Он уехал несчастный, злой, говорил, что больше в эту страну не приедет. У вас нет свободы, здесь просто не понимают, что это такое. А у них, при свободе, он, что ли, счастлив? — требовала Жанна ответ от психотерапевта, осторожно обмакивая уголки глаз и сморкаясь в бумажную салфетку. Хотя какой ей был нужен ответ? Она до визита сама начиталась специалистов. Родители бывают виноваты, в детстве хотят видеть вместо мальчика девочку, наряжают в платьица, ну и все такое. Но она ведь ничего подобного себе не позволяла, если в чем и могла себя винить, так в том, что отпустила сына к безответственному мужику, а тот бросил его на произвол судьбы, теперь где-то в Австралии.
Рите не надо было даже задавать вопросы. Умная женщина сама все понимала. Таким достаточно дать выговориться, уже помогает. Разве что рассказать в ответ про собственного шестнадцатилетнего отпрыска. Обычная возрастная история: отдалялся, чужел, огрызался, отталкивал, когда она пыталась по старой памяти поцеловать его при всех. Мятый, вечно полусонный, после школы то сидел целыми вечерами у компьютера, заткнув уши музыкой, (тем, что ему казалось музыкой), то пропадал в неизвестной компании, с расспросами лучше не подступать. Хорошо хоть, к наркотикам она успела внушить мальчику физическое отвращение, он даже не курил и, кажется, не пил, можно было не беспокоиться. До поры, пока он однажды не привел в дом девицу, по виду можно понять, какого рода. Крашеная безвкусно, юбочка выше попы. Приехала из Моршанска, не поступила в институт, говорила, что устроилась где-то секретаршей, но ведь ни слова нельзя было принимать на веру. Закрывались в Мишиной комнате, ладно, тут не о чем говорить, их дело, но когда эта Алла однажды задержалась там после полуночи, Рита решила все-таки постучаться, напомнить о времени. Сын взвился бешено, разорался на нее, заявил, что уйдет вместе с Аллой, если мать будет ее прогонять. Хорошо, что девица оказалась умней, успокоила дурачка, он с гневным видом ушел ее провожать, вернулся под утро. И Рита ведь знала, что он не просто грозит, вполне может из дома уйти — а куда, к кому, во что превратится или его превратят, какими доводами вразумить не по возрасту инфантильного, вздернутого оболтуса? Отца на него не было, та же история. Ждать, пока призовут в армию? Тоже не радость. Оставалось надеяться на время и напоминать себе о своей интеллигентности, чтобы все-таки не сорваться. Психотерапевтические советы легче давать другим. Возвращаясь вечерами с работы, она заставала у сына эту девицу, отпускать мальчика та явно не собиралась, неглупая, цепкая, держалась с Ритой вежливо, обращалась по имени-отчеству, одеваться стала скромней, с косметикой сориентировалась, даже в магазин Мишу убедила ходить — вместе с ней, уточняла у Риты, что купить, — а в глазах насмешливая готовность к скандалу.
Пожалуй, не было у нее более успешного сеанса. Жанна оживилась мгновенно. У нее незадолго перед тем в журнале как раз прошел материал о провинциальных девочках, которые, как во все времена, приезжали в столицу осуществлять свои представления о прекрасной жизни, совмещать не по возрасту трезвое знание с красочными телевизионными картинками. Только теперь картинки соблазняли откровеннее. Проституцией это не всегда можно было назвать, плату за секс брали и хорошим местом работы, и жильем, вариантов хватало, это теперь было в порядке вещей. Приходится привыкать к новым отношениям, к новым нравам, новой, если угодно, культуре. Сами воспитывались на школьном чтении, хотим, чтоб мальчики до сих пор, как в пушкинские времена, ориентировались на античные доблести, честь, достоинство, славу, подвиг?..
Случай, когда лекарь и пациент оказывают друг другу взаимную услугу. Обе могли считать себя современными женщинами, дважды разведены, еще не старухи, одной под сорок, другой за, но обе уже не могли говорить на равных с подросшими детьми, тем более сыновьями (с девочками были бы свои проблемы, но все-таки понятней), не могли подпевать их хитам, дергаться под их музыку на их дискотеках, восхищаться их идолами. Вспомнили и родителей, растерянных, старомодных интеллигентов — навещая, едва находишь с ними тему для разговора, о внуках правды не расскажешь, те для стариков и вовсе почти инопланетяне.
Славно тогда поговорили, а там и знакомство стали поддерживать. Предложение Жанны проветриться в свободный день оказалось для Риты как нельзя кстати. Как раз накануне она убедилась, что ее отпрыск обеспечил эту Аллу отдельными ключами от квартиры. Что тут можно было поделать? Только припрятать мало-мальски ценные вещи да запирать, уходя, ящики и шкафы. Да еще поставить пароль на собственный компьютер. Жениться ее оболтус по возрасту еще не мог, прописывать у себя эту авантюристку она в любом случае не собиралась, даже если предъявит однажды беременность. Время, только время могло что-то решить.
