– Деда! Баба!
Восторг зашкалило.
А потом мы рассаживались вокруг стола, а потом, перебивая друг друга, рассказывали о том, как жили, что было. Шумели, смеялись, ели, пили.
И ни разу, ни единым словом не коснулись пульсирующей болью темы.
Пока раскрасневшаяся Ника, сверкая глазенками, не соскочила с коленей дедушки Сережи и не побежала к изящному секретеру, вальяжно устроившемуся у противоположной стены.
– Ника, деточка, ты куда? – всполошилась Ирина Ильинична. – Пирожочек возьми, вкусный!
– Там! – малышка уже стояла возле секретера и тянула руку вверх. – Дай!
– Что тебе дать, Куська? – Инга, моментально придумавшая для моей дочки персональное имя (я же, к примеру, для нее Уля), выскочила из-за стола и подбежала к малышке. – Это?
– Неть! – Ника оттолкнула забавную фарфоровую собачку, протянутую Кузнечиком. – Там папа! Дай!
– Но… – растерялась Инга. – Какой папа, где?
– Ручки! – скомандовала дочка.
Подошедший Артур поднял ребенка. Следующая команда, сопровождаемая указующим жестом:
– Дай! Папа! Дай!
– Как она увидела? – Артур вытащил из частокола фотографий в рамках, стоявших на секретере, снимок хохочущего, здорового, радующегося жизни Алексея Майорова. – Он же заставлен другими фотографиями!
– Дай!
Ника выхватила фото отца и погладила картинку. Потом прижала к груди и повернулась ко мне:
– Папе больно!
Тяжелеющей каплей повисла тишина. Ирина Ильинична прижала ко рту морщинистую ладонь, пальцы мелко-мелко тряслись. Генерал с силой провел левой рукой по седой шевелюре, а потом помассировал сердце.
Капля тишины становилась все тяжелее и тяжелее, пока не шлепнулась грузно на пол, разлетевшись на возгласы:
– Откуда она знает?
– Как, как могла заметить?
– Что это значит?
– Господи, деточка, да кто же ты?
Последний вопрос, который тихо выдохнула Ирина Ильинична, прозвучал неожиданно громко. Или это мне показалось?
Я подошла к замершему Артуру, забрала у него серьезную, сосредоточенно разглядывающую всех дочку и направилась с ней к большущему мягкому угловому дивану. Следом зацокал когтями по паркету Май. Хотя оторваться от одуряюще пахнувшего стола для нормального пса – дело немыслимое, но любимые хозяйки нуждались в его поддержке, зверь это чувствовал. Поэтому и улегся, навалившись на мои ноги, когда мы с дочкой расположились на диване.
– Саш, ты расскажи им о Нике, а мы пока отдохнем.
Подруга ободряюще улыбнулась мне и повернулась к Левандовским.
Глава 28
К счастью, отношение семейства Левандовских к моей дочери после Сашкиного рассказа совершенно не изменилось. Я, конечно, не предполагала, что Ирина Ильинична, к примеру, при виде Ники начнет осенять себя крестным знамением и кричать: «Чур меня!», не тот типаж, генеральская жена все-таки. Но вполне можно было ожидать некоторого отчуждения. Или нездорового любопытства. Или… Да мало ли таких «или»!
Но Левандовские просто приняли информацию к сведению, Сергей Львович и Артур тут же бросились к компьютеру, шарить в Интернете и собирать информацию о детях-индиго.
А женская составляющая семейства только порадовалась за ребенка. Особенно Кузнечик – ведь с Никой уже можно было общаться!
Чем она немедленно и занялась, перебравшись к нам на диван:
– Знаешь, Куська, у тебя классный папа!
– Да, – улыбнулась малышка. – Папа хороший.
– Не то слово! После моего папы он самый лучший! Он мой друг! И твоя мама – моя лучшая подружка. А ты… А давай, ты будешь моей младшей сестренкой?
Ребеныш серьезно посмотрел на ерзавшую от возбуждения Ингу, потом – на меня, на Алину, на Артура – на всех. И кивнула:
– Да.
– Ур-р-ра! – девочка схватила малышку в охапку и повалилась вместе с ней на диван.
Я еле успела забрать у дочки фотографию отца. И мне самой неудержимо захотелось погладить его смеющееся лицо. А еще – услышать родной голос. Уткнуться носом в пульсирующую подключичную ямку и сказать: «Где же ты был все это время?»
В этот вечер мы так и не смогли обсудить дальнейшие планы. Слишком много впечатлений сразу. И планы, обидевшись на такое невнимание, на следующий день с грохотом обрушились. Думаю, у каждого из нас было свое изящное, логически выверенное построение: что предпринять дальше, как, где и с кем. Но увы…
Утром следующего дня в уши ввинтился настойчивый звон. И какой идиот завел будильник в субботу?
Я завозилась в постели, пытаясь отыскать голосившую штуковину и убить ее подушкой, но штуковина не находилась и продолжала орать.
Рядом захныкала спросонья Ника. Она тоже не любит, когда ее будят. Дочка любит будить сама.
Звон стих, сменившись недовольным голосом Сергея Львовича. Ага, это был не идиотский будильник, это был идиотский телефонный звонок.
Нашарила на тумбочке мобильник, чтобы узнать, насколько обнаглел звонивший. Зашаренный телефончик никак не хотел освещать окошко, но все же сдался.
Восемь утра! Суббота!!!
Будь я одна – повернулась бы на другой бок, свернулась уютным клубочком и часок-другой сна урвала. Но меня уже тормошила дочка, спавшая вместе со мной:
– Мама! Не спать!
