- Если вынудишь, - сказал Драконус, - я убью Псов.
- Как там в стихах? "Ребенок и его собака..."
Драконус подступил ближе, поднимая клинок. - Да кто ты такой, во имя Азатенаев?
Тщедушная, призрачная рука сделала неопределенный жест. - Прости. Я тебя обидел?
- Чего тебе нужно?
- Лишь один ответ, Старина. - Трость снова появилась, наклонилась в сторону трупа Килмандарос. - Где следующий? Или, - он снова подавился смехом, - кто следующий?
- Какое тебе дело?
- Только... оставь Корабас. Оставь Форкрул Ассейлов... в общем, оставь всю заварушку. Даже Элайнтов. Показавшись, ты лишь все запутаешь.
- Значит, ты - тот, - ответил Драконус, опустив меч и отступив назад.
- Я - тот? Да, я - тот.
- Паук в середине сети. Худ. Рейк...
- И они были верны слову - ныне это в редкость. Возможно, вот самое важное: Аномандер хорошо отзывался о тебе. Можешь вообразить? Но он пошел еще дальше, сказал, что ты будешь верен слову. Будешь, Драконус? Сдержишь слово?
- Не припоминаю, что давал тебе хоть одно слово.
Кончик трости ударил о землю. - Превосходно! Что до этого...
Вскоре, когда Драконус пропал, Гончие подошли ближе к телам Килмандарос и Сечула Лата, фыркая и вздыбливая шерсть. Темный Трон следил, как они возбужденно кружат. Потом поднял голову: Котиллион стоят напротив.
Покровитель ассасинов казался... потрясенным.
Темный Трон вздохнул не без сочувствия: - Старшие такие НЕУМОЛИМЫЕ. Погляди на две трагические жертвы. Сколько эпох они пережили? Чтобы найти свой конец здесь, - он взмахнул тростью, - где бы это "здесь" ни было. Даже Псы с трудом их выследили.
- Ты его убедил?
Темный прошипел, поднимая трость и разглядывая серебряный набалдашник: - Он счел меня... дерзким.
- Только тебя?
- Нас.
- Мы ее потеряли, - сказал Котиллион. - Или это лишь мой страх? Это было слишком, друг, слишком - они не прошли нашими тропами. Они смертные. Всего лишь. Они НЕ ВИДЕЛИ. Необходимость не грызла им души, как было с нами.
- Тропы? Грызла? Души? Для меня это одни слова. Мы решили, что нужны перемены - вот и всё.
- Нужны были перемены, потому что наше положение оказалось слишком опасным. Всё последовавшее - вся безумная схема - началось из нужды упрочить наше место в пантеоне.
- Именно.
- Но потом всё изменилось.
- Может, для тебя, - пробормотал Темный Трон.
- Лжец.
- Тени никогда не лгут.
Они чуть помолчали; потом Повелитель Теней запрокинул голову и разразился диким смехом. Котиллион отвернулся, пытаясь подавить улыбку.
- Момент сомнения окончен? - спросил Темный Трон. - Хорошо. Тебе не идет. Слушай. Она женщина, и потому - самая опасная сила во всех мирах.
- Да, - сказал Котиллион, - мне известно о твоем давнем страхе перед противоположным полом.
- Виновата мать.
- Как удобно.
- Не знаю, кто из нас сильнее боится встреч.
- Она еще жива? Не смеши, Амманас.
- Слушай, я же не всегда был таким старым. Так или иначе, мы всегда встречаемся в одной и той же комнате. Вижу в глазах разочарование, слышу ее голос. "Император? О, та империя. Так теперь ты стал богом? О милый, только не Тень. Разве она не разбита? Зачем ты выбрал для правления разбитое королевство? Когда отец был в твоем возрасте..." Уф, и так далее и так далее! Я сбегал от нее уже в девять лет, и разве удивительно?
Котиллион удивленно смотрел на него.
- Они выйдут из пустыни, друг, - заявил Темный Трон. - Чую костью.
- Не знал, что у тебя есть кости.
- Тогда тростью. Чую тростью. Хмм, разве не успокоительно звучит?
- Успокоительно? Нет. Устрашающе? Да.
Темный постучал тростью, огляделся. - Мы еще здесь? Почему мы еще здесь?
- Наверное, чтобы подумать об усопших?
- А нужно? Полагаю, да.
Поглядев на трупы, Котиллион вздохнул: - Да, ему недостаточно было всего лишь их отшлепать.
- Детей, которых не шлепают, приходится в конце концов убивать.
- Таково твое последнее слово? Бессмыслица, Темный Трон.
- Что ты. Старшие Боги были похожи на испорченных детей, за которыми некому было приглядеть. Единственная бессмыслица - что их не поубивали давным - давно. Сколько мы можем терпеть? Вот вопрос. Единственный вопрос. - Он повел тростью. - А вот и ответ одного мужа.
- Подозреваю, мы должны быть благодарны, что Драконус был так долго скован в Драгнипуре. Если бы Рейк не убил его...
- Каждое блудное дитя должно провести пару сотен жизненных сроков, волоча набитый трупами фургон. - Темный хмыкнул. - Звучит как одно из речений матушки. "Всего пару сотен жизней, Келлан? Тебе слабо управиться с тысячью? Ну, твой отец..." О-хо-хо! Не надо!
