Я все еще считал, что у нас есть шанс выбраться, но единственным вариантом, как и прежде, было идти вниз, к деревне, на ровную местность. Вести сражение в горах, как мы делали до сих пор, говоря словами нашего начальника операции, реально было хреново.
Я громко крикнул: «Акс! Двигаемся!», и он даже успел крикнуть мне в ответ: «Принято!» прежде чем пуля попала ему в грудь. Ружье упало из его рук. Он наклонился вперед, соскользнул вниз по камню, на который опирался, и упал на землю.
Я замер. Этого просто не может быть. Мэтт Аксельсон, опора семьи, лучший друг Моргана, огромная и важная часть наших жизней. Я начал звать его по имени, снова и снова, хоть это и было глупо с моей стороны. Лично я думал, что Дэнни умирает, а теперь все, что видел, – это кровавое пятно, начавшая пропитываться кровью пыль, там, где упал Акс. На короткий момент я подумал, что теряю рассудок.
Но потом Акс дотянулся до автомата и встал с земли. Он поднял оружие, схватил еще один магазин, всадил его в патронник и снова открыл огонь, хотя кровь и лилась из его груди. Он занял ту же огневую позицию, опершись на скалу. Он показывал то же хладнокровие, ту же твердую уверенность «морского котика», ту же великолепную стойкость. Он внимательно глядел через свой прицел, и его ярко-голубые глаза постоянно сканировали территорию.
Момент, когда Акс поднялся, был самой смелой картиной, которую я когда-либо видел. За исключением Дэнни. И Майки. Ведь он все еще командовал нами, поймав пулю в живот на раннем этапе битвы.
Теперь Мерф планировал отступление с уступа. Он выбрал маршрут и позвал Акса последовать за ним. Пули все еще свистели вокруг, и талибы не прекращали нас преследовать. Майки и Акс были где-то в семидесяти метрах впереди, а я тащил Дэнни, который делал все, что мог, чтобы помочь – пытался идти, пытался обеспечить огневую поддержку.
«Все хорошо, Дэнни, – продолжал я его убеждать. – Нам только нужно догнать остальных. Все будет хорошо».
И тут пуля попала в верхнюю часть его лица. Я услышал это, повернулся, чтобы помочь, и кровь из раны в его голове залила нас обоих. Я позвал Дэнни по имени. Но было слишком поздно. Он больше не боролся с ужасной болью. И меня он уже не слышал. Дэнни Дитц умер там, прямо на моих руках. Я не знаю, насколько быстро разбиваются сердца – мое уже было разбито.
Стрельба все еще не ослаблялась. Я утащил Дэнни с открытого пространства к укрытию – еще где-то пару метров, и потом попрощался с ним, аккуратно опустив его на землю. Мне пришлось уйти, иначе я умер бы рядом с его бездыханным телом. Одно я знал наверняка: у меня все еще было ружье, и я не был в одиночестве, так же, как и Дэнни. Убежденный католик, он остался с Богом.
Теперь мне было необходимо вернуться к своей команде и помочь ей. Это была одна из самых тяжелых вещей, которые я когда-либо делал.
До сих пор меня мучают кошмары о той минуте, страшные сны, где Дэнни все еще разговаривает со мной. Повсюду я вижу кровь, и мне приходится уходить, даже не зная, почему. Я всегда просыпаюсь со слезами на глазах: эта картина преследует меня, и, вероятно, так будет до конца моих дней.
Теперь я услышал, как Мерф меня зовет. Я схватил ружье, нырнул вниз, проскользил по склону и побежал к ребятам, пока они обеспечивали мне огневое прикрытие, целясь в скалистый редут талибов где-то в сорока метрах позади.
Я добежал до края уступа, почти слепо врезался в дерево – меня отшвырнуло назад, потом я спрыгнул с края, проехался по склону, который оказался не слишком высоким, и приземлился головой вперед, оказавшись прямо в чертовом ручье. Как любой хороший водолаз и «морской котик», я был просто в ярости из-за того, что промочил ботинки. Я это просто ненавижу.
Наконец я догнал своих парней. У Акса закончились патроны, и я дал ему новый магазин. Майки спросил, где Дэнни, и пришлось сказать ему, что Дэнни умер. Он был в ужасе, в абсолютном шоке, как и Акс. Хотя Майки этого не сказал, я знал, что он хотел вернуться обратно за телом. Но мы оба знали, что на это нет ни времени, ни причин. Нам было некуда нести останки павшего товарища, и мы не смогли бы продолжать отбиваться, неся его тело.
Дэнни погиб. Как ни странно, я первый взял себя в руки, внезапно твердо объявив: «Вот что я вам скажу. Нам нужно спуститься с этой чертовой горы, или мы все погибнем».
Будто для того, чтобы помочь нам с принятием решения, талибы продолжали наступать, пытаясь снова взять нас в кольцо. У них даже начало получаться. Пули летели теперь в нас еще и снизу. Мы видели, что талибов все еще целая куча, и вот уже почти час я все пытался и не мог их сосчитать.
Мне казалось, что теперь их только пятьдесят-шестьдесят человек, но пули все еще дождем лились вокруг нас. Гранаты все еще взрывались совсем рядом, посылая в воздух клубы дыма и пыли, вместе с летающими осколками камней. До сих пор ослабления огня или перерыва в атаке так и не было.
