Мйелна вновь опустила голову, переводя дыхание.
– Найи́, – мягко сказал Йиргем, – я вижу, как тебе тяжело. Нет нужды мучить себя подробностями той ночи. Расскажи нам только то, что может быть важным. Что стало о вас известно людям в Абу?
– Я не знаю всего, – покачала головой Мйелна. – Они называли нас демонами и знали, что мы занимаем тела людей. Они догадались, что йолн не может проникнуть в память прежнего владельца тела. Они сообразили, что рано или поздно мы покидаем тело, чтобы занять другое, и что прежний владелец тела не оживает, когда из него уходит один из нас. И что самое важное – они поняли, насколько мы преданны друг другу.
Эту ночь старый жрец помнил особенно ясно. Помнил ее теперь и Накти – Эмсаф повторял свои слова, снова и снова возвращаясь к уже сказанному.
Эмсаф не ошибся, полагая, что даже демоны не способны устоять перед взбесившейся толпой. Однако тщательно подготовленный им пожар запылал, прежде чем полностью подготовились они с Сахури, и действовать пришлось быстро, очень быстро.
Первым подвергся атаке толпы дом писца Имхотепа. Именно туда вошла исчезнувшая днем дочь знатного вельможи. Сахури слышал, как затрещала под ударами дверь. Тогда он бросился к храму и там встретил Эмсафа, уже собирающегося домой.
– Люди разнесут дом Имхотепа! – кричал Сахури. – А потом они собираются покончить со всеми демонами! Мы должны успеть, прежде чем толпа ворвется в дом Небамуна.
Эмсаф и Сахури проникли в дом, перебравшись через забор в дальнем углу сада. Они ворвались в дверь одновременно, и Сахури помчался в покои матери, а Эмсаф, отчаянно рискуя, знакомыми коридорами побежал в комнату Бинт-Анат.
Эмсафу повезло: он застал девушку в комнате одну. Та лихорадочно кидала вещи в мешок из грубой ткани.
– Не кричи, – бросил Эмсаф, встав на пороге. – Все равно тебя никто не услышит. А если и услышит, не успеет помочь – я убью тебя раньше.
Девушка замерла на месте и медленно кивнула, признавая справедливость его слов. Она скользнула взглядом по его лицу, по ножу в правой руке и голосом, одновременно похожим и не похожим на голос Бинт-Анат, произнесла:
– Зачем ты здесь?
– Я хочу задать тебе вопрос, и я хочу быть уверенным, что услышу в ответ правду.
Демоница, укравшая – теперь Эмсаф был в этом уверен – тело его любимой, пожала плечами.
– У меня нет времени отвечать на твои вопросы. Мне надо уходить.
– Ты никуда не уйдешь, – выпалил Эмсаф. – Мой нож сделан из камня, упавшего с небес, на его рукояти – тайные знаки подземных богов, повелевающих такими, как ты.
Демоница замерла.
– Сядь, – приказал Эмсаф.
Демоница послушно опустилась на тростниковые циновки.
– Кто ты? – спросил Эмсаф.
Демоница молчала.
– Я приказываю тебе ответить!
– Ты сам знаешь, кто я, – спокойно ответила демоница.
Будучи уже стариком, Эмсаф жалел, что у него не оказалось времени для вопросов и он не сумел изучить природу демонов, но тогда он думал совсем не о том.
– Можешь ли ты оставить тело Бинт-Анат? – спросил он.
– Если ты говоришь про то тело, в котором я нахожусь, то да, могу.
– Вернется ли она ко мне, когда ты уйдешь?
– Нет, – прозвучал ответ.
Наступила тишина, нарушаемая лишь криками приближающейся толпы.
– Как вернуть ее? – прошептал Эмсаф. – Я заплачу тебе за ее жизнь.
– Это невозможно, – услышал он ответ, которого больше всего страшился.
– Тебе не нужно серебро? – отчаянно крикнул Эмсаф. – Тогда возьми мою жизнь! Я отдам ее тебе добровольно, в обмен на жизнь Бинт-Анат. Забирай – или ты умрешь здесь и сейчас, не выйдя из этой комнаты!
Демоница изумленно потрясла головой.
– Тебе так дорога была эта женщина, что ты отдал бы за нее жизнь? – спросила она.
– Да!
– Я не могу оживить ее ни в обмен на твою жизнь, ни чтобы спасти свою. То, о чем ты просишь, – невозможно.
– Значит, она мертва навсегда?
– Да.
Эмсаф замахнулся ножом и бросился к демонице. Он не успел нанести удар – не издав ни звука, демоница упала на спину, приложилась затылком об пол и застыла. Эмсаф рухнул перед ней на колени. Все еще держа нож наготове, он накрыл ладонью ее губы и нос. Дыхания не было.
Эмсаф вскочил, затем наклонился и поднял тело на руки. Раз он оказался не в силах спасти девушку от смерти, то должен был хотя бы подарить ей достойное посмертие.
Райгр протянул найи́ глиняную кружку с вином, разбавленным водой. Мйелна жадно, залпом выпила все до дна.
– Должна сказать вам, тайи́, что притворяться мертвой оказалось невероятно трудно – я не сумела бы это проделать, не будь тело таким молодым. Я была уверена, что, убедившись в моей смерти, человек оставит меня, но, когда он поднял меня на руки, я вспомнила, что в этой земле люди придают большое значение обрядам. Он, вероятно, собирался похоронить девушку, которая так много для него значила. Признаюсь, я испугалась – я не знала, как долго смогу сдерживать дыхание и биение крови в жилах.
