Это невозможно. Это...
Он снова побежал.
Должно быть, она услышала шум, ибо подняла голову и оглянулась. Села, смотря на него, бегущего.
Он чуть не упал рядом, крепко обвил ее руками, поднял в воздух.
Хетан задохнулась: - Муж! Я скучала. Я... не знаю, где я. Не знаю, что случилось...
- Ничего не случилось, - прошептал он. Дети плакали за спиной.
- Онос... мои пальцы...
- Что?
- У меня чужие пальцы на ногах, муж - поклясться готова...
Дети налетели на них.
Вдалеке, на небольшом возвышении, Онос Т'оолан видел фигуру всадника. Темнота брала свое, размывая черты человека.
Но он видел, как тот поднял руку.
Оном Т'оолан выпрямился и ответил таким же жестом."Вижу тебя, брат. Вижу тебя".
Когда свет ушел с холма, привидение исчезло.
Глава 24
Я слышал голоса, охрипшие от горя
я видел лица, смятые в тоске
я зрел упавших, что вставали вновь
я видел женщин, выходящих из могил
но ты о слабости мне будешь толковать
о том, что проигрыш презрения достоин
покажешь мне все лики страха своего
трофеями тряся в пустой ракушке славы
завоеватель, где твои победы, коль сгустилась ночь
твердеет ли решимость посреди теней
когда от мира отвернемся, наконец не встав и
не упав, не поглядев
куда неведомое молча нас зовет?
Я слышал голос свой, от горя хриплый
в тоске ощупывал я смятое лицо
сломавшись, падал, отрекаясь от могил
я брел в компании привычных неудач
и слабости я руку пожимал
презрение лежит в пыли, издалека
трофеи не видны
а горизонт передо мною затянула ночь
пойми, я наконец покончил с миром,
в неведомом внимаю тишине
того, что будет, жду
когда захочешь больше разузнать
приди сюда, найди
меня перед зарей
Банашар помнил, как он встала, положив меч на стол с картами. Единственная масляная лампа сочилась блеклым светом, бросала на стены шатра блеклые тени. Воздух был спертым, влага опускалась на все вещи, словно кожа новорожденного.
Недавно она переговорила с Лостарой Ииль, стоя спиной к оружию. Банашар не знал, использовала ли Тавора такие слова ранее, и этот странный, непонятный вопрос вгрызался в него.
Если Адъюнкт часто повторяла такие слова... какие трагические истины это открывает? А если она сказала их в первый раз - почему они показались ему эхом, донесшимся из иного места, из далеких, далеких времен?
Лостара только что повидала Хенават, разделила дар рождения сына. Глаза капитана покраснели от слез; Банашар понимал, какое горе поразило эту женщину. У всех них скоро будет отнято будущее.
Не нужно было ему там присутствовать. Не нужно было слышать речи Адъюнкта.
- Для нас недостаточно просто желать детям лучшей жизни. Недостаточно защищать их удобствами и комфортом. Лостара Ииль, если мы не приносим в жертву свои удобства, свой комфорт, создавая для детей лучший мир - мы проклинаем своих детей. Мы бросаем их в незаслуженную нищету; мы оставляем их с полчищем не выученных уроков.
Я не мать, но один взгляд на Хенават дает мне необходимые силы.
Слова впаялись в его память. Произнесенные устами никогда не имевшей детей женщины, они звучали особенно тревожно и печально.
За это ли они сражаются? Конечно, лишь одна из множества причин - честно говоря, он не видит, как избранный путь может помочь благу детей. Он не сомневается в благородстве побуждений Адъюнкта, в искренности сочувствия, подвигшего ее совершать дело, по всеобщему мнению, невыполнимое. Но есть еще что-то, глубоко скрытое...
Часто ли сочувствие рождается из темного источника? Из узилища личных неудач?
Отослав Лостару, Тавора снова повернулась к мечу; через некоторое время сидевший на сундуке с доспехами Банашар пошевелился, встал и подошел к ней.
- Я уже не бегу, Адъюнкт.
Она молчала, глаза не отрывались от оружия в потертых, поцарапанных ножнах.
- Я... я хотел поблагодарить вас. Вот доказательство, - добавил он с кислой улыбкой, - что у вас дар достигать недостижимого.
- Жрец, - сказала она, - Чел Манагел... Змея... была манифестацией Д'рек, верно?
Он не решился поглядеть ей в глаза, только пожал плечами: - Думаю, да. На время. Ее дети заблудились. На ее взгляд. Подозреваю, это сделало ее такой же заблудшей. Им нужно было совместно найти путь.
- Эти подробности меня не интересуют, - сказала она более твердым тоном. - Банашар, скажите. Чего она хочет? Почему она так упорно стремилась сюда? Намерена мне противостоять?
- Почему вы решили, что я знаю ответы, Адъюнкт?
- Потому что она никогда не покидала вас. Ей нужно было, что один поклонник оставался в живых, и она выбрала вас, по неведомым причинам.
Ему хотелось снова сесть. Куда угодно, пусть на глиняный пол. - Адъюнкт, говорят, если червь окажется в луже эля, то напьется и утонет. Я часто об этом думал и признаюсь, что стал подозревать: подойдет любая лужа, и выпивка ни при чем. Проклятые твари все равно тонут. Но, как ни странно, без лужи черви вообще нам не показываются.
