Нет, я не должен думать так о невесте Мейсона.
— Ты не будешь смущать Мейсона и мать таким образом, — поклялась Фелиция низким голосом. — Это прекратится сейчас, или я вышвырну тебя сама.
Жаль, что Герцог был слишком отвлечен тем фактом, что он так близко, что мог видеть блеск красных губ Фелиции… и прямо под ее платьем сладкие возбужденные груди. Желание взорвалось в его крови. Необходимость подчиняла его. Схватить ее. Взять ее. Обладать ею. Слова громко скандировались в его мозгу и становились громче, пока он едва мог вспомнить, почему сопротивлялся.
Честь. Семейная гармония.
Проклятие. Он вздохнул.
Фелиция крепче схватилась за его локоть и с неудовольствием поджала пухлые губы. Черт возьми, от нее пахло гарденией и женщиной. Герцогу становилось только тяжелее. Проклятье, он надеялся, что смокинг прикроет это. Каким-то образом он должен держать руки при себе, потому что ее легкий цветочно-мускусный запах сводил его с ума.
— Ты меня вообще слушаешь? — потребовала она ответ.
Рядом с ним Айс прочистил горло и покосился на Фелицию, а затем многозначительно взглянул на магическую подпись Герцога.
— У нас есть победитель.
Глава 3
Фелиция посмотрела на Харстгрова, пытаясь обуздать свой нрав. Острый упрек сидел на кончике ее языка. Она поджала губы, чтобы удержать тот, отказываясь раздувать еще большую сцену.
Боже, этот человек попал ей под кожу. Минуту назад они с Мейсоном были в тихом уголке, и она отчаянно пыталась решить свое будущее. Выходить замуж за Мейсона… или нет? Ее прервала выходка Харстгрова. Даже друзья, которых он привел, тяжело дышали и удивленно приподняли брови. Его белокурый приятель был достаточно пугающим, но она, конечно, никогда бы не представила, как Его Светлость бегает с татуированным, обросшим гигантом, который поглядывал на темную аллею к дому. Какого черта здесь происходит?
Харстгров обернулся. Кровь залила ее щеки, и грудь резко поднималась с каждым возбужденным вздохом. К сожалению, ее реакция не была полностью вызвана гневом. Хотя она отпустила его руку, она все еще не могла охладить кипящую кровь.
— Ты уверен? — Его Светлость потребовал ответа от другого человека и сжал рот.
Страшный человек скрестил огромные руки на груди, заставив одно плечо выпрыгнуть из грязного порванного свитера.
— Да. Извини.
Харстгров сжал кулаки и выругался. Что-то мрачное и яростное пересекло его угловатое лицо.
Фелиция моргнула и уставилась на него. Они оба тронуты на голову?
— Я понятия не имею, о чем вы говорите, но не могли бы вы дать нам некоторое уединение, пожалуйста?
Она уставилась на одетого в черное мужлана.
Здоровенный мужчина стрельнул в Харстгрова взглядом, который она не могла расшифровать.
— Герцог?
Фелиция нахмурилась. Дерзкая форма обращения.
— Так меня называют мои друзья. Шутка, — объяснил Харстгров, засунув руки в карманы.
Он стучал пальцем от волнения.
— Дай нам минутку, Айс.
— У вас и того меньше. Часы тикают, — сказал он, отступая.
Фелиции немного понравился Айс, когда он прогнал парящую стаю женщин у часовни, оставив ее и Харстгрова в покое.
Смирив свой темперамент и своенравную реакцию на него, она шагнула в тень коридора, не видя ни одного проходящего мимо гостя. Он последовал за ней.
Как только он навис над ней, широко расправив плечи и пристально смотря, она вздрогнула. Почему она вообразила, что уединение в темном углу с Харстгровом было мудрым решением?
Она боролась с резким осознанием, которое сводило ее живот.
— Прекратите это, что за отвратительное поведение. Как будто опоздание после драки не было достаточно грубым, так ваши друзья еще и сеют хаос. Я пытаюсь разобраться в своем будущем и…
— Церемония начнется в любой момент?
Харстгров посмотрел на часы.
Она ощетинилась. Ее нерешительность насчет брака с Мейсоном не была его делом.
— Ваша мать и Мейсон сейчас пытаются разобраться с вашими друзьями, один из которых настоящий гигант с мечом. На свадьбе! Он заставляет людей пожимать ему руку.
Его Светлость поморщился.
— Фелиция…
— И вы позволили этим женщинам… приставать к вам в нескольких десятках метров от алтаря.
Это зрелище прожгло ее мозг, причиняя боль, когда она понимала, что не должно бы. И это только разозлило ее еще больше.
— Это непростительно.
Он нахмурился.
— Я никогда в жизни не прикасался ни к одной из этих женщин.
Она не почувствовала резкого запаха и не почувствовала тошноты. Итак, он сказал правду… в этот раз.
Небольшое утешение.
— Не важно, учитывая ваше в целом прискорбное поведение.
— Прошу прощения, но я должен поговорить о…
— Когда я закончу.
Она ткнула пальцем ему в грудь.
— Папарацци подглядывают в окна и с удовольствием фотографируют шокированные выражения лиц друзей вашей матери. Она совершенно вне себя. Я знаю, что все кланяются и расшаркиваются перед вами, а женщины бросаются к ногам. Не ждите этого от меня.
