А оно вон как…
Пока я обдумывала своё стремительное падение вниз, Максим не стоял на месте. Точнее – на месте он как раз-таки стоял, но руки его нащупали молнию на моем платье. Рывок, и я вновь (второй раз за день, какой ужас) осталась в одном бюстгальтере. Впрочем, ненадолго.
Потому что Максим заскользил поцелуями по моим ключицам, губами тронул верхушку чашечки лифчика. Зубы стянули ткань вниз, и язык коснулся оголенной кожи. Меня словно ударило электрическим разрядом небывалой мощи. Осторожно, смакуя, Скворцов провел по набухшему соску. Язык кружил по ореолу, вызывая у меня нестерпимое желание податься вперед.
– Ты вкусная, – сказал Максим и втянул сосок в рот. – Невозможно удержаться.
Вот уж точно – невозможно. Я не сдержала стона. Это было настолько сладко, настолько гипнотизирующе.
Тяжелая рука накрыла мой зад и подтянула к себе. Пришлось закинуть ногу ему на талию и остаться в абсолютно бесстыдном виде. С разведенными бедрами, истекающая желанием. Максим, не церемонясь, скользнул под трусики и ввел внутрь два пальца. Толчок. Ещё один. Сильные. Нетерпеливые. Мне остро хотелось насаживаться на его руку и умолять не заканчивать.
Никогда. Ни за что.
Что со мной творится, откуда эта ненасытность?..
Нужно было куда-то деть свои руки, и я положила их на плечи Максима. Ох, какие твердые. Любопытно. Кончиками пальцев провела по всем этим бицепсам и трицепсам, вернулась к груди, опустилась до впалого живота.
– Не стесняйся, – простонал Скворцов, когда моя ладонь осторожно накрыла ширинку.
Дважды просить не пришлось. Я уже стягивала с него джинсы, позабыв обо всем на свете. Если и существует что-то важнее, чем секс, то в эту конкретную секунду я считала иначе.
Его член был настоящим произведением искусства. Крупный, с переплетением вен, розовой головкой. Я не удержалась и сжала его в ладони, пробуя на ощупь. Максим закусил губу и жестче толкнулся в меня пальцами.
Как же хорошо…
Платье полетело в дальний угол. Туда же, куда и нижнее белье Максима. Я скорее догадалась, чем увидела, как Скворцов натягивает презерватив. Запахло резиной. Мои трусики он не снимал. Отодвинул, поигравшись с клитором, и вонзился в моё истекающее влагой лоно. Целый год никого. Это было мучительно больно, а теперь…
Мамочки…
Каждое движение, каждый толчок отдавался во мне разрядами тока. Скворцов двигался резко, не пытаясь приостановиться, чтобы взять общий ритм. Но при этом его зубы не прекращали истязать грудь, его пальцы теребили самое чувствительное мое местечко.
Какое-то издевательство – скулить под ним, моля о продолжении.
На какой-то миг мне показалось, что звуки потонули где-то вдали, что пол испарился из-под ног. Что мы вновь очутились в той пустоте из моего сновидения. Я растворялась. Мысли, движения, дыхание – всё превратилось в пульсирующий ком.
Пожалуйста, двигайся сильнее.
Быстрее.
Не прекращай.
Либо я сказала это вслух, либо Максим умел читать мысли. Он ускорился. Поддерживая меня под зад, поднял со стола и насадил на член.
Взрыв перед глазами. Стон наслаждения. Удар сердца, и в кровь хлынуло удовольствие. Оно не заканчивалось, лишь усиливалось с каждым следующим толчком. Лучи расползались от низа живота, оплетая меня всю. Утягивая за собой.
Это не разрядка, а смертоносный смерч.
Подождите. В смысле?! Это был оргазм?! Оргазмы бывают ТАКИМИ?! Чтобы мир на осколки, чтобы дрожь по всему телу, чтобы нет никакой возможности сдержать крик, и вся твоя сущность сконцентрирована между ног. Алчная, ненасытная сущность.
С прискорбьем сообщаю, что никогда до этого не получала нормальных оргазмов. Исключительно суррогат. Полуфабрикат со вкусом газет, который принимала за высшее наслаждение.
Мне хотелось вдавиться целиком в Скворцова. Объединиться даже молекулами, чтобы это удовольствие продлилось.
Я задыхалась, теряясь в оглушительном блаженстве. Вскоре Максим сдавленно рыкнул и придавил меня своим весом. Какой же он жаркий. А руки такие холодные. Ну и контраст!
– Ты очень отзывчивая… – сказал Скворцов, прикрыв веки. – Это что-то нереальное.
Ну а потом мы рассеянно искали по кабинету свои шмотки. Одевались в молчании. Застегивались. Наводили порядок на головах. Было бы так же просто взлохматить как волосы душу, в которой творилось нечто непонятное. Круговерть из эмоций и чувств. Полный раздрай.
– Куда тебя везти? – уточнил Максим, когда мы спустились на улицу, и он щелкнул брелоком от сигнализации.
Кошачьи глаза «Ауди» ехидно воссияли в вечерней темени. Территория завода давно опустела, осталась одна охрана. Все нормальные люди разъехались по домам, и только мы не подходили под категорию нормальности.
– Сама дойду, – махнула рукой и подставила лицо прохладному сентябрьскому ветру.
Нужно остудиться. Вдоволь надышаться воздухом, чтобы успокоиться.
