Эллен по-прежнему хлопотала за барной стойкой, когда я направился прочь, делая неимоверные усилия. Не думал, что она меня заметила, но тут донесся ее голос:
– Дэвид! – Она поспешила из бара к лестнице. – Извините, я не успела приготовить вам поесть.
– Ничего. Я уже иду спать.
– Принести вам что-нибудь в номер? Суп или сандвич? Эндрю присмотрит пока за баром.
– Спасибо, не надо.
Сверху послышался скрип половиц. Мы подняли глаза и увидели Анну. Она стояла в ночной сорочке, бледная и заспанная.
– Я же запретила тебе спускаться вниз, – сказала Эллен, когда дочка подошла вплотную.
– Мне приснился дурной сон. Ветер унес девочку.
– Какую девочку, дорогая?
– Не знаю, – жалобно ответила Анна.
Эллен обняла ее:
– Это всего лишь сон, забудь о нем. Ты поблагодарила доктора Хантера за шоколадку?
Анна задумалась, затем покачала головой.
– Так сделай это сейчас.
– Но я ее уже съела.
Эллен переглянулась со мной, сдерживая улыбку.
– Ты все равно можешь сказать спасибо.
– Спасибо.
– Вот и молодец. Теперь поднимайся, юная леди, и в постель.
Девочка зевала и засыпала на ходу. Она оперлась о мамины ноги.
– Я не могу идти.
– А я не могу тебя нести. Ты слишком тяжелая.
Анна подняла голову и окинула меня оценивающим сонным взглядом.
– Зато он может.
– Нет, детка. У него болит рука.
– Ничего. Я справлюсь, – уверил я. Эллен с сомнением посмотрела на повязку. – Буду рад помочь. Правда.
Я поднял Анну. Волосы пахли шампунем. Девочка уткнулась носом мне в плечо, как делала моя дочь. Держать ее было грустно и в то же время утешительно.
Эллен повела меня на этаж под самой крышей, где находились две комнатки. Анна не шелохнулась, когда мама отодвинула одеяло, а я опустил ее на кровать. Эллен накрыла девочку, убрала с лица волосы, и мы тихо прокрались наружу.
На моем этаже она остановилась, положила руку на деревянные перила и посмотрела на меня. Пронзительный взгляд был полон беспокойства.
– Вы в порядке?
Ей не надо было объяснять, в чем дело. Я улыбнулся:
– Да.
Эллен не стала заострять на этом внимание. Пожелав спокойной ночи, она направилась в бар. Я зашел в номер и опустился на постель, не раздеваясь. От моей одежды все еще пахло дымом, но залезать под одеяло не было сил. Рука продолжала ощущать вес Анны. Закрывая глаза, я представлял, будто то была Элис. Так я и лежал, думал о своей погибшей семье и слушал, как снаружи завывает ветер. Как никогда хотелось позвонить Дженни.
Но с этим ничего не поделаешь.
Раздался стук в дверь, и я вздрогнул. Ведь только задремал. Взглянул на часы – уже девять вечера.
– Секундочку.
Протерев глаза, я подумал, что это Эллен решила меня все-таки покормить. Открыл дверь и увидел Мэгги Кэссиди.
Она держала поднос с тарелкой супа и двумя ломтиками домашнего хлеба.
– Я шла наверх, и Эллен попросила меня отнести тебе это. Сказала, тебе надо поесть.
– Спасибо.
Я взял поднос и отошел, пропуская журналистку внутрь.
Она улыбнулась в нерешительности:
– Снова суп. Нелегкий выдался день, правда?
– Слава богу, на этот раз ты его не уронила.
Я поставил еду на тумбочку. Было неловко оказаться наедине. Мы старались не смотреть на кровать, которая занимала большую часть комнаты. Я прислонился к подоконнику, а Мэгги опустилась на единственный стул.
– Ужасно выглядишь, – наконец произнесла она.
– Спасибо.
– Я не об этом. – Она махнула на поднос. – Давай, приступай.
– Подождет.
– Эллен убьет меня, если суп остынет.
У меня не было сил спорить. Я слишком устал, чтобы чувствовать голод, однако после первой ложки проснулся зверский аппетит.
– Неслабое собрание вышло, – отметила Мэгги, когда я оторвал кусок хлеба. – Я боялась, Йен Кинросс двинет Камерону. Всех не убедишь, правда?
– Ты ведь пришла не об этом поболтать?
– Нет. – Она водила пальцем по краю стула. – Хочу спросить у тебя кое-что.
– Ты же знаешь, я не могу отвечать на вопросы.
– Только один.
– Мэгги…
Она подняла палец:
– Всего один. И не под запись.
– Где твой диктофон?
– Какой же ты подозрительный. – Она вынула из сумки диктофон. – Выключен. Видишь?
Убрала обратно. Я вздохнул.
– Ладно, только один, но я ничего не обещаю.
– И не надо. – Журналистка нервничала. – Броуди упомянул, что жертва была проституткой из Сторноуэя. Тебе известно ее имя?
– Брось, Мэгги, я не могу тебе этого сказать.
– Я не спрашиваю, как ее звали. Просто скажи, знаешь ли ты имя?
Интересно, в чем загвоздка? Если не вдаваться в подробности, не будет вреда ответить.
– Официально тело не опознано.
– Но ты все-таки знаешь, да?
Я промолчал. Мэгги закусила губу.
– Ее, случайно, звали… не Дженис?
У меня все было написано на лице. Я отставил поднос, потеряв аппетит.