- Мы оставили новое озеро позади, Жрец. Никто не утонул, даже вы.
- Теперь они просто дети.
- Знаю.
Банашар вздохнул и кивнул на меч: - Она будет его защищать, Адъюнкт.
Тавора вздохнула. - Но... это может ее убить.
Он кивнул, не доверяя голосу.
- Уверены, Демидрек?
- Деми... боги подлые, вы учились теологии? Тайскренн был...
- Этот титул подобает вам как последнему живому жрецу Осенней Змеи.
- Чудно. Где же расшитые золотом мантии и роскошные кольца?
Вошел адъютант, кашлянул. - Адъюнкт, три лошади оседланы и ждут снаружи.
- Благодарю.
Банашара вдруг пробрал холод, руки замерзли, словно он опустил их в ведро с ледяной водой. - Адъюнкт... мы не знаем, будет ли освобождено сердце. Если вы...
- Они преуспеют, Демидрек. Ваша собственная богиня верит, что...
- Неверно!
Тавора удивленно замолчала.
- Все проще, - пояснил Банашар, и слова его имели привкус пепла.- Д'рек не важно, будет Увечный Бог целым или нет, будет он бормочущим идиотом или трупом с выпотрошенным брюхом и дырой в груди. Не важно. Что бы вы ни получили... она желает от этого избавиться.
- Тогда....- Она сузила глаза.
- Правильно. Слушайте последнего Демидрека, ибо он знает: его божество потеряло веру.
- Они не проиграют, - шепнула Тавора, уставившись на меч.
- А если Напасть их предаст? Что тогда?
Она трясла головой. - Вы не понимаете.
- Все наши сомнительные союзники, Адъюнкт - достаточно ли они сильны? Наделены ли волей? Упорны ли? Когда начинают падать тела, когда льется кровь... слушайте меня, Тавора - мы должны оценить, что делаем - что делаем здесь - исходя из возможности их провала.
- Не буду.
- Думаете, я не питаю уважения к принцу Беддикту или королеве Абрастали? Но, Адъюнкт, они ударят туда, где Аграст Корвалайн сильнее всего! Где находятся самые могущественные из Форкрул Ассейлов... Вам не приходило на ум, что союзники слишком слабы?
Она так же трясла головой, Банашар различил всплеск ярости - "ты будешь всего лишь ребенком, зажимающим уши руками, чтобы не слышать неприятное?"
- Вы не понимаете, Демидрек. Похоже, ваше божество тоже.
- Так расскажите мне. Поясните мне! Откуда, Худа ради, такая уверенность?
- К'чайн...
- Адъюнкт, это последний выводок треклятых ящеров. Кто бы ни казался командующим, ими командует Матрона. Матрона ДОЛЖНА командовать. Увидев гибель слишком многих детей, она прикажет отступить. Обязана будет! Ради выживания рода!
- Их ведут Геслер и Буян, Банашар.
- Боги подлые! Не слишком ли много веры вы вложили в двух отставных моряков?
Она встретила его гнев, не склоняя взора. - Столько, сколько нужно. Ну, думаю, можно простить вам миг сомнения. Пора ехать.
Он еще посмотрел на нее и ощутил, как напряжение уходит. Выдавил кривую улыбку. - Я Демидрек Осенней Змеи, Адъюнкт. Возможно, она слышит вас моими ушами. Возможно, мы сможем преподать Д'рек урок веры.
- Лучше бы так, - бросила она, хватая меч.
Они вышли наружу. Две лошади стояли без седоков, в седле третьей неловко сидел... Банашар пригляделся и кивнул: - Капитан.
- Жрец, - ответил Скрипач.
Банашар и Адъюнкт поспешно сели - тощие животины чуть не упали под весом. Все трое развернулись и выехали из скрытого высокими травами малазанского лагеря.
На северо-запад.
Мало было сказано слов в этом путешествии. Они скакали всю ночь, переходя с рыси на галоп. Западный горизонт иногда озарялся мутно-алыми вспышками молний; в небе правили Нефритовые Чужаки, затмевая звезды; колышущиеся травы имели в полумраке здоровый зеленый цвет - хотя дневной свет доказал бы иллюзорность такого впечатления. Здесь годами не было дождя, копыта коней крушили стебли травы, словно серпы.
Завидев вершину, поднимающуюся над всеми мелкими холмиками, Адъюнкт направилась к ней. На всех возвышенностях можно было найти следы старых стоянок - неровные круги валунов, указывавшие на места расположения хижин-типи. В тысяче шагов к юго-западу местность понижалась к широкой и неглубокой долине; ее дальний склон был отмечен длинными волнообразными полосами - камни и валуны создавали загоны, тупики и выходы для диких зверей. Но дичь давно ушла отсюда, как и древние охотники.
Банашара захватила заброшенность этой страны; словно кожный зуд, его терзала мысль о смертности."Всё проходит. Все наши обычаи делать дела и видеть вещи, все старые пути жизни. И все же... сумей я ступить назад, в ту эру, окажись незримо среди этих людей - я был бы таким же, ничем не отличимым изнутри... боги, сумей я выразить это словами, хотя бы для себя, мог бы зваться мудрецом.