К вечеру, когда я пришла с работы, Геленка мне позвонила и просила приехать к ней с ночевкой на два дня, до понедельника.
Я обещала. Сказала, что только зайду в детскую комнату милиции, поскольку меня выбрали шефом. И прямо оттуда - на электричку, в Переделкино.
Нас просили прийти к семи вечера - тех двух парнишек и меня. После обеда я приняла душ и стала примерять все свои платья по очереди, потому что там будет Ермак. Платья все оказывались какие-то не такие. Одно было слишком нарядное, неловко же вырядиться в милицию, как в театр, другие уже не имели свежего вида, к тому же слишком короткие. И главное, я в этих платьях была какой-то девчонкой (тоже мне - шеф). Наиболее солидно я выглядела в черном платье с кружевными манжетами. Его я и надела, а на шею - мамин янтарный кулончик на золотой цепочке (без спросу, она все равно раз в год надевает).
В черную кожаную сумку я положила ночную сорочку, лыжный костюм, зубную щетку и халатик. Мама была в театре Вахтангова со своими друзьями, а папа собирался рано утром на рыбалку и готовил все заранее. Он пожелал мне хорошо отдохнуть, я его чмокнула в щеку.
Я шла по улицам, а вокруг все сияло, все блестело: падал крупный снег, и каждая снежинка была как звездочка. Все прохожие были облеплены снегом, и отвисшие провода, и деревья. Вся Москва была в снегу, как в серебре.
На душе у меня было легко и радостно.
Из ребят явился лишь один, он поджидал меня возле милиции, постукивая нога об ногу. Но пришел он затем, чтобы просить меня передать, что у него заболела мать и он должен нести ей передачу в больницу. Какой-то чудак, будто нельзя было бы об этом сказать еще на заводе!
- А тот другой? - спросила я.
- Да он же учится.
- Так сейчас же каникулы.
- Да, но у него... он простыл и гриппует. Так ты передай, Гусева, ладно?
- Ладно.
Он так рванулся, будто за ним гнались. Наверно, боялся опоздать с передачей в больницу. На углу его кто-то ждал. Оба мигом исчезли, словно растворились в снегу.
И от других цехов шефы собирались плохо. Тоже - кто передачу нес в больницу, кто грипповал. Хоть бы придумали что-нибудь другое, а то как-то неловко за них было.
Восемь человек всего пришло, из девушек я одна. Заведующая детской комнатой милиции, худощавая пожилая женщина в роговых очках, одетая в форму, попросила нас подождать. Мы сели на стульях вдоль стены. Ермака не было. Я так и думала, что он не придет.
Заведующая детской комнатой была явно расстроена. Перед ее столом сидел живой, сероглазый мальчишка в клетчатом пальто, шапку он держал в руках. Он с интересом оглядел нас. Может, подумал, что мы тоже задержанные?
- Так и будем молчать? - устало спросила инспектор.- Разговора у нас не получится? Ну почему ты опять убежал из дома? Сколько можно бегать?
Мальчишка крепче сжал губы. Он упорно молчал.
- Ну, жду твоего объяснения, - уныло повторила инспектор.
В этот момент вошел Ермак (у меня екнуло сердце). Он, видимо, уже стряхнул с себя снег в коридоре, но на его пальто и шапке еще блестели снежинки. Он поздоровался с нами общим поклоном, с инспекторшей за руку и, подсев к столу, внимательно и доброжелательно оглядел мальчика.
- Вот, представляю вам - Женя Жигулев. Задержан на вокзале. Какой раз уже убегает из дома. И говорить не хочет...- сказала неодобрительно инспектор.
- А прошлый раз он говорил? - поинтересовался Ермак. Инспектор промолчала. Ермак наклонился к мальчику.
- Что-нибудь случилось, Женя?
- Она знает,- буркнул мальчик.
Ермак вопросительно взглянул на инспекторшу. Она пожала плечами.
- Недотрога. Стоит отцу шлепнуть его, как удирает из дома. Об избиении или там истязаниях и речи нет - ни синяка, ни ссадин. Отец нервный, бывший фронтовик. Чуть ударит его, так он сразу уходит из дома. Разве так можно?
- Я сказал ему, что не позволю себя бить, и не позволю,- объяснил Женя (в голосе мальчика прозвучал металл).- Если вы только отправите меня домой, он меня опять изобьет. Я опять сбегу. Предупреждаю заранее.
- Что же с тобой делать? - Инспектор даже глаза закрыла.
- Отправьте меня в интернат, там бить не будут.
- Отправим в колонию тебя, а не в интернат.
- За что?
- За бродяжничество.
- А почему не в интернат?
- Ну что с ним делать? - обратилась инспектор к Ермаку.
- Вы говорили с родителями?
- Говорила. Мать плачет. Отец... там все будет по-прежнему. Отец горяч и скор на руку. К тому же наш Женя отнюдь не отличается примерным поведением. Учится, правда, хорошо. Кстати, насчет интерната отец категорически не согласен. Он сам желает воспитывать своего сына.
- А я не желаю, чтобы меня так воспитывали,- заявил мальчик,- я не позволю себя бить.
Ермак вытащил блокнот и что-то записал в него.
- Других нарушений у него нет? - кивнул он на Женю.
- Других нет...
- Поговорите с отцом, скажите ему, что не всякий ребенок может перенести унижение достоинства.
