Уцелевший — страница 32 из 47

— Что-то из свинины, — отвечает она. — Это не важно. Там так воняло, что я вообще ничего не чувствовала. То есть ничего, кроме этой вони.

Телетекст мне подсказывает: ГОСПОДЬ ДАЛ НАМ ОРГАНЫ ЧУВСТВ И СПОСОБНОСТИ К ВОСПРИЯТИЮ.

Телетекст тоже тянет время.

СРЕДИ НИХ — СПОСОБНОСТИ ОЩУЩАТЬ ВКУС И ЗАПАХ.

Слова появляются на экране, и я просто зачитываю их вслух.

НО ЧЕЛОВЕК СУДИТ САМ, КАКОЙ ДАР ХОРОШИЙ, КАКОЙ ДАР ПЛОХОЙ. ИБО ГОСПОДЬ НЕ ДЕЛАЕТ РАЗЛИЧИЙ, И ДЛЯ НЕГО ЗАПАХ КИШЕЧНЫХ ГАЗОВ РАВЕН ЗАПАХУ ХОРОШЕЙ СВИНОЙ ОТБИВНОЙ ИЛИ МАРОЧНОГО ВИНА.

Я понятия не имею, к чему они клонят.

НЕ СТРАДАЙ И НЕ РАДУЙСЯ СВЕРХ ВСЯКОЙ МЕРЫ. ДАРЫ ГОСПОДНИ НЕ ЕСТЬ НАГРАДА, НО И НЕ ЕСТЬ НАКАЗАНИЕ. НЕ СУДИТЕ, И НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ.

Режиссер беззвучно вылепливает губами слова: «Burma Shave»[8]. Журналистка включает второй звонок.

Второй звонящий интересуется моим мнением по поводу купальников с трусиками-танга.

Телетекст мне подсказывает: МЕРЗОСТЬ.

Я говорю: по моему скромному мнению, люди, которые выпускают такие купальники и белье, могли бы делать «веревочки» черными, для начала.

Журналистка включает третий звонок.

— Мне нравится один парень, но он меня избегает.

Это Фертилити, это ее голос в студийных динамиках, она говорит обо мне, говорит обо мне на всю Северную Америку. Она что, собирается выяснять отношения в прямом эфире? Мои мысли несутся вскачь, растекаясь ветвящимися потоками из всей той лжи, что я успел нагородить, и моих возможных ответов на ее обвинения, что она, очень возможно, сейчас мне предъявит.

Неужели она собирается разоблачить меня и мои предсказания?

Может, она наконец сложила одно к одному и поняла, что это я подтолкнул ее брата к самоубийству? Или она всегда это знала? А если она знает, что это я убил ее брата, то что тогда?

— Этот парень, который меня избегает, я рассказала ему про свою работу, — говорит она. — Ну, про то, чем я занимаюсь, чтобы заработать на жизнь. Он этого не одобряет, но делает вид, что все нормально.

Журналистка спрашивает у Фертилити, а что у нее за работа?

Экран телетекста — пустой.

Сейчас вся Америка узнает великую тайну — либо про Фертилити, либо про меня. Про ее дурную работу. Про мою горячую линию для потенциальных самоубийц. Про ее вещие сны. Про мои предсказания, которые не мои.

— У меня есть агент, доктор Эмброуз, — говорит Фертилити. — Только он не настоящий доктор.

Однажды Фертилити мне сказала, что у каждого в этом мире, даже у мусорщика или посудомойки, когда-нибудь обязательно будет свой личный агент. Ее доктор Эмброуз находит семейные пары, готовые заплатить деньги, чтобы им выносили и родили ребенка. Бездетные пары, которым нужна суррогатная мать. Доктор Эмброуз называет это процедурой. Процедура проходит так: будущий отец в постели с Фертилити, а его жена ждет под дверью.

— Жена ждет в коридоре, вяжет носочки или перебирает в уме имена для будущего ребенка, — говорит Фертилити, — а муж аккуратно опорожняет в меня содержимое своих семенников.

