Уцелевший — страница 40 из 70

ступы.

По крайней мере, я думал, что быстро падал, но Мерфи летел прямо за мной. Я узнал, что это он, только по ярко-красной нашивке пожарного Нью-Йорка, которую он носил с одиннадцатого сентября. Это было все, что я видел.

«Увидимся внизу!» – крикнул я. Но потом я врезался в дерево, и Майки пронесся мимо меня, как пуля. Теперь я двигался медленнее и пытался нащупать почву, но снова упал и продолжил нестись вниз, теперь уже догоняя Майки. Оба мы врезались в камни и спотыкались об землю, будто были шариками из автомата для пейнтбола.

Перед нами, наконец, появилась рощица деревьев на чуть менее отвесном склоне, и я знал, что это наша последняя надежда, за которую можно ухватиться, иначе мы упадем в бездну. Я должен был за что-то зацепиться – за что угодно. Так же, как и Майки, я видел, как впереди меня он цепляется за ветки деревьев, ломая их и все еще падая вперед.

Через долю секунды я понял, что ничто не может спасти ни одного из нас, что так мы однозначно поломаем шеи или спины, и потом талибы безжалостно нас расстреляют. Но когда я добрался до рощи на скорости, которая, как мне казалось, была примерно 100 километров в час, мой мозг внезапно начал работать за пределами человеческих возможностей.

Во время падения я растерял почти все вещи – за исключением разгрузки с магазинами и гранат – мой рюкзак, медицинские принадлежности, еду, воду, радио и телефон. Я даже потерял свою каску с нарисованным на нем флагом Техаса. Я был чертовски зол, так как не хотел, чтобы какой-то уродский террорист его носил.

Я видел, как у Майки вылетела радиоантенна, пока мы неслись вниз. Это было ох как плохо. У меня отстегнулась кобура и слетело ружье. Теперь главной проблемой было то, что местность позади рощи была для нас абсолютно неизвестной, ведь мы не видели ее сверху. Но если бы видели, то, вероятно, не стали бы прыгать: склон поднимался вверх, а потом резко уходил вниз, как лыжный трамплин.

Я взвился в воздух с этого уступа, достигая скорости около 150 километров в час, и летел спиной вниз и ногами вперед. В воздухе я кувыркнулся два раза и приземлился снова, вперед ногами, на спину, и все еще несся по скале, словно снаряд от гаубицы. В этот момент я понял, что Бог существует.

Прежде всего я, кажется, был все еще жив, что само по себе было чудом, сравнимым с Иисусом, бродящим по волнам. Но еще удивительнее было то, что я увидел свое ружье в полуметре от правой руки, как будто сам Господь Бог спустился с небес и дал мне надежду на спасение.

«Маркус, – услышал я Его слова, – тебе оно понадобится». По крайней мере, я думаю, что слышал его. Я могу даже поклясться, что слышал. Потому что это, без сомнения, было чудом. Но у меня не было времени даже воздать хвалу Господу.

Я не знал, как далеко мы упали, но, должно быть, уже метров на 200—300, и все еще неслись вниз довольно быстро. Я видел Майки и, честно говоря, не знал, жив он или мертв. Это было просто тело, летящее с горы по грязи и камням. Если он не переломал все кости, это было тоже чудом.

Я был слишком сильно избит, чтобы чувствовать боль, но все еще видел, как рядом со мной летит вниз мое ружье. Оно так и было всего лишь в полуметре от моей руки на протяжении всего этого опасного для жизни падения. И я всегда буду уверен, что нас направляла рука Господа. Потому что другого объяснения тому, что мы остались живы, просто нет.

Мы добрались до подножия склона, и оба приземлились сильным ударом о землю, будто спрыгнули с небоскреба. У меня перехватило дыхание, и я судорожно вдохнул несколько раз, пытаясь понять, насколько серьезно я был ранен. У меня болели правое плечо, спина и одна сторона лица, где кожа была довольно сильно ободрана. Я был весь в крови, по всему телу проявлялись жуткие синяки.

Но я мог встать на ноги, хоть это и была плохая идея, потому что в нас тут же начали палить из РПГ. Снаряды приземлялись близко, так что я снова лег на землю. Гранаты взрывались, практически не причиняя нам вреда, но в воздухе теперь летали облака пыли, глины и деревянных щепок. Майки был недалеко от меня, метрах в пяти, и мы поднялись с земли.

На нем все еще было ружье. Мое же лежало неподалеку. Я поднял его и услышал, как Мерфи пытается перекричать грохот взрывов: «Ты в порядке?»

Тут же я повернулся к Майку – все лицо его было покрыто пылью. Даже зубы были полностью черными. «Выглядишь паршиво, мужик, – сказал я, – Приведи себя в порядок!» Несмотря ни на что, Майки засмеялся, и я заметил, что его подстрелили во время падения. Кровь толчками текла из живота. Но тут раздался взрыв одной из гранат, упавшей очень близко от нас, даже слишком близко. Мы тут же оглянулись, пытаясь разобрать хоть что-то в клубах пыли и дыма, и увидели прямо позади нас два огромных бревна, точнее, два поваленных дерева.

На концах они пересекались, как пара китайских палочек для еды, прямо напротив склона, так что мы одновременно развернулись и побежали под их укрытие. Мы перепрыгнули деревья и приземлились за ними, в безопасности от огневой атаки, по крайней мере, на какое-то время. Оба мы были все еще вооружены и готовы к бою. Я занял правую сторону, а Майки центральную и левую, защищая передний подход и фланг.

