Она схватила Саймона, умоляюще глядя.
— Пожалуйста. Если я увижу ее могилу сейчас, это будет, как если бы она умерла снова. Я не могу с этим смириться.
— Ты приняла ее смерть? Я не уверен, что ты прошла мимо гнева… на Алексея, на своих родителей. Ты злишься на нее? Я думаю, что злишься, и ты использовала свой гнев, чтобы закрыться в себе.
Фелиция отступила. Он видел ее слишком четко и обнажил ее до глубины души. Этот факт извращенно радовал и пугал ее.
— Пожалуйста, не надо.
Ветер теребил волосы Саймона, и он заколебался. Она молилась, чтобы он отпустил это, понял, что если она полностью примет смерть Дейдры, ей придется признать, что, кроме Саймона, у нее действительно никого не было.
— Прости меня. Но независимо от того, что происходит между нами, ты должна отпустить ее и исцелиться. Ты никогда не будешь целой, пока не сделаешь это.
С этими словами он поднял ее и отнес, плачущую и сражающуюся, к могиле Дейдры. Фелиция уткнулась лицом в шею Саймона и закрыла глаза. Он оторвал ее от себя и поставил, потом развернул.
— Остановись. Посмотри. Ты любила ее всю свою жизнь. Почему ты бросила ее?
Надгробие рядом с родителями, украшенное небольшим количеством высушенных венков, которые она отправила на Рождество, смотрело ей в лицо. Выцветшие красные ленты колыхались на ветру. Листья разлетелись по холодной земле. Зрелище стало ударом в живот, разрывом сердца. Годы страха и одиночества захлестнули ее, как и приливная волна эмоций, от которых она не могла скрыться.
— Бросила ее? — закричала Фелиция. — Она бросила меня. Они все сделали это! Мои родители отдали меня. Мои приемные родители оставили меня нянькам и слугам.
— Твои биологические родители отдали тебя, чтобы спасти жизнь. Твои приемные родители были поверхностными и не способны любить. Это не отражение тебя или твоей ценности. Несмотря на них, у тебя огромное сердце. Дай ране зажить.
Она покачала головой, и слезы потекли по ее холодному от ветра лицу.
— Дейдра была единственным человеком, которого я позволила себе любить. После того, как Алексей ее раздавил, я бы продолжала держать ее за руку, помогала бы ей во всем. Но она оставила меня. Она даже не попрощалась.
Боже, Фелиция не могла дышать. Боль была похожа на цунами, нарастающая и нарастающая, затем тянущая ее вниз, пока она не утонула в страдании, одиночестве, тоске. Взглянув на надгробие Дейдры, она упала на колени.
— Какого черта ты меня так бросила? Ты даже не попрощалась! Ни записки, ни…
Она растворилась в рыданиях.
Затем руки Саймона обхватили ее и подняли на ноги. Он был теплым. Он был спасательным кругом в бушующем море.
— Шшш. Дейдра не бросила тебя, она оставила боль. Все, через что ты сейчас проходишь. Она убежала от этого. Ты сильнее. Ты преодолеешь это. Как только ты это сделаешь, то сможешь принять, открыть себя для любви. Быть счастливой. Ты могла быть ее якорем, но она закрылась от всех. Не делай ее ошибку. Я тебе помогу. Пожалуйста, позволь мне.
Он был прав. Она сжалась, не зная, хватит ли у нее сил протянуть ему руку.
Осознание этого заставило ее плакать только сильнее.
Чтобы совершить прыжок веры, который он предложил, ей придется пересечь пропасть черного ужаса.
Ей снова придется полностью положиться на кого-то другого. Она чувствовала, что еще не готова… но Саймон закрался в ее сердце. Даже когда она была настороже, она нуждалась в нем.
Без него Фелиция боялась, что увянет и умрет. Какого черта она собиралась делать?
Вернувшись в лимузин, Герцог погрузился в мягкие кожаные сиденья рядом с Фелицией. Она была тихой, уставшей, ее лицо было бледным и ошеломленным. Выругавшись, он задавался вопросом, не слишком ли сильно надавил, не слишком ли быстро. Но Фелиции нужно было разобраться со своими демонами, чтобы исцелиться. И да, какой-то эгоистичный уголок его сердца сделал это в надежде, что у них будет будущее.
Теперь все в ее руках. Как бы он ни хотел снова взять ее в свои объятия и продолжать поощрять ее открыться, он не мог подтолкнуть ее больше. Она боролась с этим моментом годами. У горя не было выключателя, который человек мог выключить по желанию.
Он уставился на тонированные стекла.
— Я взял тебя туда не для того, чтобы причинить боль.
Она медленно кивнула головой.
— Ты прав. Я не могла любить Мейсона больше, чем друга, из-за страха. Я причинила ему ужасную боль. Я не знаю, простит ли он меня когда-нибудь. Я знаю, ты думаешь, что он это сделает, но… — Она пожала плечами, потом посмотрела на него голубыми глазами. Слезы дрожали на ее темных ресницах. — Я не хочу причинять боль тебе, как я причинила боль ему. Я… Я не могу отключить свои чувства к тебе таким же образом. Это пугает.
Кулак сжал сердце Герцога. Это было ближе всего к привязанности, которую она признала.
— Тогда не причиняй.
Фелиция замолчала, задумываясь.
— Из всего, через что мы прошли, в течение четырех дней, которые я провела с тобой, я поняла. Мне… нужно твое терпение.