В первый раз, когда она рассказала мне про свою работу, когда я был еще никем и учредил дома службу психологической помощи по телефону, она сказала, что Фертилити Холлис — это «сценический псевдоним». Она сказала, что ее настоящее имя — Гвен, но она его ненавидит.

— То, что мы делаем с отцом будущего ребенка, это натуропатия, как говорит доктор Эмброуз. Помощь отчаявшимся людям. Это не адюльтер.

Это не обман и не проституция, сказала она мне.

— Это есть даже в Библии, — говорит Фертилити.

Это стоит пять тысяч долларов.

— Бытие, глава тридцатая. Рахиль и Валла. Лия и Зелфа.

Я хочу ей сказать, что Валла не пользовалась противозачаточными средствами. Зелфа не получала пять штук черным налом. Это были служанки, рабыни. Они не разъезжали по всей стране, чтобы им заправляли будущие отцы, жаждущие наследника.

Фертилити живет в доме семейной пары иногда даже неделю, но за каждую дополнительную процедуру будущие родители раскошеливаются еще на пять тысяч. С некоторыми мужиками можно заработать пятнадцать штук за ночь. Плюс к тому Фертилити оплачивают авиабилеты туда и обратно.

— Доктор Эмброуз — это просто голос по телефону, который ведет переговоры, — говорит Фертилити. — Его как будто и не существует на самом деле. Семейная пара перечисляет ему деньги, а он посылает мне половину наличными. Всегда — без обратного адреса. Он жуткий трус.

Знакомое чувство.

Телетекст мне подсказывает: ПОТАСКУХА.

— Главное — мне не зачать. А мне это просто.

Она мне говорила, что это ее призвание. Она бесплодна.

Телетекст мне подсказывает: БЛУДНИЦA.

Она говорит это в динамиках:

— Я бесплодна. У меня не может быть детей.

Телетекст мне подсказывает: ШЛЮХА.

Это ее призвание. Единственное, что она умеет. В профессиональном плане.

Это работа, для которой она рождена.

Она не платит налоги. Ей нравится путешествовать. Когда на работе, она живет в дорогих домах, у нее нет четкого расписания: от и до. Она говорила мне, что иногда засыпает во время процедуры. И видит во сне поджоги, обрушившиеся мосты и обвалы в горах.

— У меня нет ощущения, что я делаю что-то неправильное и плохое, — говорит она. — Мне кажется, что я делаю лимонад из лимонов.

Телетекст мне подсказывает: ТЫ БУДЕШЬ ВЕЧНО ГОРЕТЬ В АДУ, ГРЯЗНАЯ ШЛЮХА.

Фертилити говорит:

— И что вы по этому поводу скажете?

Журналистка таращится на меня так напряженно, что даже не замечает упавшей на лоб пряди волос. Режиссер таращится на меня. Агент таращится на меня. Журналистка сглатывает слюну. Сценаристы лихорадочно набивают текст для телетекста.

ШЛЮХА, ПОСОБНИЦА ДЬЯВОЛА. ТЫ НЕДОСТОЙНА ТОГО, ЧТОБЫ ЖИТЬ.

Нас смотрит вся Америка.

ТЕБЕ НЕТ ПРОШЕНИЯ, ДЕВИЦА, ПОГРЯЗШАЯ ВО ГРЕХЕ.

Агент качает головой: нет.

Экран телетекста мигает и как бы отключается на секунду. Сценаристы набивают текст. Экран вновь оживает:

ТЕБЕ НЕТ ПРОШЕНИЯ, ЖЕНЩИНА, ПОГРЯЗШАЯ ВО ГРЕХЕ.

— И что вы по этому поводу скажете? — повторяет Фертилити,

ШЛЮХА.

Агент тычет пальцем в меня, тычет пальцем в экран телетекста, потом — снова в меня.

