Поцелуи перешли в другие ласки, после чего Ноджири сказала:
– Мой повелитель, с каждым днем ты все искуснее в этих развлечениях. Это тебе надо было бы иметь тысячу жен, а не глупому Софи!
Керин самодовольно ухмыльнулся и начал одеваться.
– Спасибо за комплимент, но уж лучше мне научиться сначала ублажать одну жену, прежде чем приступать к целой толпе. И кстати, дорогая моя, хотя мне и очень хотелось бы, чтобы у нас были дети, разумнее подождать, пока мы вернемся домой. Ты пользовалась противозачаточным заклятием?
– Конечно. Видишь, я предугадываю твои желания.
– И довольно часто, как я замечаю, – ответил Керин, вешая на шею мешочек Рао.
– Что это, повелитель? – спросила Ноджири. – Защитный амулет?
– Не совсем, – сказал юноша и нахмурился. – Впрочем, лучше тебе рассказать – мне нужен твой совет.
И он рассказал о мальванце Рао и о послании, которое тот должен был вручить при дворе Куромона. Рассказал он и о том, как в Эккандере Рао передал ему мешочек, а затем исчез.
– Можно мне взглянуть? – спросила она. Повертев мешочек в руках, она сказала: – Внутри – сложенная бумага, обернутая в шелк.
– На острове Пвана вскрыл послание, а потом снова запечатал, – сказал Керин. – По его словам, это инструкция по изготовлению какого-то волшебного веера. Я из-за этой штуки тревожусь – кто знает, что из этого выйдет? Но и просто бросить мешочек в море мне не хочется. Я ведь обещал Рао по крайней мере попытаться вручить послание кому нужно. Как поступить?
– Раз ты все равно отправляешься в Куромон, отдашь мешочек какому-нибудь чиновнику. Может, они даже наградят тебя.
Буря гнала огромные зеленые волны через палубу «Тукара Мора», но судно упрямо, хоть и не быстро шло по курсу. Матросы спустили часть парусов и закрепили их, так что ветер толкал корабль вдвое слабее. В промежутках между валами матросы спокойно выполняли свою обычную работу, хотя шторм был гораздо сильнее, чем тот, что обрушился на «Яркую рыбку» в начале путешествия Керина.
Порт в Котейки был самым большим из всех, какие до тех пор доводилось видеть юному новарцу. Кораблей всех размеров и моделей стояло здесь больше, чем в Виндии и Янарете вместе взятых. На всех судах, двигавшихся под парусами, они были бамбуковые, а корпус, как правило, расписан яркими красками.
Когда «Тукар Мор» бросил якорь на рейде, к нему подошла большая галера и стала борт о борт. Несколько куромонцев поднялись на корабль по лестнице. Один из них, в расшитом красном халате и красной шапочке с алой пуговицей, явно был самым главным. На остальных было что-то вроде короткой униформы с надписью куромонской вязью. Затем показался еще один человек – невысокий полный стареющий мужчина с узкой седой бородкой, одетый в зеленый халат странного покроя.
Делегацию встречал капитан Ямбанг. Он и человек в красном халате принялись обмениваться низкими поклонами, да так усердно, что у Керина спина заболела от одного зрелища. Затем они обменялись какими-то документами и заговорили, но слишком быстро, чтобы юноша мог что-то понять. Начальник прибывших разослал своих людей по кораблю – как предположил Керин, для сличения указанных в декларации грузов с имеющимися в наличии.
Последние дни юный новарец непрерывно раздумывал, как передать послание императорскому двору. Офицеры посоветовали ему отыскать смотрителя порта, который подскажет, к кому обратиться. Улучив момент, когда чиновник, прибывший на галере, казался ничем не занятым, Керин спросил:
– Сударь, вы смотритель порта?
– Нет, этот жалкий червь лишь второй помощник благородного смотрителя порта. Что тебе угодно?
Не успел Керин ответить, как к ним подошел пожилой куромонец и спросил:
– Извини, а не ты ли мастер Рао из Мальваны с посланием для нашего непобедимого правительства?
– Гм… я… – запнулся юноша, не зная, что ответить.
Пока он раздумывал, стоит ли объяснять, как к нему попал мешочек с посланием, пожилой чиновник достал лист бумаги, на котором виднелись несколько строчек куромонского письма и рисунок человеческого лица.
– Да, конечно! – произнес он, кланяясь. – Ты действительно тот самый посланник, которого мы с таким нетерпением ждем. С тобой ли то, что ты должен был доставить?
Керин засунул руку за пазуху и показал мешочек из промасленного шелка:
– Вот.
– Прекрасно! Если ты спустишься… – И он указал на галеру.
Юноша прошептал по-салиморски, обращаясь к Ноджири:
– Что мне делать? Не лучше ли сейчас разъяснить недоразумение, пока не поздно?
– Нет! – еле слышно ответила принцесса. – Если они будут думать, что ты и есть настоящий посланник, они будут с нами лучше обращаться.
– Но если потом обнаружится, что это не так, одним богам известно, что они могут сделать…
– А если это выяснится сейчас, они могут отрубить тебе голову, решив, что ты убил Рао и украл послание, чтобы получить награду!
– Совесть моя неспокойна, – ответил Керин и снова повернулся к чиновнику. – Сударь, с кем я имею честь говорить?
– Эта личность – чиновник Тога, гван десятого ранга и четвертый секретарь Варварского отдела Бюро контроля внутренних перемещений Департамента дорог, каналов и мореплавания, к твоим услугам.
