— Я их не видел.
— Хорошо. Как ты вышел из ратуши?
— Через парадную дверь. Я захлопнул ее за собой.
Последовала непродолжительная пауза. Внезапно лицо Джорджи искривилось в мучительной гримасе, его верхняя губа опять задрожала, и он жалобно посмотрел на Аллейна.
— Я не замышлял ничего дурного, — сказал он. — Я не собирался убивать ее.
— Все нормально, Джорджи. — Аллейн взял мальчика за плечо. — Ну что с тобой поделаешь, Биггинс-младший, — сказал он.
Но через плечо ребенка он увидел охваченное ужасом лицо его матери и понял, что ее успокоить будет не так просто.
Глава 14Что рассказали Джернигэмы
1
В Пен-Куко Аллейн пошел один. Он отправил Фокса навестить слуг мисс Кампанула, выяснить имя ее адвоката и не упустить и малой крупицы информации. Фокс славился своим умением найти подход к любой женщине, а так как слугами мисс Кампанула были в основном женщины, то здесь он мог добиться наилучших результатов.
Машина Биггинсов упрямо пыхтела, двигаясь на второй скорости вверх по Вэйл-роуд. Подъем был довольно крутой. Дорога резко шла вверх, выше Чиппинга, и шла дальше от Винтона к поместью Пен-Куко и постепенно сливалась с холмом Клаудифолд в самом начале равнины. Равнина не поражала своей красотой, но в ней был шарм, который делал ее приятной для глаза. Более низкие склоны Клаудифолда создавали живописный рисунок, деревья красивыми группами росли на холмах, и разбросанные кругом дома совсем не походили на деревенские, как, впрочем, и оказалось на самом деле, так как построены они были из дорсетского камня. Природа здесь еще не подчинялась человеку, сохраняла свою дикость и первозданность.
Аллейн обратил внимание, что несколько дорожек спускаются на Вэйл-роуд. Он мог различить, что по меньшей мере одна из них, то и дело искривляясь, вела прямо к поместью, а еще одна была, вероятно, верховой дорожкой от поместья к церкви. Он проехал через двойные ворота, затем проследовал по бегущей вверх подъездной аллее и, после плавного поворота, остановился около дома.
Пучок тонких солнечных лучей пробивался сквозь тяжелые облака, и при таком освещении имение Пен-Куко выглядело очень красиво. Центром его был старинный изящный дом, не очень большой, вовсе не внушавший страха, как многие подобные постройки, а, наоборот, успокаивавший.
«Счастливый дом, — подумал Аллейн. — И благородный».
Он протянул Тэйлору свою визитную карточку.
— Мне хотелось бы увидеться с господином Джернигэмом, если можно.
— Будьте добры, следуйте за мной, сэр.
Направляясь в западное крыло дома, Аллейн подумал: «Хорошо, если бы мы шли в кабинет».
Это действительно оказался кабинет, и он был пуст. Как только дверь за Тэйлором захлопнулась, Аллейн принялся искать коробку, о которой говорил сержант Роупер. Он нашел ее на столике рядом с окном. Подняв крышку, он увидел, что коробка пуста. Аллейн внимательно посмотрел на слово «ЗАРЯЖЕН», написанное заглавными печатными буквами. Затем мягко опустил крышку и подошел к французскому окну. Оно было заперто. За стеклом виднелся край посыпанного гравием изгиба подъездной аллеи, дальше шли верхушки деревьев, которые росли внизу, в долине Пен-Куко, а дальше — Чиппинг и его окрестности.
Аллейн все еще продолжал мысленно прослеживать Вэйл-роуд, извивавшуюся по всей равнине, когда в кабинет вошел эсквайр.
Джоуслин выглядел бодро и держался спокойно. Только глаза блестели сильнее обычного на довольно бледном лице. Но вид у него был решительный, а в манере держаться чувствовалось достоинство.
— Я рад вас видеть, — сказал он, пожимая Аллейну руку. — Будьте добры, садитесь. Это ужасная история.
— Да, — согласился Аллейн, — ужасная и запутанная.
— Боже праведный, еще бы! Это самый недоступный пониманию случай, с каким я когда-либо сталкивался. Я полагаю, Блэндиш сказал вам, что в отсутствие Диллингтона я исполняю его обязанности?
— В качестве главного констебля? Да, сэр, он сказал мне об этом. Отчасти поэтому я и пришел к вам.
Эсквайр приосанился и некоторое время смотрел на огонь, затем произнес:
— О да!
— Блэндиш сказал, что вы были там во время происшествия.
— Боже праведный, да. Хотя я не знаю, почему это произошло, точнее — как. Когда мы решили вызвать вас, Блэндиш приказал оставить все как было. Буду чертовски рад, если вы мне все расскажете.
Аллейн рассказал. Джоуслин слушал, широко распахнув глаза и приоткрыв рот.
— Отвратительная изобретательность, — сказал он. — Мне кажется, это дело рук женщины. Я не против женщин, вы понимаете. Но если они разозлятся, то, на мой взгляд, начинают вынашивать тайные злобные планы. Вот так.
Он засмеялся, неожиданно и неловко.
— Да, — согласился Аллейн. — Вы правы, сэр. Итак, первое, что нам необходимо выяснить, это чьей собственностью является кольт. Я не знаю…
— Минуточку, — прервал его Джоуслин.
Он встал, засунул руки в карманы своих бриджей и подошел к французскому окну, которое начиналось на дюйм выше пола.
— Это мой кольт, — произнес он.