Сечул Лат очнулся на земле. Глаза были закрыты, и он не ощущал желания открыть их. Не сейчас.
Послышались приближающиеся шаги. Две пары ног, остановились по сторонам.
- Ох ты, - произнес женский голос слева. - Я подозревала, что однажды так и будет. И все же... скажи, брат, ты хоть что-нибудь чувствуешь?
- Нет, - ответил мужчина справа. - А что, должен?
- Ну, мы ЛУЧШЕЕ, что в нем было, и мы будем жить.
- Думаешь, он нас слышит, сестра?
- Полагаю, да. Помнишь, мы однажды пустили монету вращаться?
- Так давно.
- Если хорошенько вслушаться...
- Возможно, любовь моя, это лишь воображение. Иные игры кончаются без звука. Что до новой - не желаю в ней участвовать.
Она издала какой-то звук - может, засмеялась. - Я слышу слова мудрости?
- Погляди на отца. Когда он встанет, когда откроет глаза - уйдет насовсем.
- Да, пути назад не будет. Никогда.
Сын Сечула вздохнул. - Думаю, любовь моя, нужно выловить Странника. Во имя отца нужно научить его, что такое "рывок повелителя".
- Его найдет Драконус. Будь уверен.
- Но я хочу быть там и тогда.
- Но лучше по-другому, брат. Встретить его перед вратами смерти. Поставить на ноги, напомнив, что отец ждет на другой стороне.
- Довести до врат.
- Именно.
- А потом дать Страннику...
- Толчок.
Дети засмеялись, и сам Сечул Лат ощутил, что улыбается."Сын, дочь, что за чудный дар вы приносите, прежде чем меня пошлют моей дорогой".
- Сестра... вижу монету с двумя ликами, и каждый - Странника. Пусть вращается?
- Почему нет, брат? Тяни и толкай, вот путь богов.
Когда он открыл, наконец, глаза, их не было.
И все было хорошо.
Где драконья тень скользила над землей, из земли вырывались столбы пыли и камней. Возникали бездонные, рваные трещины. Холмы оседали, рушились, высыхала мантия растений. Где она пролетала, умирала земля. Свобода стала даром, но свобода наполнила ее отчаянной яростью и такой болью, что касание воздуха к чешуе стало смертной мукой.
Она не сомневалась, что наделена душой. Видела ее глубоко внутри, в тоннеле сквозь треснувший камень, ведущем ниже и ниже, к узлу на дне. Там. Это. Вопли из провала заставляли содрогаться корни гор, бурлить моря. Замораживали ветра, лишали жизни воздух.
До рождения был мир неведомого, забвение несуществующего. Она не ощущала и не тревожилась, потому что ее попросту не было. Прежде чем боги встретились, прежде чем они оторвали свет от тьмы, жизнь от смерти, прежде чем они воздвигли стены и произнесли мерзостные слова. "Это "есть", а это - "несть". Будет магия в созданных мирах, и властью ее возникнет жизнь, вглядываясь мириадами ликов, и в каждом мы узрим себя. Узнаем, кто мы и что мы. "Здесь" магия есть, но "там" магии нет".
Свой лик она не покажет богам - они не будут вглядываться, они только отвернутся. Она могла бы пробудить силу голоса, вострубив: - Я здесь! Смотрите! Узнайте меня, ваше забытое дитя! - Но слова ничего не могут дать. "Ибо даже в поле зрения богов должно быть слепое пятно. И кого вы там найдете? Лишь меня. Раздавленный узел на дне".
Живые сородичи охотятся за ней. Она не знала, сколько их - но это не важно. Они желают ее уничтожения. "Но... не сейчас. Оставьте мне свободу... что-то сделать. Сделать что-то, что не разрушает, а создает. Прошу. Неужели я не могу быть большим, чем я есть? Прошу, не ищите меня".
Ее полет прочерчивает внизу кровоточащий рубец на земле, и всюду, куда упадет ее взор, ее прибытие положит жуткий конец только что увиденной красоте, чуду. Это невообразимо. Это невыносимо.
"Вот что бывает, если каждый дар - проклятие".
Внезапное давление сзади; шея извернулась, она смотрела на след разрушения.
"Элайнты. Так много!"
Гнев дал силу голосу, и голос ее разрушил землю на лиги вокруг. Вернулись отзвуки; Корабас задрожала от причиняемого ей ущерба. "Нет! Где моя красота? Неужели все лишь для вас? Нет!
Я сохраню свободу! Сохраню!
Чтобы сделать... сделать... сделать что-то".
Крылья болели от яростного полета, но она не могла прибавить скорости. Это недостаточно. Элайнты все ближе. Корабас видела свой раздавленный узел, наливающийся от внутреннего огня, пылающий всем гневом, который она скопила за долгий срок пленения. Гнева на богов. На создателей - ее создателей, сделавших такое.
"Элайнты! Хотите меня убить и называете это свободой? Так придите и попробуйте!"
Гнев ждал внутри, ждал их всех.
Матток натянул поводья. Пыль и камни летели из-под копыт коня. Облако поднялось вокруг, он выругался, сплюнул. - Они в проходе, Верховный Кулак. Ублюдки! Как они предугадали?
- Спокойнее, - ответил Паран, оглядываясь на колонну. - Мы в сфере Аграст Корвалайна. Ассейлы способны проследить каждое движение. - Он снова глядел на вождя. - Матток, они хорошо расположены?