- Товарищ Зайцев!!! - инспектор сделала большие глаза и покосилась на Женю, который так и просиял от поддержки.
- Думаю, что я добьюсь для него интерната,- сказал Ермак твердо. Серо-зеленые, яркие глаза его чуть сузились, ноздри дрогнули, на загорелом с резкими чертами лице проступил гнев. Он быстро написал на листке номер телефона и протянул его мальчику.
- Вот мой телефон. Здесь домашний и рабочий... Лучше запомни их наизусть. В случае чего не слоняйся по вокзалам, а звони прямо мне. Помогу.
- Спасибо,- Женя вдруг всхлипнул. Записку он крепко зажал в кулаке.
- Подожди меня в соседней комнате,- сказал Ермак,- сам отвезу тебя домой и поговорю с твоим отцом.
- Спасибо,- крикнул еще раз мальчишка, обернувшись к Ермаку.
Совещание "шефов" было недолгим. Инспекторша растолковала нам кое-какие законы, сообщила, что трудные подростки - современная проблема номер один. Затем она простилась с нами.
Ермак серьезно осмотрел нас, подивился, что нас мало, и предложил для начала каждому взять шефство над одним-двумя трудными подростками и попытаться помочь им выправиться.
Каждый подумал и выбрал себе подростка, как правило, из своего же цеха. Но у нас в "аквариуме" трудных не было, и я выбрала Олежку.
Кто-то вспомнил про Зину Рябинину, дескать, над ней не мешало бы кому-нибудь взять шефство. Но ни у кого не появилось такого желания. Бедная Зинка!
На этом Ермак отпустил всех, попросив меня остаться. Все мигом расхватали свои пальто, шапки и высыпали на улицу, как школьники в перемену - довольно-таки шумно.
Ермак смеющимися глазами посмотрел им вслед и сел на краешек стола.
Так я впервые очутилась наедине со своим любимым, который даже и не подозревал о том, что он мой любимый. Чувствуя некоторую неловкость, я постаралась ее скрыть. Непринужденно прошлась по комнате и села на кожаный диван возле стола.
Мы молча смотрели друг на друга...
- Я так и не понял, почему вы мне тогда звонили? - проговорил наконец Ермак.- Я потом ждал вашего звонка, но его так и не последовало.
- Раздумала, - пояснила я, - просто я хотела посоветоваться насчет Зины, а потом раздумала.
(Какая же я лгунья!) Но Ермак поверил.
- Я почему-то так и думал. Зина о вас очень хорошо отзывалась. Если она с кем и считается, так это с вами.
- Она ни с кем не считается, - возразила я. - Мы с ней когда-то дружили - совсем маленькими, и она еще помнит об этом.
- Зина хорошая девочка, но она решила стать плохой и стала,- задумчиво сказал Ермак.- Не возражаете, если я закурю?
- Пожалуйста.
Ермак достал сигарету и закурил. Он был в штатском: темно-серый костюм и зеленый свитер.
- Расскажите мне, пожалуйста, все, что знаете о ее детстве,- попросил Ермак.
Я рассказала подробно, как Зина любила отца, как после смерти матери старательно хозяйничала, готовила его любимые блюда, как он нежданно и скоро привел в дом двух Геленок - большую и маленькую, которых глубоко и нежно любил. Как Зинка превратилась из веселой, услужливой девочки в злобную хулиганку. Как ее отдали в интернат.
- Понимаете, она почему-то не верила, что ее отдадут в интернат... Ну, считала это просто невозможным, ведь она в этой квартире родилась, росла... Мать ей говорила, что после ее смерти угловая комната будет Зинина и мебель тоже. Но мебель всю переменили на более современную, а Зину фактически выгнали из дома. Конечно, она вела себя невозможно... могла изуродовать Геленку, что угодно могла сделать, но... как-то все-таки... жестоко. Когда я представляю ее первый день, первую ночь вне родного дома, мне становится жутко.
Мы помолчали. Слышались телефонные звонки, разговоры, топот ног, во двор въезжали и выезжали с урчанием машины.
- Вы думаете, какой-нибудь подход в то время можно было найти? спросил Ермак.
- О да! Если бы отец как-то убедительно показал ей, что любит ее, Зину, по-прежнему и не менее новой жены и другой девочки... Но что теперь убеждать, все зашло слишком далеко... ненависть разъедает ей душу. - У меня вдруг заболело сердце: Геленка-то одна!
- Меня беспокоит то, что в их компании появился рецидивист- Валерий Шутов, по кличке "Зомби". Противный парень!
- Почему же его не заберут...
- А его недавно выпустили. Мать добилась прописки. Пока еще ни в чем не попался. Но если попадется, непременно в чем-нибудь гнусном. Боюсь, здесь мы бессильны. Ему только двадцать лет. Устроился на работу в автопарк. Машины ему пока не дали. Работает по ремонту.
Я порывисто встала и пошла к вешалке.
- Вы торопитесь? - спросил Ермак, тоже вставая.
Я объяснила, в чем дело. Он, кажется, встревожился.
- Тогда надо торопиться. Минуточку... может, я вас подвезу до вокзала.
Ермак вышел из комнаты. Пока я оделась, он уже вернулся и взял свое пальто, на ходу надевая его.
- Машина есть свободная! Кстати, завезу мальчика.