После двухдневной поездки по пересеченной местности и невероятной жары это было очень досадное неудобство. Если бы наша команда случайно нашла Саддама в одной из его нор, то мы, вероятно, пристрелили бы его на месте по очень многим причинам, но в особенности за тяжесть этих бесплотных скитаний по пустыне. (Это шутка.)
Я скажу лишь одно: этот иракский президент был лукавым дьяволом, снующим туда-сюда по своим тринадцати дворцам. Он скрывался от властей и записывал речи, в которых призывал остатки своих Вооруженных сил продолжать убивать нас, вдохновляя мятежников продолжать войну против великого Сатаны (то есть нас).
Там было очень тяжко. Но я во многом даже благодарен этому опыту. Именно тогда я понял, насколько мятежным и коварным может быть враг. Я понял, что его нельзя недооценивать. И я понял, что нужно всегда быть на высоте, все время, для того чтобы справиться с ним. Без самонадеянности и гордыни.
Теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что во время нашего путешествия в Афганистан на «C-130» я очень ясно понимал все усиливающуюся проблему, с которой сталкиваются Вооруженные силы США на действительной военной службе по всему миру. Для меня это началось еще в Ираке, когда стали слышны первые перешептывания либеральной партии США о том, что мы как-то неправильно себя ведем, что мы – грубые убийцы, которые угрожают другим государствам, что мы – те, кто ставит под угрозу свои жизни ради нашего государства, по приказу нашего правительства, должны быть осуждены за убийство наших врагов.
Это был коварный ход – критика Вооруженных сил США политиками и либеральными СМИ, которые ничего не знали о сражениях, ничего о нашей подготовке и ничего о тех смертельных опасностях, с которыми мы сталкивались там, на передовой. У каждого из шестерых ребят в том самолете на пути в Афганистан постоянно в голове крутились навсегда вложенные в нас правила ведения боевых действий.
Они были составлены для обязательного следования каким-то политиком, сидевшим в каком-то комитете в Вашингтоне. А это, поверьте, очень далеко от поля боя, где пуля снайпера может за секунду разнести в клочья твою голову, где малейшая ошибка может стоить тебе жизни, где приходится убивать своего врага прежде, чем он убьет тебя.
И правила эти очень специфичны: нам нельзя открывать огонь до тех пор, пока не стреляют в нас, или до тех пор, пока мы не идентифицируем нашего врага с абсолютной точностью, имея на руках доказательства его намерений. Это, конечно, очень любезно с нашей стороны. Вот только они не подумали о группах американских солдат, которые по нескольку дней патрулируют город, в них стреляют, им приходится увиливать от ракетных гранат и самодельной взрывчатки, у них постоянно какие-то неполадки с техникой, они измождены и, может быть, совсем чуть-чуть боятся за свою жизнь.
Они не подумали о тех случаях, когда группа парней с разноцветными полотенцами, обернутыми вокруг голов, размахивает автоматами «AK-47», надвигается, заряжая оружие, прямиком к нашим ребятам? Неужели кто-то будет ждать, пока эти головорезы начнут убивать их команду, а может, они лучше выведут из строя ублюдков, прежде чем у них появится такой шанс?
Эта ситуация может выглядеть простой в Вашингтоне, где приоритет часто отдается человеческим правам террористов. И я уверен, что либеральные политики отстаивали свою позицию не на жизнь, а на смерть. Потому что, как всем известно, либералы всегда и во всем правы. Можете сами у них спросить. В любое время.
Однако с точки зрения боевого солдата США – рейнджера, спецназовца, «зеленого берета», да кого угодно, эти правила представляют серьезную проблему. Мы понимаем, что должны подчиняться им только потому, что так уж случилось – они соответствуют законам страны, которой мы поклялись служить. Но для нас самих они представляют опасность: они разрушают нашу уверенность в сражениях, в борьбе против мирового террора. И что еще хуже, из-за них мы волнуемся, путаемся и временами не можем оперативно принять верное решение.
Своими глазами я видел, что эти правила ведения боевых действий стоили жизни трем самым отважным «морским котикам», которые когда-либо служили под флагом США. Я не могу утверждать, учитывая всю серьезность ситуации, что эти элитные воины Америки не умерли бы немного позже, но тогда они точно не погибли бы и почти однозначно были бы живы и сейчас.
Я очень надеюсь, что правительство США скоро поймет, что в этих вопросах нам можно просто довериться. Мы знаем все о плохих ребятах: чем они занимаются и часто, кто они такие. Политики решили отправить нас воевать, и мы на это согласны. Мы делаем то, что необходимо. Мне кажется, как только политики приняли решение отправить нас исполнять то, на что 99,9% страны никогда бы не решилось, они должны перестать мешать нам делать свое дело и молчать до тех пор, пока все не закончится.
Все дела о современных военных преступлениях, как определено либеральным крылом политиков и СМИ, начались в Ираке, и с тех пор положение только ухудшается. Каждый будто обязан влезть в это дело, болтая впустую о праве общества знать правду.