К счастью для меня, едва выбежав из комнаты, человек столкнулся с двумя йолнами. Драться с ними, держа меня на руках, он не мог, но и йолны не могли убить его, боясь причинить мне вред. В конце концов страх смерти оказался в человеке сильнее желания мести – он опустил меня на пол и бросился бежать. Больше я никогда не видела его.
Уже на корабле я узнала, что в ту же ночь в дом проник мальчишка, тот самый, телом которого мы пренебрегли в свое время. Прежде чем йолны убили его, он заколол Хлойга, моего о́лни.
Это случилось давно, но не настолько, чтобы умерли все жившие в то время люди. Теперь вам известно, какое знание привез с собой Накти.
Глава седьмая
В Пулково Антон приехал за полчаса до прибытия парижского рейса. Запарковавшись на стоянке, он выбрался из машины, поднял воротник плаща и зашагал к зданию аэропорта. Было промозгло и ветрено, накрапывал мелкий косой дождь, и вечерние сумерки уже опустились на город. Двести метров, отделяющие стоянку от входа в терминал, Самарин преодолел быстрым шагом. У входа остановился под козырьком и вдохнул полной грудью прохладный апрельский воздух. Хотя проблем в аэропорту и не ожидалось, Антон все же ощутимо нервничал – было отчего.
Через час, самое большее полтора, деятельность их группы вступит в новую фазу. Должна вступить. По крайней мере, Муравьев был в этом уверен.
– Встретьте француза и немедленно везите ко мне, – напутствовал Антона граф. – К сему времени коллеги подтянутся, всех уже оповестили. Сильвестрыч, правда, может не успеть, ему из Выборга часа три ехать. Тогда, пожалуй, введем его в курс дела позже.
На этих словах граф, меривший шагами комнату, остановился и скрестил на груди руки.
– Долго же мы ждали этого дня, – сказал он торжественно.
– Кто приедет, так и неизвестно? – спросил Антон.
– Неизвестно. В любом случае, у него будут все полномочия. В сем Комиссар меня заверил. В аэропорту француз подойдет сам, ваша фотография у него есть. Встретите, посадите в машину и привезете сюда.
За последний месяц жизнь Антона набрала приличный темп. Выходные он по-прежнему проводил с детьми, а по пятницам группа собиралась у Муравьева. К концу марта Самарин осознал, что ждет пятниц с нетерпением, и не только потому, что стремится к встрече с коллегами. Личная жизнь, которой после исчезновения Ольги он избегал целых два года, внезапно сделалась чрезвычайно интенсивной. Слишком интенсивной. По понедельникам и средам он встречался с Надей, а вторники и четверги проводил у Аллочки, и через месяц такой жизни уже чувствовал себя совершенно измотанным.
Встречи с Надей, поначалу редкие и короткие, со временем участились, удлинились и в результате переросли в нечто постоянное. В первые дни Антон думал, что перспектив у этих отношений нет и вскоре им предстоит оборваться. Однако вскоре с удивлением обнаружил, что привык к Наде, и встречи с ней из способа приятно провести время постепенно превратились в потребность, а потом и в необходимость. Надя давала ему то, чего Антон был лишен последние годы, – спокойствие, уравновешенность и домашний уют. Если бы у Самарина спросили, что именно привлекает его в Наде, он не сумел бы толково объяснить. Надя была как все. В меру образованная, в меру начитанная, не красавица, но вполне миловидная, далеко не дура, но и не кладезь премудрости. С ней было легко, уютно и тепло. С ней можно было поговорить о чем угодно и можно было помолчать. В результате, даже отдавая себе отчет в том, насколько банально это звучит, Антон мог бы сказать, что они с Надей понемногу стали друзьями.
Однажды в феврале они сидели вдвоем в небольшом кафе на Петроградской. Снаружи лютовал мороз, завывал ветер и тускло горели фонари, зато внутри было тепло, а легкий полумрак и ненавязчивая музыка создавали особую, интимно-расслабленную атмосферу.
– Антоша, – сказала Надя в перерыве между мелодиями, – я хочу спросить у тебя кое-что, но не уверена, захочешь ли ты ответить.
– Конечно, – Антон пригубил пиво из пузатой кружки. – Хотя не думаю, что у тебя есть вопросы, на которые я не захочу отвечать.
– Ладно. Знаешь, меня не оставляет ощущение, что ты скрываешь некую тайну. Не только от меня скрываешь, от всех. Не поделишься? Мы ведь все же не чужие друг другу?
Антон едва не поперхнулся пивом. «Неужели это так заметно?» – подумал он. Или же Надя спрашивает наугад, пытаясь таким образом проявить заботу.
– Нечем делиться, Надюша, – сказал он, выдержав паузу. – Ты же знаешь, тайна в моей жизни уже была, не дай бог никому такой тайны.
– Извини, Антоша, я тебя никогда об этом не спрашивала, и, если не хочешь, не отвечай. Но все же – убийцу нашли?
– Нет, – Антон покачал головой, – не нашли. Дело закрыто. По официальной версии, Ольга умерла естественной смертью.
– Я мало что знаю об этом, – осторожно сказала Надя, – и не хочу, чтобы ты подумал, будто лезу в душу или выпытываю, но у меня такое впечатление, что официальная версия тебя не удовлетворила.