Теперь мы хорошо могли рассмотреть талибов: они неслись целой ватагой вниз по флангам с того уступа, с которого мы только что упали. Они двигались очень быстро, хотя далеко не так быстро, как мы. У Майки был очень хороший обзор для прицеливания, да и моя позиция была неплохой. Мы открыли огонь по врагу, убирая их одного за другим по мере того, как они приближались к нам. Однако талибов было так много, что, казалось, неважно, скольких мы убьем – они все равно продолжали наступать. Помню, как подумал, что оценка в две сотни была куда ближе к правде, чем те восемьдесят, о которых нам говорили в начале.

Вероятно, это была работа Шармака. Потому что нам сразу было понятно – эти парни не слишком меткие стрелки. Они довольно опрометчиво расходовали боеприпасы, но, тем не менее, следовали военным правилам для атаки такого типа. Они продвигались вниз по бокам от поля боя, пытаясь окружить противника и получить обзор на свою цель на все 360 градусов. Мы определенно замедляли их, но никак не могли остановить.

Огонь не ослабевал ни на минуту. Они поливали нас усиленными и постоянными залпами, такими же, которыми они стреляли и вверх по склону, когда не видели свою цель. Талибы поливали нас огнем на всем пути до этих бревен и усиливали свою атаку прицельными гранатами с ракетными двигателями. Этих парней вел не какой-то истеричный сумасшедший с дикими глазами, но человек, который понимал тонкости военного дела. Хорошо понимал. Даже слишком хорошо. Урод. И теперь его воины прижали нас к этим бревнам, и, как и все это время, пули летали вокруг, но каким-то образом мы сильно превосходили их в количестве пораженных целей.

Майки игнорировал свою рану и отбивался, как и должен настоящий офицер SEAL: бескомпромиссно, спокойно, выносливо и профессионально. Я видел, как парни с левого фланга падали на тропинки, по которым неслись к нам. С моей стороны, справа, местность была чуть более пологой, с редкими деревьями, и казалось, там было не так много талибов. Но каждого, кто двигался по этой стороне, я убивал.

Вероятно, они поняли, что нас с Майки не достать до тех пор, пока нас прикрывают большие стволы. Именно тогда наши враги начали самый большой к тому моменту боя обстрел из гранатометов. Эти чертовы штуки, оставляя за собой знакомый белый дымок, понеслись на нас с верхней части горы. Они приземлялись спереди и сбоку, но не позади, и на нас сыпался фонтан из грязи, камней и дыма, поливая нас этой смесью, таким образом закрывая обзор.

Мы спрятали головы вниз, и я спросил Майки, где, черт побери, Акс и Дэнни. Конечно, мы оба не знали этого. Последнее, что мы видели, – они оставались наверху и не прыгали вниз, как мы.

«Наверное, Акс нашел укрытие слева и продолжил сражаться там, – сказал он. – А у Дэнни больше шансов наладить радиосвязь на горе, чем здесь, внизу». Мы рискнули высунуться и пытались разглядеть что-нибудь через окутавшую нас тьму и тут увидели фигуру, которая неслась вниз по склону, слева от того места, куда упали мы. Без сомнения, это был Акс, но выжил ли он после такого падения? Когда мы его заметили, он уже летел по склону перед деревьями, и через секунду, пролетев по трамплину, он взлетел в воздух и врезался в почти отвесную скалу. Уклон горы спас его так же, как нас с Майки, так же, как крутая гора спасает лыжника на трамплине, не позволяя нестись дальше вниз на высокой скорости и в итоге разбиться о плоскую землю.

Акс приземлился без видимых повреждений, он был лишь в глубоком шоке и немного потерял ориентацию в пространстве. Но теперь талибы его видели и открыли по нему огонь, как только он распластался на земле. «Беги, Акс! Сюда, приятель, беги!» – крикнул Мерфи изо всех сил.

Аксельсон очень быстро пришел в себя. Вокруг него летали пули, и он быстро приметил наши бревна и бросился в укрытие, приземлившись на спину. Невероятно, что может сделать человек, когда над жизнью нависла настолько сильная угроза.

Он взял под прицел дальнюю левую сторону, вставил новый магазин в автомат и начал стрелять, не промахнувшись ни разу и отбивая атаку врага на самой нашей слабой позиции. Теперь уже втроем мы продолжали защищаться, постепенно уничтожая противника, надеясь и молясь, чтобы их количество, наконец, уменьшилось и чтобы мы пробили брешь в их атаке. Но нам так не казалось, и это было страшно. Талибы все еще наступали, все еще стреляли в нас. И шум выстрелов все еще был оглушающим.

А еще под вопросом оставалось месторасположение Дэнни. Этот маленький горный лев все еще продолжал сражаться и пытался наладить связь, отбиваясь от войск Шармака? Пытался ли он связаться со штабом? Мы не знали, но вскоре на эти вопросы последовал ответ. Наверху, на главном уступе, появилось внезапное и необычное движение. Кто-то падал вниз, и это должен быть Дэнни. Он пронесся через рощу наверху, попал на трамплин и падал все дальше, до самого подножия скалы, где приземлился с болезненным глухим ударом. Как и все мы. Но Дэнни не двигался. Он просто лежал, то ли обездвиженный, то ли мертвый, мы не могли разобрать. Традиции нашего братства тут же вспыхнули перед глазами у меня и Майка: ни одного бойца SEAL никогда не оставляли умирать на поле боя. Ни одного.