– Лады.
Фу-у-уф, пронесло. Вернее, повезло. В прямом и переносном смысле. Кто бы ни отвлекал в эту ночь ротвейлеров, спасибо ему. Даже если это не кто, а что.
Поехали! Эмоции, хлеставшие меня по щекам и провоцировавшие на радостный вопль, были, видимо, из арсенала первого космонавта Земли Юрия Гагарина. Бурный восторг, ощущение чуда, сбывшаяся мечта – эта радуга летала много лет вокруг планеты, чтобы сегодня влететь в меня.
Игорян, несмотря на недавнюю браваду перед приятелем, вел джип очень осторожно. Если честно, от него исходили такие волны напряжения, что первоначальная эйфория, испуганно ойкнув, забилась следом за мной под лавку.
Абориген явно чего-то боялся. Сразу после того, как автомобиль покинул лагерь, парниша положил рядом с собой пистолет. Откуда я это знаю? А у него обнаружилась милая привычка беседовать тет-а-тет с собой, любимым. И комментировать свои действия.
Интересно, что же тут происходит? Впрочем, неважно, главное, Игоряну сейчас не до меня.
Заоравший дурниной мобильный телефон спровоцировал мощный выброс лингвистической агрессии со стороны владельца телефона. Отматерившись всласть, водила схватил трубку:
– Але! Да, я! Что?! А при чем тут я? Думаешь? Щас проверю. Если что – перезвоню.
Упсик, кажется, приплыли. Обнаружилось отсутствие боевой, вернее, трудовой единицы. И не надо быть гениями сыска или титанами логики, чтобы сообразить, куда могла исчезнуть непослушная цифирь.
Джип остановился. Судя по кряхтению и пятибалльным толчкам, абориген обыскивал салон. Может, ограничится этим, а?
Б. И все остальные буквы алфавита, участвующие в образовании нелитературной речи. Может, уже начать вести себя неприлично? Все равно ведь найдет, раз не ограничился обыском салона.
Хлопнула передняя дверца, шаги вокруг джипа, затем в багажнике посвежело. Это осенний холод радостно ломанулся через открытую крышку багажника. Хотя у джипа это не крышка, а целая дверь.
– Ну-ка, посмотрим, что у нас тут. Опаньки! Вылазь, выдра, приехали!
По глазам хлестнул наотмашь свет фонаря. Глазные нервы истерически взвизгнули и немедленно упали в обморок. На минуту я ослепла, и сердобольный Игорек помог мне выбраться из машины.
Теперь я знаю, что чувствует кот, когда его за шкирку выкидывают из теплого уютного дома. Да еще и ускоряющего пинка дают по пушистой заднице.
Любопытные ощущения, надо сказать, новый оттенок в палитре моего жизненного опыта. С небольшой, правда, разницей – моя филейная часть, в отличие от кошачьей, не пушистая.
И приземляться на четыре лапы я не умею. Ладони вот ободрала о твердую грунтовку, колено ушибла о торчащий из земли корень. Бедная моя тушка, как же тебе за последние сутки досталось!
– Ах ты, тварь позорная! – пинок под ребра. Нет, надо срочно встать, иначе разъяренный абориген меня запинает. – Гнида…! В мой чистый джип посмела сунуться! Совсем…? Мне теперь на дезинфекцию салона его гнать придется!… вшивая! Ты еще и мою куртку напялила?! – хорошо, что я уже смогла подняться и прислониться к багажнику, бить Игорян не стал. Видимо, боялся повредить машину. – Пропала теперь вещь, вот же гадство! Ну ничего. Вернусь – ты у меня…, языком будешь джип вылизывать! Я не шучу! До крови свое помело поганое сотрешь!
Помело поганое зудело и чесалось, стремясь достойно ответить. Но избитое тело намертво запечатало рот, поставив на страже лицевые мышцы. Провоцировать громилу мог только рьяный последователь маркиза де Сада.
А громила был образцово-показательный, выставочный, так сказать, экземпляр. Высота – метра два, ширина – чуть меньше. Бритая наголо голова, как наименее полезная часть тела, несолидной луковкой торчала на мощной шее. Размер черепа явно уступал размеру кулака.
Возможно, Игорек не был уж таким огромным, но освещение мизансцены ограничивалось лишь светом из салона джипа и фонарем аборигена. Тени увеличивали предмет вдвое, а предмет в любом случае был немаленьким.
Автомобиль стоял на узкой лесной дороге, свет фонаря изредка выхватывал из темноты мощные, заросшие мхом стволы деревьев и тут же пугливо возвращал их на место.
Солнце пока еще сопело за горизонтом, не спеша загонять мрак в чащу. И мрак наслаждался оставшимся временем своей полной власти.
Но в данный момент меня больше пугал не он. Громила, чей запас непарламентских выражений был неиссякаем, продолжал живописать мое ближайшее будущее. Что ж, креативно, ничего не скажешь. Кое-что из услышанного было совершенно на первый взгляд невыполнимым, но Игоряну я верила. Он вообще вызывал у женщин доверие.