– Ника, – недовольно проворчала я, пытаясь спрятаться под одеялом, – ты не ребенок, ты старшина.
– Кто?
– Неважно. Все, не тряси, уже встаю. Эй, ты куда это?
– Туда.
Коротко и ясно.
Несмотря на еще не очень уверенное управление нижними конечностями, дочка босиком, в одной пижамке, успела убежать из комнаты, пока мама сгребала себя в мало-мальски транспортируемое целое.
Наспех накинув халат и тапочки, я бросилась за дочерью. Надеюсь, она больше никого не разбудит. Если, конечно, кто-то еще спит после оглушительной телефонной трели.
Ночевали мы в апартаментах Левандовских-старших, расположившихся на одной лестничной клетке с квартирой детей. Причем бой за право поселить нас у себя разгорелся нешуточный. Особенно усердствовала Инга, требовавшая устроить свою младшую сестренку в ее, Кузнечиковой, комнате. Но оставались еще мы с Сашей, комнат же было три.
А у старших – четыре. Так что, несмотря на обиду Кузнечика, выбор шлепнулся на квартиру дедушки с бабушкой. Где и для нас с дочкой, и для Саши нашлось по отдельной комнате. Маю достался просторный коридор.
Мой ребенок никого не разбудил, с этой задачей, похоже, великолепно справился звонивший. Заглядывать во все комнаты не пришлось, я шла на звук. Голоса доносились из гостиной, у порога которой нетерпеливо переминал лапами Май. Псу, привыкшему к вольнице обширного участка, приходилось нелегко. Вчера – самолет, переезд, короткая прогулка перед сном, а теперь вот – никто явно не собирался заняться нуждами несчастного животного.
– Ну что, псяк, – я потрепала рваное ухо, – народ проснулся, а на тебя – ноль внимания? Ничего, потерпи еще немного, я сейчас переоденусь, и мы пойдем.
Но я ошиблась.
Когда я вошла в гостиную, оказалось, что там собрались все обитатели квартиры. Причем, судя по перевернутым лицам и схожей с дочкиной амуниции, ранний звонок радужных известий не принес.
Нику прижимала к себе баба Ира, кутая девочку в теплую шаль, хотя большой необходимости в этом не было, в доме достаточно тепло, конец августа все-таки за окном, а не середина октября. Но свободолюбивая обычно дочка, в другое время обязательно вывинтившаяся бы из шали, сейчас испуганным воробьенышем жалась к теплой груди. Из-под шали блестели встревоженные глаза.
– Что? – еле выдохнула я, судорожно вцепившись в дверь. – Что случилось? Леша?! Он жив?!!
– Господь с тобой, Аннушка, – отмахнулся Сергей Львович, – что говоришь-то такое! Жив твой Леша, жив. Вот только…
Генерал хмыкнул и пристукнул кулаком по колену. Потом взъерошил волосы. Потом пригладил их.
– Да говорите же! – не выдержала я. – Что ж вы душу из меня тянете!
– А ты не кричи на старика, ишь ты, моду взяла! – проворчал Левандовский. – Накричишься еще.
– Где я накричусь? – Я побежала к генералу, сидевшему рядом с женой на диване, но неожиданно ноги подкосились, и я упала, больно стукнувшись коленкой.
И осталась сидеть на полу, сил подняться не было.
– Что ты, девочка, что ты! – Сергей Львович подхватился с места, помог мне встать и подвел к дивану. – Ну нельзя же так бурно реагировать! Все в порядке с господином Майоровым, венчаться собрался.
– Что? – я непонимающе посмотрела на Сашку, на Ирину Ильиничну. – Что он говорит такое? Кто венчается?
– Понимаешь, Аннушка, – генерал приобнял меня за плечи, – сейчас позвонил мой человек с телевидения. Сегодня канал НТВ приготовил сенсацию, с раннего утра идут анонсы. В двенадцать часов состоится венчание Алексея Майорова и Ирины Гайдамак.
– Фу, ерунда какая, – я словно раздвоилась. Одна «я», сжавшись в пылающую от боли точку, спряталась в глубине другой «я», облегченно вздохнувшей и рассмеявшейся. – Какое еще венчание? Вы же говорили, что они исчезли, скрылись! И потом – слова в журнале, те, наши с Лешкой!
– Они исчезли из того дома, но это еще ничего не доказывает. Ведь от момента собственно интервью до дня выхода журнала прошло около месяца. Они могли просто переехать. А все остальное, в том числе владение Кармановым тем домом – простое совпадение.
– Вы так говорите, словно хотите, чтобы это было правдой, – пылающая точка начала разрастаться, выжигая душу в серый, злой пепел.
– Дочка…
– Нет! – я сбросила с плеча руку Сергея Львовича, выхватила у Ирины Ильиничны Нику и, прижав к себе родное тельце, направилась к выходу почти бегом. – Я вам не дочка! Я вам никто! Мы уезжаем, можете не беспокоиться! А вы поторопитесь, авось – и на венчание успеете.
– Артур, задержи эту кошку бешеную! – скомандовал генерал только что вошедшему в квартиру сыну. – Алина, забери у нее ребенка! Инга, пойди, погуляй с Маем, а то несчастный пес сейчас лопнет!
Вот что значит генерал! Ничего не понимающая семья Левандовских-младших беспрекословно выполнила все распоряжения. Даже Кузнечик, хотя видно было, что ее буквально распирает изнутри от любопытства.