречает вас юность
по-прежнему.
Словно время стоит.
Только что оно вам?
Только что оно вам?
Вы же с будущим рядом…
Продолжается начатый в прошлом урок.
И ребятам опять задаете вы на дом,
словно юность свою,
строгость блоковских строк.
Вы хотите, как с нами,
понять и всмотреться
в души этих ребят, не забыв никого.
Никого вы из них не обходите сердцем.
А ведь сердце одно…
Пожалеть бы его.
Пожалеть?..
Нет, уж вы не смогли бы иначе.
Это все для людей.
Так о чем же тут речь?
Им без вашего сердца не будет удачи.
Потому не хотите вы сердце беречь.
Вопрос
Куда вы дели страну,
В которой мы честно жили?
И где, одолев войну,
Памятью дорожили.
Куда вы дели страну,
Где не были мы чужими?
Я знал ее молодой,
Когда она без боязни
Справлялась с любой бедой.
И в сердце носила праздник.
Куда вы дели страну,
За чьи упрятали двери?
Кто взял на себя вину
За страшную ту потерю?
Куда вы дели страну,
Верившую в наше братство?
В какую снесли казну
Награбленные богатства?
Я помню, как перед ней
Другие склонялись страны.
Среди врагов и друзей
Ей в славе не было равных.
Вам Бог доверил страну,
Замоленную в каждом Храме…
На всю планету одну.
А вы ту страну просрали.
Стена мещанства
Оградились каменной стеной.
Дача и стена не на зарплату.
Оградились, словно виноваты,
словно прячась за чужой спиной.
Верно, что-то я не понимаю.
Или усложняю, может быть.
Широка страна моя родная,
так чего ж заборы городить.
Ленин жил в простом открытом доме.
Ни собак, ни стражи, ни замка.
Пожимал крестьянские ладони.
Принимал гостей издалека.
Ну а здесь воздвигнута стена,
будто незаконное решенье.
Пусть стоит.
Да я боюсь,
она
не нашла бы в душах продолженья.
«На берегу Тверцы…»
В. Шумилову
На берегу Тверцы
безлюдно и печально.
А по траве замерзшей
белой вязью
зима сообщила всем печатно,
что скоро к нам
пожалует на праздник.
Все дачники поуезжали в город.
И увезли из леса детский смех.
Разбитому скворечнику за ворот
то дождь летит,
то тихий ранний снег.
Лес полон тишины
И желтых листьев.
Покинули природу
птичьи стаи:
концертный зал
остался без артистов.
Душа моя
без музыки осталась.
Частный случай
Есть у меня знакомый —
кандидат наук.
В науке он просиживает брюки.
И кроме блеска этих самых брюк,
другого блеска не достиг в науке.
Да что ему наука?
Для чего?
Она лишь как надежные ступеньки
наверх,
к благополучию его,
где положенье,
и почет,
и деньги.
И, словно пачки старых облигаций,
которые давно вне тиража,
в архиве диссертации пылятся.
За них не даст наука ни гроша.
И, к сожаленью, он не одинок.
Пока таланты расщепляют атом,
чтобы земля была цветущим садом,
мой кандидат цитаты превозмог.
И в этом деле преуспел весьма.
Как говорится, счастлив без ума.
Любовь-рябина
Помнишь, ты была тогда со мною?
Посадил я саженцы весною.
Несколько рябинок-малолеток.
А теперь не дотянусь до веток.
К ним дубки сажали мы попарно.
Вон какие вымахали парни.
И рябины – как просила песня —
навсегда теперь с дубками вместе.
А над ними ласточки кружили…
Только мы с тобою – как чужие.
И любила ты, и не любила,
горькая моя любовь-рябина.
Ну а я-то был такой влюбленный,
словно глупый тот дубок зеленый.
А сейчас – как лес после пожара…
Помню лишь, как ты дубки сажала.
А любила или не любила,
не расскажет мне о том рябина.
И дубки молчат о нашей встрече.
Только грустно опускают плечи.
«Янтарную глыбу стекла…»
Светлане Бескинской
Янтарную глыбу стекла
Нежданно веселого цвета
Художница мне принесла,
Чтоб в стужу почувствовать лето.
Чтоб в синий январский мороз
В глаза бы мне солнце смеялось.
Чтоб если грустить довелось,
То самую малую малость.
Ах, Света, мой солнечный друг!
Как все наши помыслы зыбки…
Я принял из радостных рук
Печаль твоей поздней улыбки.
И кажется мне иногда:
Стекло – это некое чудо.
И взгляд твой сквозь боль и года
Все вырваться хочет оттуда.
Диалог
– Хочу быть нежным с тобой.
– И грубым?
– Хочу твоим рыцарем быть.
– И другом?
– Хочу быть снегом твоим
и ветром.
Дождем, смывающим все следы.
Хочу быть добрым
нежданным светом
в глухую полночь
твоей беды.
– Хочу улыбки твоей.
– И слез?
– Хочу сомнения.
– И надежды?
– Лишь только б встретиться довелось…
– Где ж ты?
«Я помню это до сих пор…»
Я помню это до сих пор…
На чью-то дачу в воскресенье
мы привезли с собой веселье
и разбудили старый бор.
Мы куролесили и пели.
Горя от женской красоты,
в искристой виноградной пене
студили жаждущие рты.
Мы веселились, как умели,
Не зная, что там будет впредь.
И наши дамы тихо млели,
в глаза боясь нам посмотреть.
И вдруг все бросив,
мы бежали
к реке…
Скорей туда, туда,
где, как бывает на пожаре,
нас от огня спасет вода.
Вода была на редкость стылой.
И нас окатывала вдруг.
И было всем немного стыдно
недавних взглядов,
жарких рук.
Мы уходили шагом резким
из дачи той,
как от врага.
А нам вдогонку тихим плеском
смеялась радостно река.
Кипрская легенда
Говорят, что Афродита
вышла к людям из волны.
Говорят, что в Афродиту
все на Кипре влюблены.
Говорят, она под вечер
возле Пафоса у скал
каждый раз спешит навстречу
тем, кто век ее искал.
Я и верил и не верил.
Но, приехав в ту страну,
увидал прекрасный берег,
знаменитую волну.