При въезде в город пришлось остановиться у постовой будки: попросили документы, с чем-то сверяли или регистрировали, за стеклом был виден компьютер. Слева, на встречной полосе, за разделительным барьером, осматривали выезжавшую машину, нешуточно, шарили под днищем зеркальцем на длинной палке: не провозят ли что запретное? Как на границе. Рита знала, что Жанна едет в Институт каких-то экспериментальных пищевых технологий, подробностей расспрашивать не стала, ей было все равно. А тут вон, оказывается, какие строгости. Слышала когда-то про закрытые научные городки, что-то читала… не совсем фантастику, другое?.. Попыталась вспомнить, не успела, пропустили, проехали.
Прямо от гостиничной рецепции Жанна позвонила в институт сообщить о своем приезде. Посещение экспериментального производства намечено было на завтрашнее утро, сейчас они собирались с дороги перекусить. Рита со стороны по долетавшим фразам могла понять, что Жанну кто-то убеждал насчет обеда не беспокоиться, ее ждали в институте прямо сейчас. Но я приехала не одна, с подругой, — объясняла та, уже направленно глядя на Риту, движением бровей призывая прислушаться. — Нет, не журналистка… Прийти прямо с ней? — повторила для Риты. — Я думаю, не откажется. Не откажется, — уловила взглядом согласие.
Дойти недалеко было пешком. Этот Жучков, с которым она сейчас разговаривала, директор института, рассказывала по пути Жанна, занимался вначале какими-то пищевыми добавками, не знаю, какая там наука, но бизнес сумел развернуть успешный. Теперь весь институт обещает производство уже не добавок, а полноценных заменителей пищи, проект мирового значения, начинает кампанию в прессе, ее журналу предложил первое эксклюзивное интервью, обворожил начальницу, он это умеет. Георгий Георгиевич, засмеялась почему-то. Слишком длинно звучит, неудобно, я его про себя зову Жорик, ему очень подходит, ты увидишь.
Время от времени она останавливалась, отмечала камерой попутную добычу. Русские буквы Кафе Чилл Оут позабавили ее, афиша, объявлявшая представление «Маленьких великанов», лица то ли детские, то ли стариковские, одно в клоунском гриме. Одиночная сосна перед деревянным двухэтажным домом с опоясывающей дачной террасой, остаток исчезнувшего пейзажа, отражалась в черной пластиковой панели кинотеатра Синема-арт. Здание по соседству было задрапировано полотнищем с архитектурной картинкой: фасад двухэтажного особняка, классический фронтон, четко прорисованные окна — декорация или проект. Пешеходная улица была малолюдна. Рита щурилась, подставляя лицо оживающему солнцу, не задерживая внимания на встречных, прислушивалась к чему-то в себе. Сосна перед окном, белка на ветке… где это было? На давней даче?.. прохлада влажного после мытья пола, радость пяткам… нет, не то. Отражающие панели непроницаемы не только для взгляда — для воспоминания, для души. Нельзя не полюбить… Почему показались знакомыми слова о заменителях пищи? И этот неприятный запах, время от времени касавшийся ноздрей, запах разложения, прели, доносил ли его ветерок, чудился ли он, совсем слабый, как воспоминание о другой тошноте?
Она хотела спросить, чувствует ли Жанна запах, но тут оказалось, что они уже пришли. Те же тонированные стекла задержали их отражения на фоне глубокого темного неба, раздвинулись, впустили. Входной турникет открылся с готовностью, без проверочных вопросов. Невесомая, как будто нарисованная секретарша процокала навстречу на высоких тоненьких каблуках, светясь готовой улыбкой: их ждали, провела по изогнутому пандусу в бельэтажный холл. Рита, в задумчивости подходя к зданию, не отметила даже его масштабов, да вплотную, с близкого расстояния их было, наверно, не оценить. Под светящимся матовым потолком на немереной высоте колыхался в потоках воздуха трехцветный скрученный вензель, красно-желто-зеленое произведение искусства, что-то вроде пластиковой колбасы. Белая мебель, столы, стулья, кресла в незаполненном пространстве производили впечатление кукольных (Жанна не забывала щелкать камерой), и направлявшийся к ним мужчина в твидовом вальяжном костюме, с элегантно седеющими висками, показался в первый момент миниатюрным.
Георгий Георгиевич Жучков наклонился губами к рукам дам, каждую задержал со значением. Сразу две таких очаровательных женщины — это сверх программы. Вас зовут Маргарита? Рита? Потрясающе! Бывают же такие совпадения, я вам поздней расскажу. Да вы садитесь, садитесь, — показал на кресла у обособленного стола, сделал кому-то в сторону знак.
Жанна извлекала из сумки портативный магнитофон, налаживала. Официант в куртке цвета мебели, с колбасным фирменным вензелем на груди, расставлял на столе приборы.
— Не будем тратить время на предисловия, начнем, как принято у хороших хозяев, с угощения, верней, дегустации, чтобы сразу ввести вас в курс дела, — начал директор. — Само производство мы посетим завтра, оно не здесь, пришлось вынести за черту, требования экологов, сами знаете…
— А-а, — кивнула нечаянно сама себе Рита. Запах, видно, ей все-таки не почудился.
Жучков повернулся к ней всем корпусом:
— Что вы хотели сказать?
— Нет, ничего