На рассвете и закате
плавал в море и нырял.
Но богиню я не встретил
И надежду потерял.
А вернувшись в белый город,
средь полночной тишины
все я слышал синий шорох
набегающей волны.
Может, был бы я в обиде,
но, лишь день вошел в зенит,
я на улицах увидел
сухопутных Афродит.
С тем же профилем точеным,
но живее и добрей —
в светлом облике девчонок,
в строгом лике матерей.
В цехе
Белых нитей водопад…
И как чайки —
руки девичьи.
Я ловлю веселый взгляд,
мимолетный и доверчивый.
Вот ты вяжешь узелок.
Словно Кио – в полмгновения.
Сколько ждет тебя дорог!
Окажи ты им доверие.
Сколько ждет тебя дорог
к тем друзьям,
еще не встреченным.
Будь крепка,
как узелок.
Оставайся век доверчивой.
Оттого в душе светло,
что ты все с любовью делаешь.
Донесет твое тепло
до людей та нитка белая.
По проходу мимо ровницы
ты улыбку понесла.
Все хорошее исполнится.
Лишь бы ты всегда была!
«Смотрю с восторгом…»
Смотрю с восторгом
На красивых женщин.
В России некрасивых нет.
Восторг мой перед ними вечен,
Как вечен красоты секрет.
Ты тоже у меня красива…
Я помню тот рассвет в дыму,
Где ты, как сказочная Дива,
Явилась сердцу моему.
Смотрю с восторгом
На красивых женщин…
И вижу одиноких вновь.
Мечтаю, чтоб их было меньше,
Кому не встретилась любовь.
Смотрю на женщин одиноких,
Наивной мыслью одержим:
Надену я нарядный смокинг,
Пойду их сватать
Землякам своим.
Баллада об имени
Мы с ним случайно повстречались
в ташкентском аэропорту,
когда, туманом опечалясь,
чай смаковали поутру.
Он был находчив в разговоре,
и откровенен, и умен —
узбек по имени Григорий
(в краю, где нет таких имен).
И я спросил его об этом,
откуда имя, мол, у вас?
Он помрачнел и мне поведал
свой удивительный рассказ.
– Меня отец назвал Сайяром.
По всем законам старины
узбекским именем,
с которым
я жил с рожденья до войны.
А Гриша – это имя друга.
То имя горестной вины…
Я с ней прошел четыре круга,
четыре года той войны.
У стен столицы утром ранним
наш танк был подожжен, подбит.
Я был контужен.
Гриша ранен.
А башенный стрелок убит.
Пробитый чуть ли не навылет,
танк стать могилой мог для нас.
Каким-то чудом Гриша вылез,
меня извлек и жизнь мне спас.
А сам погиб…
Сквозь боль и ярость
я клятву дал тогда ему,
что если только жив останусь,
то имя Гришино возьму.
Чтоб долго жил он вместе с нами
на доброй родине моей.
Чтобы о нем светилась память
в глазах узбекских матерей.
Когда в Москву я приезжаю,
я к другу верному спешу:
Могилу в поле навещаю.
К стене кремлевской прихожу.
И вновь рассказываю Грише,
как мы живем в родном краю.
И все мне кажется —
он слышит
взволнованную речь мою.
Узбек умолк,
как после песни,
в которой все слова болят…
– Он был земляк ваш.
С Красной Пресни.
Теперь навек и мой земляк.
«Откуда у тебя такое имя…»
Откуда у тебя такое имя?
Оно прекрасной музыки полно…
И майского веселья – как вино, —
Когда с друзьями встретишься
своими.
Я это имя повторю чуть слышно,
Чтоб музыке откликнулась душа.
Как будто ты ко мне навстречу
вышла,
Но до сих пор до встречи не дошла.
Девятое мая
И твой отец надел медали
И боевые ордена.
А мысли все его витали
В тех днях, когда была война.
К нему пришли однополчане —
Улыбки, слезы, седина…
И в доме тосты зазвучали,
И воцарялась тишина.
А ты лишь праздника касалась
И уходила в боль свою.
И в этот миг тебе казалось,
Что твой любимый пал в бою.
Он был тебя намного старше,
Но уравняли вас года.
Солдаты вспоминали павших
И снова брали города.
И пели бывшие солдаты,
Но песня их была грустна,
Как будто были виноваты,
Что ты на празднике одна.
Позднее счастье
Прекрасна жизнь,
Но слишком коротка.
Как поздно нас порой любовь находит.
Вот к другу моему издалека
Пришла любовь, —
А годы на исходе.
И жизни не хватило на нее.
Как солнца – зимам,
Соловьям – черемух.
Что юность возвращается —
Вранье!
Не перепрыгнуть пропасть
В два приема.
