— Не так близко, как тебе хочется, и не так далеко, как тебе кажется.
В отель она вернулась в растрепанном виде и растрепанных чувствах. Открытая терраса ломилась от молодежи, играл молодежный же оркестр, танцевали до упаду, с открытым сердцем, и Анне Магдалене вдруг захотелось разделить радость этого счастливого поколения. Свободных мест не было, но официант узнал ее и быстро приволок ей столик.
Оркестр сменился; новый, более амбициозный, заиграл «Лунный свет» Дебюсси в аранжировке болеро, и красавица-мулатка с любовью это болеро спела. Анна Магдалена растрогалась и заказала джин со льдом и содовой, единственное спиртное, которое позволяла себе в свои пятьдесят.
Ничто не нарушало настроения вечера, кроме пары за соседним столиком: он был молодой и привлекательный, а она, вероятно, старше, но ослепительная и горделивая. Они явно переживали глухую ссору — обменивались ожесточенными упреками, которые тонули в грохоте музыки и не долетали до адресата. В перерывах между композициями они не сговариваясь замолкали, чтобы соседи их не услышали, и с новой силой продолжали ругаться под следующую песню. Эпизод, слишком банальный в этом ничейном мире, не казался Анне Магдалене даже забавным. Но вдруг она насторожилась: женщина с театральной торжественностью вдребезги разбила бокал о стол; ни на кого не глядя, высокомерная и прекрасная, прошла прямиком через танцплощадку — жизнерадостные пары едва успевали увертываться — и скрылась в дверях. Анна Магдалена поняла, что ссоре конец, но тактично отвернулась от мужчины, невозмутимо сидевшего на своем месте.
Амбициозный оркестр успел передохнуть, пока во второй раз играл молодежный, вернулся и завел овеянного ностальгией «Сибонея». Анна Магдалена отдалась на волю музыки и джина. Когда болеро смолкло, она вдруг столкнулась взглядом с покинутым кавалером за соседним столиком. Она не отвела глаз. Он ответил легким кивком, и у нее возникло чувство, будто она заново переживает эпизод далекой юности. Ей стало страшно, как в первый раз, отчего она даже удивилась, но тлеющий джин придал смелости, чтобы довести дело до конца. Он ее опередил.
— Он просто сволочь, — сказал он.
Она не поняла:
— Кто — он?
— Тот, кто бросил вас тут одну.
У нее защемило сердце при мысли, что он видит ее насквозь, и она сказала, насмешливо и прямо:
— Судя по тому, что я сейчас видела, это тебя оставили с носом.
Он сообразил, что Анна Магдалена видела, как ушла его спутница. «У нас всегда так, — сказал он, — но она отходчивая». И добавил: «А вот вам не годится сидеть одной». Она окутала его горьким взглядом:
— В моем возрасте женщины всегда одни.
— Значит, — сказал он каким-то новым голосом, — мне сегодня повезло.
Он поднялся с бокалом и без приглашения пересел к ней за столик, а ей было так грустно и одиноко, что она не стала возражать. Он заказал для нее ее любимого джина, и на миг она забыла о своих горестях и стала такой же, как в прочие ночи ее одиночества. Снова прокляла себя за то, что порвала визитку своего последнего мужчины, и поняла, что без него ей сегодня счастливой не стать, даже на час. Так что танцевать она вышла совершенно безразлично, но покинутый кавалер оказался превосходным партнером, и настроение у нее поднялось.
После пары вальсов они вернулись за столик, и она вдруг поняла, что не видит ключа от номера. Пошарила в сумочке, посмотрела под столом — ничего. Жестом иллюзиониста он выхватил ключ из своего кармана и выкрикнул, словно крупье:
— Счастливый номер! Триста тридцать три!
За соседними столиками обернулись. Она не оценила пошлого розыгрыша и сурово протянула руку. Он, поняв свою оплошность, отдал ключ. Она молча встала из-за стола.
— Позвольте мне хотя бы проводить вас! — взмолился он. — Никто не должен оставаться один в такую ночь.
Он вскочил на ноги, намереваясь то ли попрощаться, то ли бежать за ней. Скорее всего, он и сам не знал, а вот она, казалось, догадалась о его намерениях. «Не утруждайся». Он сник.
— И не переживай, — добавила она. — Мой сын тоже так шутил лет в семь.
Удалилась она решительно, но еще у лифта начала задумываться, уж не прогнала ли от себя счастье, хотя сегодня ночью нуждалась в нем как никогда. Уснула с включенным светом, споря сама с собой, остаться в номере или вернуться в бар и снова взглянуть в лицо судьбе. Ей снился обычный кошмар, являвшийся в черные дни, и тут в дверь воровато постучали. Свет горел, она лежала поперек кровати, на животе, одетая, и кусала мокрую от слез подушку, чтобы только не отозваться на стук, кусала, пока стучавший не ушел. Тогда она устроилась поудобнее и, по-прежнему не раздеваясь и не выключая света, провалилась обратно в сон, плача от ярости: она сердилась на себя — за то, что на беду родилась женщиной в мире мужчин.
Четыре часа спустя ее разбудили звонком со стойки, чтобы она не опоздала на утренний паром. Она собралась мгновенно, чего никогда не получалось после роковых ночей на острове, но битых два часа прождала кладбищенского сторожа, у которого хотела узнать, какие процедуры потребуются для эксгумации останков ее матери. Только разобравшись с этим делом, уже после полудня, она позвонила мужу и соврала, что проспала, но вечером точно приедет.