Аллейн не ответил. Эсквайр повернулся и посмотрел на него. Не заметив в лице Аллейна ничего, кроме вежливого внимания, он издал слабый нечленораздельный звук, шагнул к столику, стоявшему около окна, и открыл коробку.
— Убедитесь сами, — сказал он. — Пистолет находился в этой коробке в течение последних двадцати лет. Он был здесь на прошлой неделе. Сейчас он исчез.
Аллейн подошел к нему.
— Чертовски неприятно, — сказал Джоуслин, — правда? Я обнаружил пропажу только сегодня утром. Мой сын, обдумывая все происходящее, вспомнил, что кольт всегда лежал здесь. Заряженный. Он спустился сюда проверить, а затем пришел в мою комнату и рассказал мне. Теперь я думаю, не должен ли я сложить с себя полномочия главного констебля?
— Я не стал бы этого делать, сэр, — сказал Аллейн. — Как бы там ни было, мы должны выяснить обстоятельства исчезновения оружия.
— Я потрясен случившимся и не боюсь в этом признаться.
— Конечно, я вас понимаю. Кстати, я привез с собой кольт, чтобы показать вам. Вы не против, если я схожу за ним? Я пройду к машине прямо отсюда.
Он вышел через французское окно, которое скорее напоминало дверь, и вернулся с портфелем, из которого вынул, пистолет, завернутый в шелковый носовой платок.
— На самом деле уже нет необходимости во всех этих предосторожностях, — говорил Аллейн, разворачивая платок. — Мы пытались обнаружить на нем отпечатки пальцев, и у нас ничего не получилось, хотя мой эксперт по отпечаткам привез в своем чемодане пол-лаборатории. Оружие было тщательнейшим образом исследовано. Очевидно, оно было протерто после того, как было установлено.
Он положил револьвер в коробку. Тот точно вошел в углубление в зеленой байковой подбивке.
— Кажется, подходит, — сказал Аллейн.
— Сколько выстрелов из него сделано? — спросил Джоуслин.
— Три, — ответил Аллейн.
— Первые два я сделал в девятьсот семнадцатом, — сказал Джоуслин, — но клянусь Богом, к третьему я не имею никакого отношения.
— Надеюсь, что в конце концов мы все узнаем, кто сделал это, — сказал Аллейн. — Это вы написали «ЗАРЯЖЕН», сэр?
— Да, — сказал Джоуслин, — а что такого?
После паузы, длившейся не больше десятой доли секунды, Аллейн ответил:
— Это просто установленный порядок, сэр. Я собирался спросить, всегда ли крышка коробки была закрыта?
— Конечно.
— Вы не против, сэр, если я возьму коробку с собой? На ней могут быть отпечатки. Но боюсь, что ваши горничные слишком хорошо знают свое дело.
— Я надеюсь, с Божьей помощью вы найдете что-нибудь. Возьмите его. Знаете ли, меня до смерти беспокоит вся эта история. Настоящее оскорбление, черт возьми, что этот проклятый убийца…
Дверь открылась, и в комнату вошел Генри.
— Вот мой сын, — произнес Джоуслин.
2
Из окна своей комнаты Генри видел, как к дому подъехала машина. С того момента как он, обнаружив пропажу в кабинете отца, разбудил его и рассказал о случившемся, Генри больше был не способен рассуждать логически, оставаться спокойным или делать что-либо. Ему пришло на ум, что сейчас он находится в точно таком же состоянии, как вчера вечером, когда стоял за кулисами, ожидая поднятия занавеса. Он позвонил Дине и договорился встретиться с ней у нее дома и теперь, в ожидании встречи, уныло слонялся по дому. Периодически он пытался подбодрить отца, который, на первый взгляд, спокойно воспринял его сообщение, но тем не менее был сильно потрясен. Он также спрашивал себя, что делать с Элеонорой, когда та появится. Вернувшись из церкви, она прошла прямо к себе в комнату, и слуги сообщили, что у нее болит голова. Когда Джоуслин сошел вниз, чтобы встретиться с Аллейном, Генри почувствовал себя еще неуютней. Он решил, что его отец нагородит много лишнего про эту историю с револьвером, потом почувствует, что запутался, и в конце концов вспылит. Генри представил себе, как этот человек из Скотленд-Ярда, в соответствии со своими дурными манерами типичного полицейского, сидит на краешке стула, не сводя с его отца жестких, нечеловеческих, внимательных глаз, а его лицо непроницаемо.
«И он непременно в котелке и в этих жутких ботинках, — думал Генри. — Мамонт бюрократии».
В конце концов он не выдержал и тоже спустился в кабинет.
Подходя к двери, он слышал громкий голос отца, который, как ему показалось, протестовал против чего-то. Генри открыл дверь и вошел.
— Вот мой сын, — сказал Джоуслин.
При виде Аллейна первой мыслью Генри было, что это какой-то незнакомец, а может быть, даже один из друзей Джоуслина, приехавший с визитом в такое неподходящее время. Он видел перед собой очень высокого, хорошо одетого человека, державшегося с достоинством.
— Это господин Аллейн, — представил Джоуслин. — Из Скотленд-Ярда.
— О, — сказал Генри.
Пожимая руку Аллейну, Генри почувствовал себя совсем юным и неопытным рядом с этим крупным человеком. Они сели. Следующим ощущением Генри было, что он уже видел Аллейна раньше. Он поймал себя на том, что рассматривает Аллейна так, как можно рассматривать карандашный рисунок. Причем этот рисунок, который мог вполне принадлежать Дюреру,