– Ну, нет, уже поздно, садись в машину, – тоном, не терпящим возращений, сказал мой босс. – Адрес называй.
Пришлось возмутиться ради приличия, но согласиться. Ноги всё равно не ходили после недавнего приключения. Кстати. Я буду полной извращенкой, если скажу, что мне даже понравилось ему подчиняться?
Мы доехали до старой многоэтажки, и дорогущая иномарка Скворцова смотрелась диковато в антураже полного запустения. Как же тут уныло и безрадостно. На детской площадке ветер качал скрипучие качели. Не то место, куда хочется возвращаться после страстного секса.
Но выбора нет.
Целоваться не стали. Я отстегнула ремень безопасности, выбралась наружу и задумалась над тем, что сказать напоследок.
– Спасибо… что довез, – панически быстро добавила, чтобы не казалось, что я благодарю его за оргазм.
– Жду тебя в понедельник, – улыбнулся Максим и надавил на педаль газа.
Спустя мгновение его «Ауди» скрылась за поворотом, а я осталась наедине со своими мыслями-тараканами. Те сгустились как самые черные тучи и въедались в подкорку своей безысходностью.
Итак, Романова, ты переспала с боссом.
Что скажешь в своё оправдание?
Глава 7
Если ты хочешь извиниться перед девушкой за непристойное поведение, то последнее, что стоит делать – переспать с ней. Если собираешься наладить с ней деловые отношения – не раскладывай её на столе для совещаний. Не доводи до оргазма. Убери за спину руки, спрячь в трусы член.
Казалось бы, непреложные истины.
Так в какой момент что-то пошло не по правилам? Как можно было прожить тридцать три года, но остаться таким идиотом, чтобы за один вечер испортить и себе, и девушке репутацию?!
Твою мать, Максим.
Почему вообще у тебя сорвало тормоза, как у школьника-задрота, который впервые потрогал женскую грудь? Чем это назвать, если не помутнением рассудка? Нестерпимой жаждой, которую невозможно утолить ничем и никем.
В ту пятницу Лика перестала вызывать у Максима какие-либо эмоции. Он приехал домой, долго пересматривал её эротические снимки – Лика не стесняла себя одеждой, даже минимальной – и пытался возродить хоть толику прежних чувств.
Да, изменил, да, козел безрогий, но есть ли шанс, что это было ошибкой. Что всё наладится? Что он вымолит прощение у Лики? Проблема заключалась в том, что ему не хотелось просить прощения. Извиняться перед Ариной – запросто; перед Ликой – нет. Никак.
А любил ли он её вообще?
Свыкся, повелся на комфорт. Холостяцкая жизнь тоже может тяготить, и неосознанно начинаешь тянуться к стабильности. Пусть даже такой, неполноценной, без совместного жилья, зато с редкими бурными встречами.
А Арина?..
Где гарантия, что это не минутная страсть, которая закончится так же быстро, как и вспыхнула?
Да и бес с ним! Нужно ловить момент. За двадцать лет бурной половой жизни Максима Скворцова впервые вставило настолько, чтобы ехать домой и глупо насвистывать, вспоминая, как ноготки вцепились в плечи, и зрачки в янтарных, медовых глазах расширились от удовольствия.
В любом случае, Лика не заслужила того, чтобы оставаться «второй». Раз уж всё кончилось, надо по-человечески попрощаться.
Скворцов напросился к ней сам, и субботнее утро они посвятили разбору полетов. Максим говорил сухо и мало, не вдаваясь в подробности, ограничиваясь скупыми фразами. Никакой Арины Романовой упомянуто не было. Никаких измен.
«Чувства прошли», «ты встретишь другого мужчину», «я недостоин тебя» – есть ли более банальные вещи, которые можно сказать при расставании?
Но, на удивление, Лика отреагировала… адекватно. Ни один мускул не дрогнул на её кукольном личике. Не встрепенулись наращенные реснички. Не искривились пухлые алые губки.
– Понятно, – пожала она острыми плечиками.
А где слезы, где истерика? К такому Максим оказался, по правде, не готов. Даже специально зазубрил утешительную речь и запасся носовыми платками. Он ожидал катастрофу. Ураган из слез и упреков. Предвкушал скандал неведомых масштабов.
Но обошлось.
– Мы взрослые люди и имеем полное право разлюбить друг друга, – сказала Лика с буддистским спокойствием.
Ничего себе. Вот это выдержка. Максим был благодарен ей за понимание. За то, как они разошлись. По-человечески, что ли.
Казалось бы, вот и всё.
Только как быть дальше? Наверное, оставить Арину в покое? Захочет – сама придет за добавкой. Все-таки она не такая уж скромница, какой пыталась казаться. Он вспомнил бесстыдно разведенные ноги и сбитое дыхание, всхлипы, когда пальцы Максима скользили внутри её мокрой щелки.
Вспомнил и не смог забыть.
Всю субботу он гонял по городу как шальной мальчишка, чтобы привести сознание в чувство. С трудом вписываясь в повороты, подрезая сонных водителей. Пытаясь сбежать от личного сумасшествия по фамилии Романова.
Ничего не получалось. Скорость и адреналин не могли прогнать назойливые мысли о том, как ему бы хотелось позвонить Арине со словами: «Приезжай немедленно, я должен тебя отыметь».
Так, надо остановиться. В прямом и переносном смысле. Максим затормозил на светофоре и набрал на смарт-часах номер лучшего друга.