Наконец спикер устал. Он взглянул на часы, выдал еще одну матерную руладу и торопливо набрал номер:
– Але! Да, нашел. В багажнике…, спряталась! Нет, не повезу, я и так опаздываю! Какого, по-твоему…, я так рано поднялся? Бомжу на джипе покатать?! Короче, так: я ее привяжу к дереву. А ты высылай кого-нибудь забрать груз. Да ничего с ней не случится, кому она нужна! Зверье? Ну ты даешь! Да эта шваль так воняет, что приличный зверь и близко не подойдет! – как хочется стукнуть! – Шарики? Ну и… с ней в таком случае. Новую привезут. Все, мне некогда. Где я? А… его знает. Километров десять отъехал, наверное. Не замерзнет. Давай, высылай кого-нибудь, а я поехал.
Игорек захлопнул крышку мобильника, сунул телефон в карман и полез в багажник. Эх, сейчас бы стукнуть по луковке чем-нибудь тяжелым! Но увы, имело место полное несовпадение обстоятельств: толстый монолитный череп, слабые руки и отсутствие кирпича.
Верзила выкопал из кучи хлама моток веревки, молча вытряхнул меня из куртки и потащил к ближайшему дереву.
Ну и что, что орать и визжать было бесполезно, зато душу отвела. Да и продвижение слегка замедлила интенсивным брыканием, вполне гармонично дополнявшим ор и визг.
Внезапно все звуки, только что смело вырывавшиеся на волю, резко оборвались и, судорожно толкаясь, побежали обратно. Я аж поперхнулась от неожиданности.
И от ужаса.
Глава 41
Шарики! С литературным словарным запасом у местных деятелей дела обстоят гораздо хуже, чем с русским матерным. Назвать ЭТО шариками?
Они появились непонятно откуда – три переливающихся, постоянно меняющих форму сгустка плазмы. Или аборигены решили, что это шаровые молнии? Совершенно напрасно.
И пусть воочию я шаровые молнии никогда не видела, но описаний этого явления существует более чем достаточно. И для появления таких молний нужна как минимум гроза. Или не нужна?
А за спиной ничего пока не подозревающего Игорька двигались сейчас… не знаю, как описать это, но такого страха я еще не испытывала. Хотя их, страхов, в моей жизни было предостаточно. Но те ужасы были понятные, обычные, объяснимые, в конце концов.
Сейчас же внутри меня выли и безумствовали мои первобытные предки, живущие инстинктами. Шерсть на загривке встала дыбом, я лихорадочно оглядывалась в поисках подходящей дубины. Возможно, я даже оскалилась и зарычала, во всяком случае, громила испуганно шарахнулся.
А потом проследил направление моего взгляда и застыл.
Три пульсирующих контура тем временем приблизились. Смотреть на них в упор не получалось, и не только потому, что свечение было слишком ярким. Инстинкт самосохранения визжал и царапался, не пуская взгляд в середину пульсации. А поскольку я сейчас руководствовалась только инстинктами, сбросив на время одежку цивилизованности, спорить со зверюгой я не стала. И, прислушавшись к воплям остальных, замерла на месте замерзшим сусликом.
А вот Игорян повел себя совершенно иначе. Возможно, потому, что звериная суть не дремала глубоко внутри особи, а была константой его личности. Из одежек цивилизованности имелись только носки, вот они-то и подвели. Прилипли к ногам намертво.
И заставили громилу завопить странно высоким голосом, а затем метнуться к машине.
Пульсары на мгновение остановились, потом растянулись в цепочку. Один из огней оказался в полуметре от меня, сдерживаться становилось все труднее. Замерзший суслик начал оттаивать, мои ноги – тоже. Еще минута – и я растекусь дрожащей лужицей ужаса.
Но в это мгновение я отчетливо услышала голосок Ники: «Мама, не бойся! Не бойся!» И – успокаивающее, обволакивающее тепло, пригладившее шерстку, почесавшее брюшко инстинктам, растворившее агрессию страха.
И пульсировавший рядом объект неожиданно изменил цвет. Если два дальних по-прежнему переливались всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками, то «мой» стал нежно-сиреневым. И совсем не страшным.
Захотелось даже прикоснуться к нему, я уже почти сделала это, но пульсар отплыл в сторону. Понятно, извините. Не лапать.
И в этот момент грохнул выстрел, потом еще и еще.
– Нет! – я рванулась было к перекошенному от ужаса Игорю, обеими руками вцепившемуся в пистолет. – Не надо! Так нельзя!
– Глохни, тварь! Эти людей жгут! Их тут до…! На! Получи! Сдохните, гады!…!…!
Вопли слились с выстрелами в экстазе, родив безобразнейшую какофонию. А что еще может родиться у безумия и агрессии?
Лишь ответная агрессия.
Пули, проходя сквозь пульсары, не причиняли им никакого вреда. Но уродливое дитя истерики гостям явно не понравилось.
Цвет всех трех стал багрово-алым, форма – одинаковой: огромные, раздувшиеся амебы, щупальца которых злобно хлестали ночь.
Я икнула, сползла на землю и на четвереньках резво поскакала за ближайшее дерево. Самопожертвование во имя спасения тупого кретина в мои ближайшие планы не входило. В них, планах, было только одно «само» – сохранение.
Патроны у потерявшего остаток разума громилы закончились довольно быстро. Он швырнул ставший бесполезным пистолет в ближайшего монстра (а по-другому их назвать было теперь нельзя) и с удивительной для столь громоздкой туши ловкостью буквально втек в салон джипа. Видно было, как он мгновенно заблокировал все двери и, победно продемонстрировав раздувшимся до чудовищных размеров амебам средний палец руки, попытался завести двигатель.
Раз, другой, третий…