Фертилити говорит:
— Слушай, а сколько надо убить людей, чтобы перейти из разряда серийного убийцы в разряд массового?
Адам говорит нам:
— Вы пока посидите в машине, а я пойду лыжи подмажу. Главное, помните: ваш ребенок очень болен.
Он говорит:
— Вот, приехали.
Фертилити смотрит на дом, потом — на Адама и говорит:
— Это ты очень болен. На голову.
Адам говорит:
— А я, кстати, крестный вашего бедного ребятенка.
На табличке на въезде написано: Дом Рональда Макдоналда[14].
14
Представьте себе: вы живете в доме, но каждый день этот дом — в новом городе.
Адам знал три возможности, как нам выбраться из Нового Орлеана. Он отвез нас с Фертилити на стоянку грузовиков на окраине города и предложил выбирать. За аэропортами ведется пристальное наблюдение. За вокзалами и автовокзалами — тоже. Мы не можем ехать автостопом все вместе, и Фертилити отказалась сидеть за рулем всю дорогу до самой Канады.
— Я вообще не люблю водить, — говорит она. — К тому же твой брат путешествует очень забавным способом. Мы замечательно развлечемся.
Мы переночевали в Доме Рональда Макдоналда и теперь вот стоим на окраине города, на огромной стоянке для грузовиков, возле кафе, и Адам достает из заднего кармана складной нож для линолеума и открывает его.
— Ну что, ребята, куда поедем? — говорит он.
На север тут никто не едет. Адам уже заходил в кафе и беседовал с дальнобойщиками. Так что выбор у нас небогатый, говорит он, показывая по очереди на каждый из грузовиков.
Есть поместье Вестбери, на запад по шоссе № 10, до Хьюстона.
Есть Плантаторский особняк, на северо-восток по шоссе № 55, до Джексона.
Есть замок Спрингхилл, на северо-запад до Боссир-Сити, по шоссе № 49, с остановками в Александрии и Пайнвилле, а потом — на запад по шоссе № 20, до Далласа.
Вокруг припаркованы грузовики с отдельными секциями сборных жилых домов, домов, готовых «под ключ», домов-трейлеров. Домов, разобранных на половины и трети и прикрепленных прицепом к кабинам грузовиков. Открытые части каждого сборного модуля запечатаны плотной полиэтиленовой пленкой, и внутри видны смазанные силуэты диванов, кроватей, свернутых ковров. Крупных бытовых электроприборов. Обеденных столов и стульев. Мягких кресел.
Пока Адам общался в кафе с дальнобойщиками, выясняя, кто куда едет, мы с Фертилити заперлись в туалете, и она перекрасила мне волосы — из блондинистого в черный — и смыла с лица и рук автозагар. Денег, которые мы заработали на конвертах, как раз хватило, чтобы купить мне одежду в магазине «для бедных», жареную курицу, овощной салат с майонезом и салфетки.
И вот мы все трое стоим на стоянке для грузовиков, и Адам проводит рукой с ножом в воздухе и говорит:
— Выбирайте. А то ребята, что развозят эти дома, не будут сидеть тут всю ночь.
Большинство дальнобойщиков ездят ночью, говорит нам Адам. Ночью дорога свободнее. Ночью прохладнее. А днем, когда жарко, и дороги забиты машинами, водители съезжают с шоссе и спят прямо в кабине. У них там в кабинах есть койки, сразу же за сиденьями.
Фертилити спрашивает:
— А какая разница, что мы выберем?
— Разница, — говорит Адам, — в степени комфортабельности.
Именно так Адам и путешествовал по стране последние десять лет.
В поместье Вестбери есть большая столовая и камин в гостиной.
В Плантаторском особняке есть большие встроенные шкафы и дополнительная маленькая столовая «для завтрака».
В замке Спрингхилл есть ванна с джакузи. В ванной — две раковины и зеркало во всю стену. В главной гостиной и хозяйской спальне — стеклянные потолки. В столовой — встроенный буфет с дверцами из освинцованного стекла.
Но все зависит от того, какая тебе попадется часть. Это — еще не дома. Это лишь части домов. Половинчатые дома.
Дисфункциональные дома.
Может, тебе попадутся одни только спальни или кухня с гостиной, вообще без спален. Или, может, три ванных комнаты и ничего больше. Или вообще без ванных.
Электричества нет. Водопровод не подключен.
Даже если тебе попадется совершенно роскошный дом, чего-нибудь там все равно не хватает. Как бы тщательно ты ни выбирал, ты все равно останешься недоволен.
Мы выбираем замок Спрингхилл, и Адам разрезает ножом толстую клеящую ленту, которой защитная пленка крепится к нижнему краю. Разрез небольшой, всего фута два — так, чтобы можно было пролезть.
Из разреза наружу вырывается затхлый воздух, сухой и горячий.
Адам лезет внутрь. Он уже влез по пояс, так что снаружи торчат только ноги и задница. Он говорит нам:
— Ну-ка, что тут у нас? Все оформлено в синих тонах. — Его голос доносится из-за прозрачной пленки. Он говорит: — Мебель высшего качества. Мягкие разборные диваны в гостиной. Встроенная микроволновка на кухне. Люстра в столовой из плексигласа.
Адам забирается внутрь, потом высовывает из разреза голову и улыбается нам.
