Часто бывает так, что волшебный ряд ассоциаций, представлений, фантазий, взглядов, воспоминаний у двух людей резко расходится и им становится скучно вместе, они видят совершенно разные грани этого мира. Удивительно, но я, ставшая миллионершей вчера, и Пьер, проживший всю жизнь совершенно в другой среде, оказались на одной волне.
Мы проехали площадь Бастилии с огромной стелой.
– Люди все время пытаются изменить мир: перевороты, заговоры, войны и революции. Но человеческая природа остается прежней, с поправкой на новое информационное пространство, новые условности и культурные рамки, – сказала я, в глубине души ругая себя за банальность своей мысли.
– Не знаю, мне кажется, культура и общественный строй все-таки меняют человека, – ответил Пьер. – Интересно, человечество, с одной стороны, идет по пути развития гуманизма, а с другой стороны, появляется такое зло, какого раньше невозможно было себе представить, например, атомное оружие. Добро и зло непрерывно совершенствуются, стремятся к абсолюту, и к концу истории они достигнут своего апогея, столкнутся в страшной схватке не на жизнь, а на смерть, и мир взорвется.
– Какая интересная мысль. А как ты думаешь, мы доживем до этого? – спросила я.
– Не знаю, может быть, – ответил Пьер.
И наконец мой спутник сказал:
– Мадам Лариса, позвольте пригласить вас в мою скромную обитель выпить чашечку кофе.
Я согласилась, так как была полностью заворожена этим человеком. Мы подошли к одному из современных высотных зданий.
– Я живу на последнем этаже, – сообщил Пьер.
Мы поднялись на лифте, и он открыл ключом дверь. Все было оформлено в стиле хай-тек. Высокие потолки, сверкающие зеркала, моющиеся обои стального цвета, современная мебель и пол с подогревом.
– Он теплый, тапок не надо, – шепнул мне Пьер.
Финансовый магнат помог мне снять мои высокие сапоги.
Меня охватило волнение.
– Мадам, прошу вас, – он показал мне дорогу в спальню, где была огромная вращающаяся кровать и зеркальный потолок. И тут мне стало почему-то страшно. У меня появилось отчетливое чувство, что я вступаю на опасную дорогу, с которой нет пути назад. А куда она меня приведет? Неизвестность всегда страшна, но тут было еще какое-то смутное чувство приближающейся трагедии, которое иногда возникает, несмотря на то, что, казалось бы, все хорошо. Меня била нервная дрожь.
– Месье Пьер, у вас нет вина? – спросила я тихо.
– Конечно, есть и вино, и коньяк, и водка, – улыбнулся он.
Я присела на кровать, и Пьер принес мне большой хрустальный бокал. Я выпила почти залпом. И мой страх начал проходить. Совладелец корпорации медленно начал меня раздевать. Я потянулась к нему, и мы слились в поцелуе. Эта была прекрасная близость, полная нежности и грусти. Вдруг я увидела в зеркальном потолке свое отражение и вздрогнула. Когда все закончилось, он закурил трубку.
– Дорогая, ты прекрасна, – сказал Пьер, поглаживая меня по руке, – я не выдержу, если ты завтра исчезнешь. В тебе скрыта тайна, загадка, ты не такая, как все, в хорошем смысле слова. Этим ты меня привлекла и твоей удивительной красотой. В твоих прекрасных глазах отражается чистая и ранимая душа. Я хочу продолжить отношения.
– Да, конечно, я тоже, у меня никогда такого не было на первом свидании, разве что один раз. У меня была очень сложная жизнь, – слегка смутившись, призналась я, натянув одеяло до подбородка.
– Любовь бывает разной, в молодости это, прежде всего, влечение плоти, а в моем возрасте хочется и духовной близости. Ты, конечно, изумительно красива, но для меня, может быть, даже важнее то, что мы с тобой оказались на одной волне.
Я с удивлением посмотрела на него.
– Ты знаешь, я думала то же самое, – прошептала я.
– Вот видишь, звезды сегодня к нам благосклонны.
Он хлопнул в ладоши и выключил свет. Я чуть не воскликнула «Вау!», но вовремя сдержалась. Вдруг кровать стала вращаться вокруг, это было так необычно, на зеркальном потолке появились блики света, заиграла светомузыка, как на дискотеке, что-то из современной французской эстрады.
– Это так, мое маленькое гнездышко, – сказал Пьер, – у меня еще есть настоящий замок с картинами, статуями и мраморными лестницами. Он в парижских предместьях.
– Любовное гнездышко, да? Сколько у тебя было подружек?
– А так ли это важно? Как ты считаешь, может ли человек остаться чистым в душе, даже если он испачкался, опустился на самое дно? Я считаю, что может, и среди отверженных и бродяг есть люди, более чистые душой, чем епископы. Мне кажется, не так важно, что человек делает, главное, каков он на самом деле, что заставляет его сердце биться чаще и замирать от восторга, – он осторожно провел рукой по моим волосам.
– Да, конечно. В любом человеке остается что-то хорошее и светлое, что нельзя запачкать. Настоящая любовь очищает. – Мне вдруг захотелось поцеловать его руку. Но я решила этого не делать.
– Я еще не говорил тебе, моя дорогая, я полюбил тебя с первого взгляда, как только увидел тебя, такую смелую и отчаянную, подходящую к микрофону. Что было в твоей жизни такого трагического? Что так ранило твою душу?