Что сказать, с точки зрения большинства бойцов SEAL, у общества нет права на эти знания, особенно если это означает, что мы ставим свои жизни под угрозу, которой можно было бы избежать. Происходит это только потому, что кто-то в Вашингтоне сходит с ума, беспокоясь о правах какого-то хладнокровного убийцы-террориста, сумасшедшего, который пристрелит нас сразу, как только увидит, как и любого другого американца, на которого ему посчастливится направить свой старый автомат Калашникова.
И если общество настаивает на том, что у него есть право знать об этом, в чем я сильно сомневаюсь, то, возможно, людям стоит пойти и самим встретиться с вооруженным террористом, одержимым идеей убить каждого американца, которого увидит.
Я уверяю вас: каждый повстанец, борец за свободу и воин с автоматом в Ираке, которого мы арестовали, знал, за какие веревки дергать, знал, что ему откроется путь на свободу, как только он заявит, что американцы его пытали, плохо обращались, не давали читать Коран, завтракать или смотреть телевизор. Все они знали, что «Аль-Джазира» – арабский телеканал – зацепится за это и что эти сведения будут переданы в США, где либеральные СМИ с радостью обвинят всех нас в том, что мы убийцы, варвары или еще что похуже. Эти террористические организации смеются над СМИ США и точно знают, как использовать систему против нас.
Я понимаю, что говорю очень неконкретно, но уточнять здесь и не нужно. Эти расплывчатые зарисовки я пишу, чтобы показать, что правила ведения военных действий – явная и существующая опасность, пугающая молодых солдат, которые были поставлены под угрозу быть обвиненными в убийстве своим собственным правительством, если они чересчур рьяно вздумают себя защищать.
Я не политическая личность. Как офицер спецназа, я поклялся служить своей стране и исполнять все желания своего главнокомандующего – президента Соединенных Штатов – кем бы он ни был: республиканцем или демократом. Я – патриот, я сражаюсь за Америку и за свой родной штат – Техас. Я просто не хочу наблюдать за тем, как самые лучшие молодые люди в стране не решаются поступить на службу в элитные войска Вооруженных сил США только потому, что боятся быть обвиненными в военных преступлениях своей собственной страной только за то, что они атаковали врага.
Одно я знаю наверняка: если бы когда-нибудь, огибая горный склон Афганистана, столкнулся лицом к лицу с Усамой бен Ладеном – с человеком, который организовал зверскую, неспровоцированную никем атаку на мою страну, убив 2752 ни в чем неповинных гражданских американца в Нью-Йорке 9 сентября, я бы хладнокровно застрелил его.
И после этого, подстрекаемый разъяренными американскими СМИ, трибунал, вероятно, поместил бы меня под стражу без всякой задней мысли. А потом меня обвинили бы в убийстве.
И, знаете, я очень быстро стал бы врагом народа.
Глава 2«Морские котята»… и большие аллигаторы
Я один раз боролся с аллигатором и был чрезвычайно рад, когда этот малыш решил, что с него хватит, и уплыл в более спокойные воды. Но и по сей день мой брат любит бороться с этими машинами для убийства – просто ради забавы.
Мы летели дальше, высоко поднявшись над южной оконечностью Оманского пролива. Мы направлялись на северо-восток долгие 650 километров на высоте тринадцати с половиной километров над Аравийским морем. Мы пересекли шестьдесят первый меридиан утром, еще затемно. Так мы оказались к югу от иранского пограничного порта Гаватер, где рубеж с Пакистаном проходит прямо по линии океана.
Командир Хили тихонько посапывал. Акс разгадывал кроссворд из «New York Times». Было чудом, что наушники Шейна не взорвались – настолько громко играл в них рок-н-ролл.
– Тебе и правда обязательно слушать это дерьмо так громко, парень?
– Но она же клевая… Чувак, расслабься.
– Боже милосердный!
Наш «C-130» продолжал реветь, теперь отклонившись чуть севернее, прямо к побережью Белуджистана, который растянулся на 760 километров вдоль северной оконечности Аравийского моря и контролировал стратегические, внутренние и внешние нефтяные пути в Персидском заливе. Несмотря на мятежных вождей диких племен, Белуджистан стал частью Пакистана после отделения от Индии в 1947 году. Но это совсем не значило, что вождей устраивал этот договор.
Вероятно, будет полезно вспомнить, что ни один народ – ни турки, ни татары, ни персы, ни арабы, ни индусы, ни британцы – так никогда до конца и не завоевали Белуджистан. Члены этих племен даже сумели дать отпор Чингисхану, а его ребята были «морскими котиками» тринадцатого века.
Ни нам, ни кому-либо еще не говорят, где проходит путь внедрения специальных войск США в любую страну. Но в Белуджистане есть большая американская база в прибрежном городке Пасни. Мне кажется, мы приземлились где-то неподалеку, задолго до первых проблесков света, а потом продолжили полет над четырьмя горными хребтами и пролетели еще 400 километров по направлению к другой военной базе США рядом с городом Долбандином.