А потому —
Две жизни на двоих.
И никаких надежд и обещаний.
И все-таки я радуюсь за них,
Влюбившихся друг в друга
На прощанье.
«Если что-нибудь случится…»
Если что-нибудь случится
И расстаться суждено, —
Обернусь однажды птицей,
Постучусь в твое окно.
Ты подумаешь, что ветер,
Или ветка, или дождь…
Что-то смутно заприметив,
Вдруг к окошку подойдешь.
Полыхнет в глаза зарница.
Отпылает тишина.
И загадочная птица
Встрепенется у окна.
И душе тревожно станет,
Будто что произошло.
И предчувствий не обманет
Промелькнувшее крыло.
Признание Тютчева
Прости, что жизнь прожита…
И в этот осенний вечер
Взошла твоя красота
Над запоздавшей встречей.
Прости, что не в двадцать лет,
Когда все должно случиться,
Я отыскал твой след
У самой своей границы.
Неистовый наш костер
Высветил наши души.
И пламя свое простер
Над будущим и минувшим.
Прости, что жизнь прожита
Не рядом… Но мне казалось,
Что, может, и жизнь не та…
А та, что еще осталась?
Муза
А. Алексину
Муза моя,
Ты сестра милосердия.
Мир еще полон страданий и мук.
Пусть на тебя чья-то радость не сердится.
Нам веселиться пока недосуг.
Как не побыть возле горести вдовьей?
В доме ее на втором этаже
С женщиной той ты наплачешься вдоволь.
Смотришь —
И легче уже на душе.
Не проходи мимо горя чужого,
Рядом оно
Или где-то в глуши…
Людям так хочется доброго слова,
Доброго взгляда и доброй души!
Горем истерзана,
Залита кровью, —
Наша планета опасно больна.
Муза, ты сядь у ее изголовья.
Пусть твою песню услышит она.
Знаю, что песня ничто не изменит.
Мир добротой переделать нельзя.
Все же ты пой…
Это позже оценит,
Позже поймет твою песню земля.
«Ничего не вернешь…»
Ничего не вернешь…
Даже малого слова.
Ни ошибок,
Ни радостей,
Ни обид.
Только кто-то окликнет меня из былого —
И душа замирает,
И сердце болит.
Мы когда-то о жизни своей загадали.
Да сгорели ромашки на прошлой войне.
Не мелели бы души,
Как речки, с годами…
Потому что душа постоянно в цене.
Ничего не вернешь…
Оттого все дороже
Переменчивый мир,
И морозы, и зной.
Мы судьбою не схожи,
Но памятью схожи.
А поэтому вы погрустите со мной.
«Давным-давно за окнами весна…»
Давным-давно за окнами весна.
Но снег опять свои затеял танцы.
Зима в наш город, видно, влюблена
И все никак не может с ним расстаться.
А я с тобой расстаться не могу.
Хотя мой снег
Твоей весне печален.
По вешним водам мы куда отчалим?
Какой цветок оставим на снегу?
Снега сойдут…
И возле наших окон,
Как будто кем покинутая вдруг,
Грустит береза…
Как ей одиноко
Без ласки снега и объятий вьюг.
Растаял снег…
В березе бродит сок.
И листья на ветру зашелестели.
Вернулся май.
И ей легко помог
Забыть про отшумевшие метели.
«Я помню, до войны…»
Я помню, до войны
У нас в деревне
Мы старших почитали…
А теперь
Усмешку может вызвать
Старец древний.
Старуху могут выставить за дверь.
Теперь все по-другому —
Кто моложе
Да посильнее —
Тот авторитет.
Сын на отца
Уже прикрикнуть может,
Послать подальше,
Несмотря что сед.
И чья-то мать,
Когда-то просто мама,
Не знала, что дождется
Черных дней
И кулачки,
Что к сердцу прижимала,
Вдруг силу будут
Пробовать на ней.
А мы росли
Совсем в иной морали:
Когда я в детстве
Что-то натворил, —
Чужие люди уши мне надрали —
И батька их за то благодарил.
«Я иногда хочу быть одинок…»
Я иногда хочу быть одинок
Среди людей —
Как тайна между строк.
Не надо мне тогда застольных фраз,
Чужого понимания и вздоха.
Я одинок,
Как вечно одинока
Вселенная, глядящая на нас.
Я одинок,
Как одинок цветок,
Когда его срывают и уносят.
Я одинок,
Как одинока осень,
Когда последний падает листок.
Мне хорошо, когда я одинок.
Как будто в чем-то я себе помог.
«Когда вас по глупости кто-то обидит…»
Когда вас по глупости кто-то обидит,
Примите обиду легко и достойно,
Как шумного гостя