Ее лицо стало еще более мрачным.
— Я не планировал расстроить вас. Это… необходимо.
Новая волна гнева обрушилась на Фелицию, и она приветствовала его, надеясь, что это подавит ее интерес к Герцогу.
— Вы настолько высокомерны, что вам нужно внимание? Вам нужны камеры, женщины и известность, чтобы чувствовать себя удовлетворенным, Ваша Светлость?
— Что?
Он отскочил в недоумении, которое трансформировалось затем в ярость.
— Нет. Я пытаюсь сказать кое-что, но… черт возьми. Я пошел по неправильному пути. Извини.
— Конечно.
Он пожал плечами.
— Я всего лишь человек.
Фелиция открыла рот, чтобы поспорить с ним. Потом знакомый резкий запах обжег ей ноздри. Мгновение спустя живот скрутило, и она положила на него руку, чтобы успокоиться.
Харстгров солгал, и зловоние не проявлялось до его последних трех слов.
Не человек? Невозможно. Разум Фелиции бешено метался. Он был похож на любого другого привлекательного мужчину, хотя и выглядел моложе своих сорока трех лет. Может, весь этот вечер, когда Мейсон раскрывал свои истинные чувства, а Его Светлость устроил сцену, сбил ее чувства?
— Что ты хочешь сказать? — потребовала она.
— Я всего лишь человек. Я совершаю ошибки.
И сразу же ноздри Фелиции снова дико обожгло. Ее желудок перевернулся, как будто она была в лодке посреди шторма. Задыхаясь, она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Герцог Харстгрова не был человеком. Кем же тогда он был?
Ужас, должно быть, отразился на ее лице, потому что он схватил ее за плечи, его прикосновение возбужденно согрело. Поток дрожи взбесил ее.
— В чем дело? Ты нервничаешь? Собираешься упасть в обморок? — Понимание пришло, и он попятился. — Нет, ты напугана.
Из-за тебя.
Если бы она признала это, как бы он отреагировал? На что способен такой пугающий нечеловек? Если бы он знал, что она узнала его секрет, что бы он с ней сделал?
Сердце колотилось так сильно, что она не могла услышать свой собственный голос, и Фелиция лишь пробормотала:
— Я… я должна… поправить помаду.
Прежде чем он успел ответить, она вырвалась из его рук и побежала.
Когда она исчезла на лестнице, Айс, который бродил возле часовни, неторопливо пошел по мраморной плитке в сторону Герцога.
— Просишь извинения? Не очень эффективная тактика сказать женщине, что она в опасности.
Герцог фыркнул.
— Ты бы схватил ее и убежал, не подумав о том, чтобы оттолкнуть семью, вызвать скандал или напугать ее до чертиков.
Другой волшебник пожал плечами.
— У меня нет семьи, мне плевать, если вызову скандал, и я предпочел бы, чтобы моя женщина лучше испугалась, чем умерла.
— Она не моя.
Хитрая улыбка промелькнула на его лице.
— Это то, что ты говоришь себе?
— Отвали. Я не могу сделать то, что сделал бы ты. Моя ситуация намного сложнее.
Айс не сказал ни слова, просто долго оглядывал все вокруг: мраморную плитку, идеально оштукатуренные стены и фрески на потолке. Первоначально усадьба была построена одним из предков Герцога в середине шестнадцатого века. За эти годы дом был расширен, переделан, фрагменты снесены и перестроены. Часовня была частью этого оригинального строения, теперь выходящего на пышные сады, его мать приложила большие усилия, чтобы ухаживать за ним. Остальная часть дома поддерживала жесткий, музейный вид. Герцог собирался передать поместье национальному Фонду, но мать любила жить здесь.
Теперь, видя поместье глазами Айса, волшебника, выросшего в пещерах… Герцог поморщился. Айс не мог понять его обязанностей.
— Я всегда думал, что Брэм показушник, но ты заставляешь изменить это мнение, он выглядит любителем.
— Я не показушничаю…
Разочарование навалилось, и Герцог провел рукой по волосам.
— Неважно. Сфокусируемся на Фелиции. Я не хочу, чтобы она была вне поля зрения. Анарки могут появиться в любой момент. Мы попробуем по-твоему, но я должен убедить Мейсона отменить свадьбу, чтобы мы могли вытащить отсюда всех остальных.
Айс приподнял темную бровь.
— Как?
— Без понятия.
Независимо от того, что кто-то что-то сказал, Мейсон, скорее всего, откажется.
Черт возьми, Герцог хотел бы просто признаться, что он волшебник. Но Мейсон считает его сумасшедшим. Даже если бы он мог убедить брата, Мейсон не потерпел бы даже либерального демократа в доме, поэтому Герцог не мог представить, что он подумает о каком-то волшебнике.
Похлопав Харстгрова по спине, Айс бросил на него жалостливый взгляд.
— Удачи. Хочешь, я позову Фелицию?
Первым побуждением Герцога было отказаться. Он хотел быть тем, кто будет присматривать за ней, оберегать ее от опасности. Но это не остановит Матиаса от срыва свадьбы и нанесения потенциального вреда его семье или гостям в своем стремлении найти Неприкасаемых. Он должен получить пустой Лоучестер Холл. Даже если Герцог не будет экономить на драме, он должен надеяться, что этот план спасет жизни. И что он сможет избежать искушения Фелицией, насколько это возможно.