— Солнышко, я дам все, что тебе нужно. Я хочу, чтобы ты была цела и счастлива, что бы ты ни делала.
Слезы, мерцающие на краю ресниц, упали.
— Я была сплошным беспокойством для тебя. Вытаскивая меня из опасности, ты справлялся с моими бедами. Я не заслуживаю тебя.
Он мягко улыбнулся и поддразнил:
— Ну, есть кое-что, к чему ты можешь стремиться.
Она медленно наклонилась вперед, глаза медленно затрепетали, губы мягко приоткрылись.
Все внутри него прыгало в бурной жизни. Как всегда, Герцог жаждал заполучить ее под себя, мягкую и готовую. Но теперь ему захотелось увидеть сияющую в ее глазах любовь и почувствовать полное принятие ее тела. «Скоро», — пообещал он себе.
Когда он опустил свой рот на ее, они разделили торжественный момент, общий вздох. Его сердце, наполненное любовью, чуть не лопнуло.
Потом зазвонил его телефон. Саймон вынул его из кармана и уставился на дисплей.
Брэм.
— Что? — рявкнул Герцог.
— Тайнан.
Голос Брэма звучал напряженно.
Герцог мгновенно переключил внимание, дыхание остановилось.
— Говори.
— Сегодня утром мы открыли паб Кари…
Брэм остановился и вздохнул:
— Черт. Мы обнаружили его тело. Матиас пытал его. Я никогда не видел ничего более ужасного. Его заживо выпотрошили, большая часть тела сгорела. Должно быть, он страдал… невообразимо.
Боль скользнула через Герцога. Это был их самый наихудший страх. Боже мой…
Рядом с ним ахнула Фелиция. Она подслушала, черт возьми. Брэм напугал ее до чертиков. Но, возможно, знание худшей опасности магического мира убедило бы ее, что ей не место рядом с гробницей Морганны.
Он схватился за телефон.
— Черт возьми, как мы позволили этому случиться?
— Мы пытались остановить Тайнана от поездки к Матиасу. Идиот настоял.
Брэм снова вздохнул, он звучал таким усталым.
— Поскольку Шок привел его к Матиасу и ничего не сделал, чтобы предотвратить смерть Тайнана, я думаю, это говорит нам, кому принадлежит его преданность.
Герцог давно подозревал правду. Еще одно доказательство больше разозлило его.
— Я голосую за то, чтобы убить этого сукина сына.
— Аминь. Смерть Тайнана бросает Совет в еще один кровавый хаос.
Конечно. С уходом Тайнана Братья Судного дня потеряли большое влияние на магический Совет. Теперь, вместо только одного голоса, Стерлинга МакТавиша, дяди Лукана и Кейдена, чтобы склонить Совет на свою сторону, им понадобятся два.
Поскольку Тайнан умер без наследников, неизвестно, кто заменит его и не будет ли волшебник расположен к Матиасу. Черт! Последнее, что теперь нужно магическому миру, это больше суматохи.
— Я думаю, что вы с Фелицией должны присоединиться к нам и остаться где-то рядом с пабом Кари, — сказал Брэм.
— Мой дом почти восстановлен. У меня были люди, работающие днем и ночью. Мы должны перегруппироваться. Вместе безопаснее. Фелиция может достаточно дистанцироваться от остальных, чтобы не вмешиваться в нашу магическую безопасность. Мы усилим ее защиту людьми.
Он вздохнул.
— В эту игру ты играешь с Матиасом… мы потеряли воина, и Матиас начинает показывать нам, на что он действительно способен. Опасность как никогда велика.
Конечно.
— Мы будем там в ближайшее время.
— До тех пор будьте осторожны. Я не должен говорить тебе, как плохо будет для всех нас, если Матиас доберется до Фелиции.
Одно лишь предположение заставило сердце Саймона остановиться и страх прожечь вены. Сон Брэма, в котором Матиас схватил ее, мигом вспомнился. Герцог покрылся холодным потом.
Мгновение спустя с тяжелым сердцем и мыслями он закончил звонок. Он посмотрел на Фелицию и увидел, как она дрожит. Ее глаза наполнились слезами. Отчаявшись утешить ее, Герцог открыл рот, чтобы заверить ее, что она никогда не будет страдать, как Тайнан, а затем закрыл его. Это было единственное обещание, которое он не мог дать, как бы сильно он этого ни хотел.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь тебя от Матиаса.
— Я знаю.
Герцог молча задавался вопросом, будет ли этого достаточно. Он закрыл глаза, и Фелиция тоже подумала об этом.
В мрачной тишине снова зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей. Мейсон.
Герцог колебался. Сейчас не время разбираться с братом и драмой из-за ревности.
— Позволь мне ответить, — сглотнула она. — В моем сердце он все еще мой друг. Мне нужно сказать ему, как мне жаль, что…
Что она хотела продолжать опираться на Мейсона как на костыль? Черт.
— Ответь.
Фелиция схватила телефон и нажала кнопку ответа.
— Мейсон, я рада, что ты позвонил. Я…
— Не Мейсон, дорогая.
Глубокий бархатный голос мурлыкал ей в ухо:
— Матиас. Мейсон сейчас со мной. Мы с тобой еще не встречались, но обязательно встретимся. Если хочешь, чтобы твой жених и брат твоего любовника вернулся живым, ты поймешь, чего я хочу. Принеси книгу Апокалипсиса и приди сегодня к гробнице.