– Разве можно полюбить с первого взгляда? Наверно, можно влюбиться. Ты искренен со мной? Ты не играешь, не говоришь это каждой девушке, которая оказывается в твоем гнездышке? «Милая, что за ужасная жизненная драма сделала тебя такой очаровательной трагической героиней?» – шутя передразнила я его.
– Если ты теперь со мной, ты сама должна понять, говорю я правду или нет. Как тебе кажется, какой я человек?
– Пьер, а ведь я тебя совсем не знаю, – с некоторым удивлением ответила я, – мне кажется, в тебе есть какая-то скрытая жесткость, или жестокость, или непоколебимая твердость, не знаю, что-то, что помогало тебе в жизненной борьбе.
– Да, в глубине души я суров и беспощаден, – засмеялся он. – Кажется, я понимаю, о чем ты. Мне приходилось общаться с русскими. Они в чем-то жестокие, отчаянные, вам пришлось рвать друг друга на куски, чтобы отхватить кусок пирога после падения железного занавеса. У нашей страны другая история. Мы не такие, я считаю, у нас больше жизнелюбия, искренности, терпимости. Для нас богатство – это не цель, а средство. Средство доставлять радость себе и своей семье, окружающим, близким людям, сделать свою жизнь интересной. Все-таки, скажи мне, деньги, которыми ты обладаешь, ты ведь не получила в наследство? У меня сложилось именно такое впечатление.
– Если мы любим друг друга, так ли уж важно, есть ли у нас деньги и откуда они появились? Скажи мне, ты мог бы полюбить бедную девушку?
– Я никого не называю бедным, ведь все относительно. Материальная обеспеченность, ум, положение – все эти понятия люди определяют, взяв самих себя за центральную точку отсчета. Это так наивно. Хотя что поделаешь, если мы видим жизнь через кривое зеркало наших неполных, искаженных знаний об окружающем мире, – он приподнялся на локте и внимательно смотрел на меня.
– Это все красивые рассуждения, Пьер, а ведь что ни говори, мы с тобой миллиардеры, обеспеченные люди, и многие нам завидуют. Это приятно, и не послать ли к черту все и просто наслаждаться жизнью? – спросила я как можно более непринужденно.
– А что значит наслаждаться жизнью? Есть, пить и спать в красивой обстановке? Поверь мне, это далеко не всем и не всегда приносит удовольствие. Многие люди умирают от скуки. А какой-нибудь монах в скромной келье в тибетском монастыре получает истинное наслаждение от уединения, медитации, он чувствует покой, доступный очень немногим.
– А что сейчас тревожит тебя, Пьер? – спросила я, попытавшись выдержать его взгляд.
– Дорогая, пойми меня правильно, мне кажется, ты играешь какую-то роль, надеюсь, ты искренна в том, что любишь меня, – он продолжал гипнотизировать меня глазами, – но эти истории о твоей семье – они все искусственны. Может быть, ты на самом деле дочь гангстера и ограбила банк? – его взгляд вдруг стал жестким.
Глава 14 Париж-Париж
– Ты знаешь, дорогой, я на самом деле не из богатой семьи, я просто боялась, что ты будешь осуждать меня за прошлое. Моим другом был очень богатый человек из России, миллиардер. Он разбогател на нефти и газе, был связан с криминалом. Не смог договориться с каким-то подонком из высоких эшелонов и погиб, вот и все, – я назвала фамилию очень известного, убитого пару лет назад человека, которую знала из новостей. – Я была его неофициальной подругой, он оставил мне в завещании половину состояния, очень большие деньги. Оставь эту историю в секрете, умоляю тебя.
– Вот теперь ты, возможно, говоришь правду, – сказал Пьер. – Значит, ты знаешь, каково это – быть бедной? – он обнял меня за плечо.
– Ничего особенного, просто приходится покупать не такую дорогую одежду, – засмеялась я.
– Люди, которым приходится бороться за жизнь, становятся сильнее.
– Я не боролась, а просто любила, я полюбила его не из-за денег, – я пыталась говорить с чувством.
– А из-за чего?
– Он был очень нежным в постели и жестким в жизни, меня привлек этот контраст.
– Любопытно. Впрочем, о многих мужчинах можно так сказать.
– Ты ревнуешь?
– Нисколько.
Пьер молча встал и пошел в душ. Я осталась у него ночевать. Утром любимый сварил мне удивительно вкусный кофе, поцеловал и уехал на работу.
Так началась моя новая жизнь. По утрам я ездила в салоны красоты и по магазинам, осматривала достопримечательности Парижа. Я начала привыкать к этому удивительному белому городу любви. Мне нравилось заказывать такси, ходить по набережным, никуда не спешить. Я ходила по Монмартру и вспоминала Гавроша. Маленький, несчастный, храбрый мальчик, который умер за свободу. Каждый человек, каждая личность имеет великую ценность, неповторимое, прекрасное творение Высшего разума. И пусть он болен, беден и несчастен, только то, что у него в душе, глубоко в душе, под слоем обид, боли и разочарований определяет ценность личности.
Я влюбилась в Париж, в его белое небо, в прекрасные здания из белого Туфа, в людей разного цвета кожи. Я сидела в ресторанах и ела сырный суп и лягушачьи лапки, похожие по вкусу на курятину, ходила на дегустацию вин и покупала знаменитые французские духи. Я стала их коллекционировать, на полочке рядом с плазменной панелью у меня через неделю уже стояло сто разных ароматов. А по вечерам мы проводили с Пьером волшебные ночи в его гнездышке или в моей квартире на огромной кровати с позолоченной спинкой.