Сторож и специально нанятый могильщик вырыли гроб и без сантиментов вскрыли его, словно фокусники. И внутри Анна Магдалена, будто в высоком зеркале, увидела себя, с ледяной улыбкой и руками, сложенными на груди. Увидела себя, точно такую же и в том же возрасте, как тогда, в фате и венке, в которых выходила замуж, с тем же обручальным кольцом и в диадеме из красных изумрудов, в полном соответствии с распоряжениями матери на смертном одре. Она не только увидела мать такой, как при жизни, во всей ее безутешной печали, но и почувствовала, что та тоже смотрела на нее изнутри смерти, любила ее и плакала по ней, пока ее тело окончательно не рассыпалось в прах и не остались одни изъеденные кости, которые работники кладбища обмахнули метлой и немилосердно сгребли в мешок.
Через два часа Анна Магдалена Бах бросила последний, полный жалости взгляд на свое прошлое и навсегда распрощалась со своими незнакомцами на одну ночь, а также долгими часами сомнений, собственноручно рассыпанных ею по всему острову. Море лежало в лучах вечернего солнца золотой заводью. В шесть часов она вошла в дом, волоча за собой мешок с костями. «Это то, что осталось от моей матери», — сказала она изумленному мужу и добавила:
— Не пугайся. Она понимает. Я даже думаю, она понимала уже тогда. Когда решила, чтобы ее похоронили на острове. Конец
Габриэль Гарсиа Маркес
От издателя
21 марта 1999 года читатели Габриэля Гарсиа Маркеса узнали прекрасную новость: колумбийский нобелиат работает над романом из пяти самостоятельных частей, объединенных персонажем по имени Анна Магдалена Бах. Журналистка Роса Мора опубликовала в испанской газете El País соответствующую статью, к которой прилагалась первая часть романа — «Увидимся в августе». Гарсиа Маркес прочел ее несколькими днями ранее в мадридском культурном центре «Дом Америки», где вместе с еще одним лауреатом Нобелевской премии, Жозе Сарамаго, принимал участие в форуме, посвященном ибероамериканской литературе. Вместо того чтобы произнести речь, он изумил публику: поделился первым вариантом первой главы того текста, который вы сейчас держите в руках. Роса Мора указывала в статье: «“Увидимся в августе” станет частью книги, включающей еще три новеллы общей протяженностью в сто пятьдесят страниц и, возможно, четвертую новеллу, поскольку автор признался, что недавно у него появилась интересная идея на этот счет. Объединяющая тема книги — истории любви немолодых людей».
Через несколько лет судьба свела меня с Габриэлем Гарсиа Маркесом, одним из моих любимых писателей с юности. Любовь к его творчеству — а также к книгам Рульфо, Борхеса и Кортасара — подвигла меня пересечь Атлантику и поступить в аспирантуру Техасского университета в Остине по специальности «латиноамериканская литература». В августе 2001 года, когда я уже вернулся в Барселону и работал редактором в издательском доме Random House Mondadori, мне позвонила Кармен Бальсельс и назначила встречу у себя в агентстве, непривычно пустынном в эти летние дни. Она хотела познакомить меня (по телефону) с Гарсиа Маркесом, которому требовался дежурный редактор — он тогда писал книгу воспоминаний. Его всегдашний редактор, мой дорогой друг Клаудио Лопес де Ламадрид, был в отпуске. Вот так я начал работать с ним «бок о бок» над финальной версией книги «Жить, чтобы рассказывать о жизни»: он маленькими порциями по электронной почте или факсу присылал мне рукопись, а я возвращал ему с комментариями — в основном они касались проверки фактических данных. Он был особенно признателен мне за следующее замечание: «Превращение» Кафки, перевернувшее его повествовательную вселенную, на самом деле перевел не Борхес, хотя именно так значилось на обложке его аргентинского издания. Гарсиа Маркес находился в Лос-Анджелесе, где проходил реабилитацию после болезни, но даже на расстоянии мне удалось стать очевидцем его письма, походившего на столярную работу: я видел, как он переделывал главу, посвященную восстанию «Боготасо», и как блестяще, всего одной буквой, изменил заглавие, чтобы избежать конфликта с другим автором. По чистой случайности я познакомился с ним и Мерседес Барчей лично в одном барселонском ресторане, но отношения «автор — редактор» мы возобновили только в 2008 году.
В мае 2003 года, после долгого пребывания в Лос-Анджелесе, Габриэль Гарсиа Маркес и Мерседес Барча возвращаются в Мехико, где их встречает только что нанятая на работу Моника Алонсо, новый личный секретарь. Ее свидетельство крайне важно для восстановления хронологии создания «Увидимся в августе». По воспоминаниям Моники, 9 июня 2002 года писатель закончил вычитывать корректуру книги воспоминаний, причем помогал ему редактор Антонио Боливар. Не успели они убрать со стола рукописи фрагментов и заметки к готовой книге, как пришло известие о смерти матери Гарсиа Маркеса. Этим загадочным совпадением завершился круг, открытый первой фразой мемуаров: «Моя мать попросила, чтобы я поехал с ней продавать дом». Таким образом, Гарсиа Маркес не работал ни над каким крупным проектом, когда Моника, разбирая ящики письменного стола в его кабинете, обнаружила папку с двумя рукописями: «Она» и «Увидимся в августе». Над первой из них Гарсиа Маркес непрерывно трудится с августа 2002-го по июль 2003 года и меняет заглавие на «Вспоминая моих несчастных шлюшек» при публикации в 2004 году. Это последнее художественное произведение автора, изданное при жизни отдельной книгой.