Керин не знал, что означает слово «гван», и решил, что это что-то вроде чиновника. Он еще недостаточно овладел куромонским, чтобы понимать, когда говорили в обычном для них темпе. Поэтому ему часто приходилось просить своих собеседников повторить помедленнее то, что они сказали, но на этот раз он поклонился в ответ и произнес:
– Можно мне взглянуть на бумагу?
Чиновник повернул лист, который держал в руке, и Керин увидел вполне похожий собственный портрет – во всяком случае, рисунок, который мог сойти и за его изображение, и за изображение исчезнувшего Рао. Кожа последнего была гораздо темнее, но тушь и перо не передавали оттенков.
– Благодарю, мастер Тога, – произнес Керин. – Позвольте мне собрать мой багаж, и мы сразу же вернемся.
Вскоре юноша и принцесса спустились по лестнице в галеру. Керин был одет как всегда – в куртку, штаны и сапоги, а вот Ноджири поверх саронга надела еще и расшитую куромонскую куртку, которую купил ей муж. Галера отошла от корабля, и быстрые удары двадцати весел погнали ее к берегу.
Когда они вышли на пирс, Тога сказал: «Пожалуйста, следуйте за мной», – и повел Керина и Ноджири на берег, где их ожидали пятеро вооруженных мужчин в бронзовых шлемах и длинных кожаных кирасах с бронзовыми бляхами. На поясах у них болтались сабли, а стояли они, опираясь на пики как у матросов «Тукара Мора». У одного из них на шлеме был позолоченный узор, по-видимому, этот мужчина – начальник воинов. Тут же находились пара паланкинов и несколько толстых, неряшливо одетых куромонских носильщиков.
– Пожалуйста, садись в этот паланкин, – пригласил Тога, делая жест рукой.
– Куда мы отправляемся? – спросил Керин.
– Конечно, в Чингун, где ты передашь соответствующему чиновнику то, что доставил.
– А как поедет моя жена? Во втором паланкине?
– Женщина? Мы не ожидали ее прибытия. Она может найти себе жилье в Котейки и подождать, пока ты вернешься, или следовать за нами пешком.
– Нет, сударь! – воскликнул Керин, ощущая прилив беззаветной рыцарственности. – Она поедет так же, как и я.
Тога взглянул на него с недоумением:
– Но ведь она всего лишь женщина!
– Наши западные обычаи отличаются от ваших, кроме того, она прирожденная принцесса.
– О, этот гнусный нарост просит прощения у твоего высочества, – произнес Тога, кланяясь. – Эта куча омерзительной грязи не знала об этом. Пожалуйста, садись во второй паланкин, а эта низменная тварь отыщет другой для своей жалкой личности.
Тога удалился. Керин смотрел по сторонам, дивясь толпам куромонских рабочих в выцветших синих куртках и штанах, в остроконечных соломенных шляпах. Он подумал, что хорошо бы ему тоже раздобыть такую шляпу: климат Котейки был почти таким же жарким и влажным, как и на Салиморских островах.
Затем юноша обратил внимание на паланкины, которые восемь носильщиков приподняли и стали готовить к дороге. Сиденье со спинкой, без всякого навеса, было прикреплено к паре палок. Палки находились на том же уровне, что и сиденье, а ниже – там, где у обычного стула располагаются передние ножки, – была укреплена подножка для пассажира. У концов палки скреплялись поперечными перекладинами, а от них вниз шли подпорки, так что носильщики могли ставить паланкин на землю.
Концы перекладин были привязаны канатами к носильным шестам. Канаты были такой длины, что при ходьбе носильный шест оказывался примерно на фут выше палки. Один паланкин несли четверо носильщиков: двое спереди и двое сзади. Еще один человек в одежде рабочего замахал руками, указывая на паланкины, и сказал:
– Садитесь! Садитесь!
По крайней мере так понял его юный новарец, хотя местный диалект сильно отличался от того варианта куромонского языка, которому обучал его отец Цембен. Керин и Ноджири уселись и принялись рассматривать толпу вокруг. Куромонские купцы и чиновники резко выделялись среди прочих своими расшитыми халатами, доходившими до щиколоток.
Узоры были самые разные: цветы, птицы, пейзажи… Большинство купцов и чиновников оказались довольно полными и с важным видом обмахивались на ходу веерами.
Через некоторое время вернулся Тога верхом на маленьком сером ослике. Он выкрикнул команду, солдаты вскинули пики на плечо, а носильщики подняли с земли багаж путешественников.
– Вперед! – приказал Тога.
Выстроившись в шеренгу, носильщики паланкинов положили шесты себе на плечи, так что ноги пассажиров поднялись на фут над землей, и вся процессия отправилась в далекий Чингун.
Запретная территория
Керин предполагал, что, когда другие люди несут тебя на плечах, ты преисполняешься чувством собственного величия. На самом деле все оказалось не так. Его носильщики неторопливо шли вперед, напевая песенку на местном диалекте, чтобы не сбиться с шага. Один и тот же припев повторялся снова и снова. После того как Керин не меньше ста раз выслушал его, один из носильщиков что-то крикнул. Паланкин остановился; его опустили на землю, так что теперь весь вес приходился на подпорки, и носильщики поменялись местами, чтобы нести шест на другом плече. Затем они снова тронулись в путь, напевая все ту же песенку.