Юрий (ох, до чего же все-таки они с Аликом похожи друг на друга!) остановился перед своим детищем, уже принимающим те формы, которые виделись конструктору.
- Сейчас сюда зайдет замминистра взглянуть на...
- Вернулся из-за границы? - обрадовался отец, так как знал, что теперь уже никто не осмелится мешать Терехову работать.
- Да. Вчера вернулся. И первое, о чем спросил по телефону Рябинина,как продвигается наш Центр...
- Он уже знает...
- Знает. Вчера вечером звонил мне домой, и я ему все рассказал.
- Теперь не будут мешать! - обрадованно воскликнул Володя Петров.- Мы закончим сборку к маю, ведь он почти собран - остается наладка. Но с вами...
Дверь открылась, и к нам вошла целая комиссия. Впереди среднего роста полный мужчина с карими глазами, это и был заместитель министра Иванов. За ним шел Медведев, несколько начальников цехов и наш Валерка. Рябинина не было. Как я потом слышала, он срочно уехал в свой институт. Что еще ему оставалось делать?
Замминистра поспешил к машине Терехова. Он ее щупал, гладил, рассматривал детали. Отступал шага на два и любовался ею, как Венерой. Отца моего он знал и крепко пожал ему руку. Спросил, не хочет ли он вернуть себе бывшую бригаду. Отец сказал, что уже сработался с новой.
- С наладкой справятся?
- Справятся. Ребята способные,- заверил отец.
Ребята были очень польщены, особенно близнецы. Замминистра снова вернулся к более чем на половину собранному Центру.
- На наших глазах появляется принципиально новый класс машин,восторгался он.- Ведь это не обычное усовершенствование станка и систем программного управления, а переход в новое качество...
- Но он потребует очень четкой организации производства,- усмехнулся Терехов, взглянув на директора завода.- Один час простоя Центра обойдется в пятьсот-шестьсот рублей. Рябинин не уверен, что машина будет постоянно загружена... Перебои со снабжением и прочие производственные огрехи...
- Вот и хорошо,- хладнокровно заметил Иванов,- заставит подтянуться производственников.
Иванов добродушно рассматривал всех нас - членов бригады отца.
- Для нас "сборочный центр" представляет большую ценность. Капиталисту социальная сторона его не нужна, он станок делает только ради выгоды. Для нас же важна и другая сторона. Ведь на нем будет работать не токарь, не фрезеровщик, не монтажник, а программист, оператор. Вот вам и стирание грани между физическим и умственным трудом. Придется, ребятки, учиться на программистов и операторов.
- А мы с радостью! - воскликнул Шура Герасимов. Серые глаза его сверкали полным восторгом. Он уже любил эту машину, которую мог представить себе пока лишь мысленно.
Иванов молча посмотрел на Шурку Герасимова, затем с довольной улыбкой обратился к Терехову.
- С такими орлами сделаешь, Юрий Васильевич. В июне будет готово? Приеду сам принимать. Поднажмете, если потребуется. Создадим вам все условия. Думаем ваш "сборочный центр" отправить на выставку.
- Вряд ли успеем к выставке,- тихо, но внятно произнес Терехов.
- Но все почти собрано, а теперь под твоим руководством...
- Будем демонтировать... разбирать,- сказал Терехов. Стало очень тихо. Мы во все глаза смотрели на инженера.
Алик чуть присвистнул.
- Не понимаю,- нахмурился замминистра.
- Будем разбирать. Есть лучший вариант.
Отец взглянул на своих слесарей ("орлов"), они - на своего бригадира.
- Юрий Васильевич, опомнись, что ты говоришь,- сказал Медведев.
- Сколько труда потратили,- заметил отец с сожалением.
- Знаю,- тихо ответил ему Терехов.- Знаю, но все равно придется переделывать.
- Объясните яснее,- резко приказал Иванов. Юрий повернулся к нему.
- Видите ли, товарищ Иванов, все это время, пока они собирали машину без меня, я мысленно не расставался с ней ни на минуту. Даже во сне продолжал думать о своем "сборочном центре"... И вот я понял: можно лучше сделать... Если вы пройдете со мной в конструкторское бюро,- там у меня чертежи,- я вам покажу два варианта, и вы, я уверен, согласитесь со мной.
Заместитель министра чертыхнулся и, забыв проститься, поспешил в КБ. Валерий пошел рядом с ним, Терехов сзади.
- Когда Рябинин узнает об этом, ведь он...- начал было Володя.
- Ничего он нам больше не сделает,- перебил его расстроенный отец.Никогда. Но дело не в том...
Отец что-то соображал, на его лбу выступили капельки пота.
- Вот что, ребята... Давайте приступим к разборке. Раз есть лучший вариант...
И отец первый стал что-то откручивать у машины. Алик бросился ему помогать. Затем, повздыхав, подошли остальные. Машину разбирали осторожно, потому что многие детали и узлы могли еще пригодиться. Вошел Терехов и, увидев "развалины", лукаво посмотрел на отца.
- Ну, как министр? - поинтересовался отец.
- Ничего. Новый вариант понравился. Он порядочный человек и знающий инженер. Чем вы теперь займетесь, друзья? Мне еще надо кое-что изменить в чертежах.