— Большие двуспальные кровати. Покрытие кухонных столов — под древесное волокно. Низкий комод в европейском стиле и вертикальные жалюзи. — Он говорит: — Вы сделали замечательный выбор. Для своего первого дома.
Мы с Фертилити забираемся внутрь. Сперва — она, потом — я.
Когда мы стояли снаружи, убранство дома, смутные силуэты мебели и цвета казались смазанными и размытыми. Теперь, когда мы внутри, мир снаружи, реальный мир за стеной из пленки, тоже кажется смазанным и нереальным. Фонари на стоянке только что включились — тусклые пятна света с той стороны пленки. Звуки движения на шоссе сделались мягкими и приглушенными.
Адам встает на колени и заклеивает разрез прозрачной клеящей пленкой.
— Он больше нам не понадобится, — говорит Адам. — Когда мы приедем на место, мы выйдем как люди. Через переднюю или через заднюю дверь.
Огромный ковер лежит свернутым у стены в ожидании второй половины комнаты. Мебель и матрасы укрыты плотной защитной пленкой. Дверцы кухонных шкафов заклеены широким скотчем.
Фертилити щелкает выключателем в столовой. Света нет.
— И туалетом не пользуйтесь, — говорит Адам, — иначе придется нам всю дорогу этим дышать.
Вспышки неоновой вывески над кафе и свет фар от машин, проносящихся по шоссе, подсвечивают стеклянные двери столовой. А мы сидим за столом из кленового шпона и едим нашу жареную курицу.
В этой части нашего половинчатого дома есть одна спальня, гостиная, кухня, столовая и половина ванной.
Если мы доберемся до Далласа в один заход, говорит Адам, там можно будет перебраться в дом, направляющийся в Оклахому по межштатной автомагистрали № 35. Там мы «поймаем» попутный дом до Канзаса по той же межштатке № 35. Оттуда — на север по межштатной автомагистрали № 135 до магистрали № 70, а оттуда — на запад до Денвера. В Колорадо мы пересядем в дом курсом на северо-восток по межштатке № 76, которая переходит в автомагистраль № 80 в Небраске.
В Небраске?
Адам смотрит на меня и говорит:
— Да. Наши родные места, — говорит он с набитым ртом.
Но зачем нам в Небраску?
— Чтобы попасть в Канаду. — Адам смотрит на Фертилити, которая смотрит к себе в тарелку. — Мы поедем по магистрали № 80 до магистрали № 29. Пересечем границу с Айовой. А оттуда поедем на север по 29-й, через Южную Дакоту и Северную Дакоту, до самой Канады.
— Прямиком до Канады, — говорит Фертилити и улыбается мне, но ее улыбка выглядит фальшивой, потому что Фертилити не улыбается никогда.
Потом мы желаем друг другу спокойной ночи, и Фертилити уходит в спальню, прихватив с собой матрас. Адам укладывается на синие бархатные пуфы от разборных диванов.
На своем ложе из синего бархата он похож на мертвеца в гробу.
Я еще долго лежу без сна на таких же пуфах и думаю о мертвых людях, которых я оставлял за собой, как след. Брат Фертилити, Тревор. Психолог. Агент. Вся моя семья. То есть не вся, но почти.
Адам храпит, и тут включается дизельный двигатель грузовика.
Я думаю о Канаде. Может ли бегство решить все проблемы? Я лежу в темноте в синих тонах и думаю, что, может быть, бегство — это очередная попытка устранить побочный эффект от побочного эффекта от какого-то там лекарства от какой-то проблемы, которую я уже и не помню.
Дом дрожит и трясется. Люстра качается под потолком. Шелестят листья шелковых папоротников в плетеных корзинах. Жалюзи на окнах раскачиваются. Бесшумно.
Снаружи, за толстой полиэтиленовой пленкой, мир сдвигается с места и катится мимо, все быстрей и быстрей, пока все не сливается в смазанное пятно.
И я наконец засыпаю.
13
В торой день в пути. Ощущения малоприятные. Зубы тусклые и желтые — именно по ощущениям. Мышцы уже не такие упругие. Я не могу жить брюнетом. Мне нужен свет прожекторов — пусть на минутку, пусть даже на полминутки.
Я очень стараюсь этого не показывать, но я начинаю разваливаться.
Мы в Далласе, штат Техас, размышляем насчет половины Уилмингтонской виллы с имитацией плиточного покрытия на кухонных столах и биде в хозяйской ванной. Там нет спальни, зато есть специальное помещение для стирки и сушки белья со стиральной машиной и сушкой в комплекте. Разумеется, там нет воды, электричества и телефона. Бытовая техника на кухне — вся миндального цвета. Камина нет, зато шторы на окнах в столовой свисают до самого пола.
Мы уже посмотрели столько домов — я даже точно не помню сколько. Домов с газовыми каминами. Домов с мебелью в провинциальном французском стиле со стеклянными кофейными столиками и световыми дорожками.
Закат разливается красным и золотым по плоскому техасскому горизонту. Мы — на стоянке грузовиков сразу за городом. Я хотел выбрать дом с тремя отдельными спальнями, но без кухни. Адам хотел дом, где было всего две спальни, одна кухня и не было ванной.
Времени не остается. Солнце уже почти село, и дальнобойщики скоро начнут выезжать.
Меня знобит, я весь покрылся испариной. У меня все болит — даже блондинистые корни волос. Я опускаюсь на гравий и начинаю отжиматься. Прямо здесь, на стоянке.