ПРОДАЖНАЯ ТВАРЬ.

— Так вы что, ничего мне не скажете?

ИЕЗАВЕЛЬ.[9]

Спутник так и транслирует тишину. Кто-то должен хоть что-то сказать.

Я читаю слова с телетекста, произношу их своим онемелым ртом. Я не чувствую своих губ. Просто читаю слова, которые должен сказать по подсказке с экрана.

Журналистка спрашивает:

— Звонок номер три? Вы еще здесь?

Режиссер поднимает руку, так чтобы нам было видно, и выбрасывает пальцы. Пять, четыре, три, два, один. Потом чиркает указательным пальцем по горлу.

20

Прежде чем мой самолет упадет, я хочу, чтобы люди знали, что Порно-Свалку придумал не я.

Агент просто совал мне под нос бумаги и говорил: подпиши здесь.

Так было всегда.

Он говорит: подпиши здесь.

И здесь.

И еще здесь.

И вот тут.

Агент говорит: просто поставь свои инициалы напротив каждого пункта. Он говорит: не забивай себе голову, не читай эту бодягу, ты все равно ничего не поймешь.

Вот так получилась эта Порно-Свалка.

Эта была не моя идея — превратить двадцать тысяч акров земель церковной общины в отстойник для устаревшей порнопродукции. Журналы. Игральные карты. Видеокассеты. Компакт-диски. Отслужившие свое дилдо. Дырявые надувные куклы. Искусственные влагалища. Бульдозеры сгребают все это в огромные кучи двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Двадцать тысяч акров. 20 000 акров. Двойка и четыре нуля. Каждый квадратный фут общинной земли. Живая природа выжита с территории целиком и полностью. Грунтовые воды загрязнены.

Порно-Свалка. Ее сравнивают с Каналом Любви[10], но я тут ни при чем.

Пока в бортовом регистраторе не закончилась пленка, я хочу, чтобы люди знали, кого винить. Моего агента. «Молитвы на каждый день». Телешоу «Спокойствие духа». Порно-Свалка. Кампания «Бытие». Фигурка Тендера Бренсона для приборной панели в автомобилях. Даже мое злополучное выступление в перерыве между таймами на Суперкубке — все это придумал агент.

И все эти выдумки принесли нам кучу денег.

Но я хочу, чтобы люди знали: это придумал не я.

Что касается Порно-Свалки, агент пришел ко мне с этой идеей, кажется, в Далласе или, может, в Мемфисе. В то время вся моя жизнь складывалась из стадионов и гостиничных номеров, разделенных не расстоянием в пространстве, а временем, проведенным в полете. В то время я видел мир лишь в иллюминаторы самолетов. Мир был ковром, развернувшимся далеко-далеко внизу. Такой практичный ковер без ворса, из нейлона и шерсти, с абстрактно цветочным узором или корпоративными логотипами на темно-сером или синем фоне, на котором не видны дырки, прожженные сигаретами, и грязь.

Мир состоял из сплошных общественных туалетов, где в соседней со мной кабинке сидела Фертилити и шептала мне:

— Завтра вечером круизное судно наткнется на айсберг.

Она шептала:

— В следующую среду, в два часа пополудни по Восточному стандартному времени, умрет последний на Земле боливийский дымчатый леопард, и они, стало быть, полностью вымрут.

По словам моего агента, одна из самых насущных проблем большинства американцев — как избавиться от отслужившей свое порнографии, так чтобы надежно и строго приватным образом. По всей стране, говорит агент, наберутся многие тонны старых подшивок «Плейбоя» и «Радостей плоти», которые уже давно никого не возбуждают. Склады забиты видеокассетами, где безымянные мужики с длинными бакенбардами наяривают безымянных девиц с голубыми тенями на веках под плохую пиратскую музыку. Америке нужно какое-то место, куда можно свезти все залежалое порно, чтобы оно там сгнило и чтобы его не увидели дети и оголтелые блюстители нравов.