- Найдем чем заняться,- сказал отец.- Хоть бы объяснили нам, в чем там дело, в новом варианте?
Терехов не заставил себя просить и подробно рассказал. На три четверти я ничего не поняла из его объяснений. В общем, он положил теперь в основу Центра нечто действительно новое. В нем были прежние элементы электронных схем - реле, ламп, транзисторов, диодов, но резко увеличился контакт человека с машиной. То изменение в схеме, которое сделал теперь Юрий, на первый взгляд противоречило здравому смыслу. Но именно это привело нас потом к успеху. И - какому успеху! А пока мы только дивились энергии и принципиальности Терехова, снова засевшего за свои чертежи.
- Что же мы будем делать,- поинтересовался Володя Петров,- пока КБ изготовит новые чертежи?
Они с Андреем с самого начала работали только над сборкой Центра, и им особенно было горько, что машину вдруг разобрали. Отец понял их душевное состояние. (Разве он сам не испытывал то же самое.)
- Не расстраивайтесь, друзья,- сказал он.- Юра прав. Займемся мы пока вот чем,.. Медицинский институт просил наше КБ разработать биотелеметрический передатчик. Они сконструировали прибор, в чертежах, разумеется. Нам предстоит его собрать. Так вот, я внимательно изучил чертежи, мы вполне можем для его создания использовать часть наших микросхем.
- Словно кубики, из которых можно строить хочешь домик, хочешь мост,хмыкнула я, очень довольная, что моя работа не пропала даром.
Мы разложили чертежи, и папа стал объяснять, что к чему. Потом, как всегда, дал каждому задание.
Впрочем, это уже было после обеденного перерыва...
А вот что было в перерыв. Увлекшись работой, мы задержались на несколько минут.
- Эй, обедать собираетесь? - окликнула нас Зинка.
Я обернулась и невольно ахнула. Неужели это была Зинка Рябинина?
Мы все привыкли видеть ее лохматой, грязной, в неизменном драном свитере. Смятый растянувшийся воротник обычно болтался вокруг ее тонкой шеи, как старый измочаленный хомут.
И вдруг мы увидели ослепительно чистую, гладко причесанную и подстриженную Зинку в аккуратно выглаженном красном платьице и пушистом вязаном сером жакетике. На голове белый беретик.
- Зинка! - только и смог выговорить Шура Герасимов. Он едва ее узнал. А мы все до единого были настолько изумлены, что буквально онемели.
Зина была очень довольна произведенным впечатлением. Она важно взяла меня под руку и отправилась обедать вместе со всеми.
Ребята отпускали ей комплименты. Зина выслушивала их с любопытством.
После обеда мы вышли втроем: папа, Зина и я. Зина обратилась к отцу:
- Сергей Ефимович, вы не возьмете меня в свою бригаду... учеником слесаря. Хочу быть наладчиком, как и вы. Лет через пять-шесть буду, если постараться?
Отец как-то встревоженно смотрел на нее. Я думала, что он обрадуется ее перемене, ведь она могла означать лишь одно: Зина решила исправиться. Но отец почему-то явно встревожился.
После минутного растерянного молчания он сказал, что с удовольствием возьмется учить ее слесарному делу, но разъяснил, что на первых порах она будет получать гораздо меньше, чем она зарабатывает теперь на своем электрокаре.
- Я знаю, дядя Сережа,- сказала Зина, назвав его, как называла в детстве,- на что мне электрокар? Никаких перспектив. И если уж я решила завязывать, так буду учиться только у вас. На хлеб и щи хватит заработка?
- Ну, не так уж плохо,- улыбнулся ей отец.- У тебя... все в порядке, Зина? - спросил он (по-моему, неожиданно для самого себя).
- Не беспокойтесь за меня, дядя Сережа,- серьезно заверила Зина,- все в порядке.
- Ну и хорошо.
Мы постояли молча. На заводском дворе было почти сухо, только в тени таяли остатки снега. День был сумрачный. Беспокойные клубящиеся облака - в них и снег, и дождь - текли так низко, что, казалось, задевали за высокую кирпичную заводскую трубу.
- Можно, я зайду к вам вечером? - спросила вдруг Зина, одновременно взглянув и на отца и на меня. Губы ее дрогнули.- Я ненадолго.
- Приходи, я буду дома весь вечер. Папа уйдет часов в девять,предупредила я.
Это было совсем новое. Зина к нам не ходила лет шесть. Хотя я не раз ее приглашала.
Она пришла в восемь часов. К ее приходу стол был накрыт. Мы с отцом сидели и гадали, что могла означать эта перемена. Очевидно одно, решили мы,это влияние Ермака.
Зина не жеманясь села к столу, поела, правда без особого аппетита, выпила две чашки чая со сливками и конфетами.
- Вы одни в квартире, больше никого нет? - спросила она, допив чай.
- Одни,- удивленно ответила я.
Папа озабоченно смотрел на Зину. Жилки на его висках взбухли. Что его так беспокоило?
- Вы оба не понимаете, что произошло? - проговорила Зина. Рот ее жалобно искривился, она чуть не заплакала.
- Рассказывай, Зина, если тебе хочется рассказать,- сказал отец сочувственно.
- Я хочу вам обоим рассказать... У меня нет ближе вас никого.