– Откуда у тебя такая информация?
– Я не могу разглашать источник.
– Мы не в игрушки играем, Мэгги! Если тебе что-то известно, ты обязана доложить полиции.
– Сержанту Фрейзеру, что ли? Представляю, что будет.
– Тогда Эндрю Броуди! На карту поставлена не просто статья для газет, а жизнь людей!
– Я обязана сохранять конфиденциальность.
– А если еще кого-нибудь убьют? Будет повод для эксклюзива?
Мысль задела нужный нерв. Мэгги отвела взгляд.
– Ты родилась на Руне, – давил я. – Тебе плевать, что тут может произойти?
– Конечно, нет!
– Тогда скажи мне, откуда тебе известно имя.
В ней боролись противоречивые эмоции.
– Послушай, все не так, как кажется. Человек, который со мной поделился… Он доверился мне. И я не хочу доставлять никому хлопот. Он тут ни при чем.
– Откуда тебе знать?
– Я просто знаю. – Она посмотрела на часы и встала: – Мне надо идти. Зря пришла. Не следовало.
– Но ты все-таки это сделала. И не можешь просто так уйти.
Мэгги по-прежнему колебалась. Покачала головой:
– Дай мне время до утра. Даже если не прибудет подкрепление, я обещаю рассказать все тебе или Броуди. Мне надо сначала подумать.
– Не стоит, Мэгги.
Она направилась к двери.
– Завтра, обещаю. – Мэгги смущенно улыбнулась. – Спокойной ночи.
Журналистка ушла, а я сидел на кровати и думал, откуда ей известно имя покойной. Я называл его только Броуди и Фрейзеру, ни бывший детектив, ни сержант не могли доверить информацию Мэгги.
Я слишком устал, чтобы трезво мыслить. Пока ничего не поделаешь. Суп остыл, но есть и не хотелось. Я разделся, тщательно умылся, чтобы отделаться от запаха дыма. Завтра проверю, хватит ли у генератора отеля мощи на горячий душ. А пока спать.
Я провалился в сон в мгновение ока.
Проснулся только один раз, перед полуночью, в холодном поту: приснилось, будто я гнался за кем-то и меня тоже преследовали. Не помню кто. Осталось лишь чувство уверенности, что, как быстро я ни беги, разницы никакой.
Я лежал в темной комнате, слушая, как постепенно замедляется сердцебиение. Ветер слегка успокоился, и, засыпая, я исполнился оптимизмом, что ураган стихает и завтра прибудет полиция.
Зря надеялся. Погода на острове, как и сама Руна, припасла самое страшное напоследок.
21
Три часа ночи – мертвое время. Организм пребывает в состоянии минимальной активности, физически и умственно. Защитные функции на нуле, наступление утра кажется невероятно далеким. В голову лезут темные мысли, выползают тайные страхи. Обычно это просто такое состояние разума, низина биоритма, из которой человек поднимается с первым лучом солнца.
Обычно.
Постепенно я нехотя пробудился, зная, что, как только сознание возьмет верх, заснуть будет сложно. Поздно. Подо мной заскрипели пружины, когда я повернулся на бок взглянуть на часы. Три часа. В отеле повисла тишина ночи. Снаружи свирепствовал ветер. Я лежал, смотрел в потолок, сон совсем развеялся, непонятно отчего. И тут я заметил: что-то изменилось.
Я видел потолок.
Вместо кромешной тьмы. Сквозь штору проникал свет. Я подумал, что на улице зажегся фонарь, восстановилось электричество. Вздохнул с облегчением: может, и телефон заработает?
И, думая об этом, я заметил, что свет неровный. Он то усиливался, то угасал, и мое облегчение тотчас сменилось тревогой.
Я бросился к окну и отодвинул штору. Дождь перестал, фонарь не подавал никаких признаков жизни, дрожал на ветру, словно дерево без ветвей. Свет шел с залива, слабый желтый отблеск отражался на крышах домов, становясь все ярче.
Пожар!
Я быстро натянул одежду, вздрогнув при боли в плече. Поспешил в коридор и постучал в дверь сержанту.
– Фрейзер! Вставай!
Ответа не последовало. Если он проторчал в баре допоздна, пытаясь заглушить вину и скорбь по Дункану, теперь его не поднять.
Я бросился вниз. Эллен должна была проснуться от учиненного мной шума, но ее нигде не было видно. Я выбежал на улицу, и ветер чуть не сорвал с меня куртку. На холме люди высыпали из домов, хлопая дверьми. Кричали что-то друг другу и спешили к бухте.
Проходя улочку за отелем, я заметил, что старой машины Эллен нет на месте. Видимо, она уже уехала проверить, что там стряслось. На небе отражался свет, падая на скользкие от дождя тротуары. Вероятно, подожгли паром. Добравшись до пристани, я увидел, что он пришвартован в привычном месте.
Горела развалившаяся рыбацкая лодка Гутри. Корма и рулевая рубка были полностью охвачены пламенем. Его языки игриво выглядывали из прорезей дырявого каркаса. Вверх поднимался черный дым. Кругом бегали люди, передавали друг другу ведра и орали, силясь перекричать треск огня. Гутри командовал парадом, из мастерской появился Кинросс с тяжелым огнетушителем, подошел вплотную к пламени и втянул шею от жара.
Мне на плечо опустилась рука. Повернувшись, я увидел лицо Броуди, окрашенное в желтый цвет.
– Что случилось? – спросил я.