Теперь мы втроем затаились внизу, за камнями, так что могли рассмотреть местность под нами. Деревня была всего в двух километрах и оставалась нашей основной целью.
Снова я сказал Майки: «Если мы хотя бы просто доберемся туда и найдем укрытие, то на ровной земле убьем их всех».
Я видел, что мы были не в самой лучшей форме. Но мы все еще оставались офицерами SEAL. Никто и ничто не могло у нас этого отнять. Мы все еще были уверены в себе и никогда бы не сдались. Если придется, мы будем сражаться до самой смерти, даже с ножами против автоматов.
«К черту капитуляцию», – сказал Майки. Больше ничего не нужно было объяснять – ни Аксу, ни мне. Капитуляция была бы позором для нашего братства, все равно что прозвенеть колоколом на краю плаца и положить свою каску в ряд. Ни один из тех, кто зашел настолько далеко, до этой безлюдной земли в афганских горах, даже не думал сдаваться.
Помните философию Navy SEAL США: «Я никогда не брошу это дело. Мой народ ждет, что я буду физически устойчивее и морально сильнее, чем мои враги. И если меня свалят с ног, я буду вставать каждый раз. Я соберу все остатки сил, чтобы защищать моих соратников. Моя битва никогда не закончится».
Эти слова уже долгие годы придают силы многим смелым парням. Они начертаны в сердце каждого «морского котика». А еще они крутились в мыслях каждого из нас.
Майки внезапно сказал, перекрикивая рев битвы: «Помни, брат, наша битва не закончится никогда!»
Я коротко кивнул. До пологой местности всего каких-то тысяча метров. Если мы сможем хотя бы спуститься туда, у нас будет шанс.
Вот только проблема была в том, что мы не могли туда спуститься, по крайней мере, не сейчас. Потому что нас снова прижали. Мы столкнулись с той же проблемой: единственным выходом было спуститься вниз, но единственной верной оборонительной стратегией было идти вверх. И снова мы должны были убраться отсюда, подальше от рикошета. Обратно вверх, по левому флангу.
Мы пытались вести сражение по-своему. Несмотря на то, что мы все еще дрались, мы были изранены до полусмерти. Я старался пробить нам путь наверх по скалам, стреляя и убивая всех, кого только видел. Но талибы очень быстро поняли тактику и теперь еще больше стреляли в нас из РПГ. Гранаты летели вниз с их правого фланга, для нас – с левого.
Земля тряслась. Несколько растущих здесь деревьев покачнулись. Шум был хуже, чем от любого взрыва в тот день. Даже стены этого маленького каньона затряслись. Ручей вышел из своих берегов. Это было одно огромное усилие талибов наконец прикончить нас. Мы упали на землю, вжавшись в скалистую расщелину, и опустили головы, чтобы избежать ранения летающими обломками и осколками камней и шрапнелью. Как и раньше, талибам не удалось никого из нас убить в этой громогласной бомбардировке. Как и раньше, они ждали, пока пыль уляжется, и опять открыли огонь.
Я поднял голову и увидел над собой линию из деревьев. Она была довольно далеко, хотя все же ближе, чем деревня. Но талибам была известна наша цель, и пока мы пытались пробиться вперед, они пытались откинуть нас назад плотными залпами огня.
Несмотря на их численный перевес, мы попробовали пройти вверх, но просто не смогли этого сделать. Нас снова отбросили назад. И мы отступили, очертив длинную жалкую петлю, отодвинувшись туда, откуда пришли. Но снова мы отыскали хорошее укрытие, заняли оборонительную позицию, защищенную скалами со всех сторон. Снова мы попытались дать талибам бой, четко поражая цели и отбрасывая их назад, на этот раз прокладывая себе путь к деревне.
Враги все приближались и по мере того, как бой стал почти ближним, начали что-то нам орать. Мы кричали им в ответ и продолжали сражаться. Но талибов все еще было очень много, они быстро добрались до нашей позиции и выстрелом попали Майку Мерфи в грудь.
Он подошел ко мне и спросил, могу ли я дать ему еще один магазин. Потом я увидел, как Акс, спотыкаясь, бредет ко мне с пробитой головой и кровь струится вниз по его лицу, пузырясь из просто шокирующей раны на голове. «Они подстрелили меня, брат, – сказал он. – Эти уроды меня подстрелили. Ты можешь помочь мне, Маркус?»
Что я мог ответить? Что я мог сделать? И я уже ничем не мог помочь – только постараться отбить атаку врага. Акс стоял прямо на моей линии огня.
Я постарался помочь ему спрятаться за камень. Потом я повернулся к Майки, который, очевидно, тоже был очень сильно ранен. «Можешь двигаться, приятель?» – спросил я его.
Тут он полез в карман за мобильным телефоном, тем, который не решался использовать раньше, потому что это бы сдало нашу позицию. И потом лейтенант Мерфи вышел из укрытия. Он шагал до тех пор, пока не оказался более-менее в центре. Пули кружили вокруг него, но он сел на небольшой камень и начал набирать номер нашего штаба.
Я слышал, как он говорил: «Мои люди попали под мощный обстрел! Много ранений! Мои парни умирают тут! Нам нужна помощь!»
В то же мгновение Майки получил пулю прямо в спину. Я видел, как кровь фонтаном выстрелила из его груди. Он упал вперед, уронив свой телефон и автомат. Но потом он подтянулся на руках, поднял все с земли, снова сел прямо и приложил телефон к уху.