Рука Максима не двигалась, но этого и не требовалось. Благодаря нему я заговорила увереннее. Про штрихкодирование и о том, как можно приспособить заводские программы под то, чтобы коды считывались во время изготовления продукции. Несла какую-то пургу, в которую сама внезапно поверила.
Почему нет? Идея-то неплохая.
– Это поможет решить проблему идентификации и ускорит процесс обработки информации о складских остатках, – закончила я и, выдохшись, затаила дыхание.
Все помолчали.
– Недурственно, – через долгие несколько секунд ответил генеральный директор. – Максим Степанович, хорошее приобретение.
– А то ж! – ухмыльнулся мой босс, убрав ладонь с колена. – У нас не служба, а сплошные самородки.
– Сможете реализовать то, о чем говорила… – он запнулся на моем имени.
– Арина Сергеевна, – подсказал довольный Максим. – Разумеется. Я подготовлю техническое задание и отберу сотрудников, которые вплотную займутся этим проектом.
– Договорились. Представьте информацию для обсуждения в пятницу.
В этот момент я ощутила себя очень крутой, значимой персоной. Мою идею похвалил генеральный директор! Мамочки! Запишу это в личном дневнике как особую дату. Правда, для этого придется завести личный дневник, но это уже мелочи.
Обратно я бежала едва ли не вприпрыжку, что не укрылось от бдительного ока Скворцова.
– Особо не зазнавайся. Одна похвальба – это ещё не победа. К тому же я бы не считал слово «недурственно» комплиментом.
– Отстань, – парировала я и тут же прикусила язык. – Ой, извините. Блин, как нам общаться? На «ты»? На «вы»?
– Почему мы не можем общаться как раньше? – Скворцов пристально уставился на меня из-под нахмуренных бровей.
Потому что раньше твой член не находился внутри меня, и я не стонала тебе в шею! Неочевидно, что ли?!
– Есть причины… – Я дернула плечом.
– Романова, давай так, – Максим вздохнул. – Наедине ты можешь называть меня как угодно, хоть господином. Но в присутствии других людей мы не меняем модель поведения, дабы избежать ненужных вопросов. Тебя такой вариант устраивает?
Вполне. Это не отменяет моё стеснение рядом со Скворцовым и непонимания – а как быть дальше? – но зато не придется пугаться, что нашу маленькую интрижку длиной в один вечер кто-нибудь рассекретит.
Судя по всему, продолжения в виде каких-либо отношений не подразумевается, а становиться куклой на пару ночей я не готова – остались капли самоуважения. Так что запомним этот опыт как приятный, но разовый презент от начальства.
Тем сложнее было отработать вечером лишний часок. Официально это значилось как «разобраться с проектами», но неофициально я боялась остаться наедине со Скворцовым. Когда кабинет опустел, мне срочно приспичило вначале в туалет, а затем на кухню.
В чайнике заваривался зеленый чай, и я сосредоточенно рассматривала чаинки, которые кружили в воде.
– Не отвлекаю? – Скворцов застыл в дверях.
– Нет, заходи…те, – напряженно ответила я, зачем-то сжав бедра.
Не станет же он насиловать меня здесь и сейчас? Или станет?
«А тебе этого хочется, не так ли?» – съехидничало что-то внутри меня.
– Все ушли, гарантирую, мы одни, – прозвучало зловеще, как если бы это стало началом фильма ужасов. – Можешь убрать из лексикона окончания «-те». Мне кажется, или ты старательно меня избегаешь?
Скворцов уселся на край стола. Так близко, что я могла уловить тонкий аромат его парфюма, горчащий на моих губах словно коньяк. Рубашка, часы, бородка – всё по-старому, но для меня во внешнем виде начальника что-то неуловимо изменилось. Искривилось. Выпятилось.
Стало развратнее и доступнее.
Арина! Соберись, тряпка.
Видимо, только меня смущал тот факт, что я видела Скворцова обнаженным, потому что его взгляд был безмятежен, а поза расслаблена. Никакого напряга. Даже малейшего.
– С чего ты взял, что я тебя избегаю? Глупости, – покривила я душой, отклоняясь назад. – Чаю?
– Нет, спасибо. Арина, давай поговорим. Если ты считаешь, что мне хотелось переспать с тобой, то…
Он задумался. Мне даже стало интересно, какое же будет продолжение? В любом из представляющихся вариантов меня либо унижали словами «ты ошибаешься» (да у кого в здравом уме на тебя встанет?!), либо намекали на мою доступность (сама виновата, что надела такое короткое платье).
– Не буду врать, хотелось, – после поистине театральной паузы закончил Максим. – Но ценный сотрудник важнее, чем девушка на одну ночь. Поэтому, если тебя что-либо смущает – не переживай. Я не планирую тобой пользоваться.
Ну, и на этом спасибо.
– Впрочем, если тебе станет скучно или одиноко – всегда не прочь повторить, – голос его наполнился жгучим ядом, от которого мои внутренности зажглись пламенем.
Дабы слова не расходились с делом, Скворцов поднялся и зашел мне за спину. Я замерла как мышь, завидевшая кота. Абсолютно прямая, со сведенными лопатками. Боясь двинуть головой. Максим склонился, провел по волосам, затянутым в хвост. Затем почти собственническим движением оттянул мою голову за волосы назад и впился жадным поцелуем в шею, оставляя отметины. Следы. Напоминания.
Сладкая волна возбуждения прокатилась по позвоночнику.
– Максим… – только и смогла простонать я, чувствуя, как внизу разгорается пожар.
Нельзя. Недопустимо. Нет-нет-нет. Пожалуйста, отпусти меня, позволь вырваться из твоего плена, пока голову не замкнуло одной-единственной мыслью: «Я хочу этого мужчину так сильно, что готова умереть за ночь с ним». Но директор и сам понял, что сегодня секса на столе не предвидится, а потому отстранился.
Так насытившийся хищник отпускает забитую жертву. Без толики сожаления.
– Выходи из зоны комфорта, Арина. Во всех смыслах. Захочешь повторить – скажи.
– Без обязательств, да? – зачем-то уточнила я.
В смысле, отношений у нас не будет – это и ежу понятно. Но ведь под обязательствами понимается и другое: обещания, просьбы, симпатия друг к другу. Либо голый секс?
– Разумеется, – согласился Скворцов. – Да что с тобой не так?!
– А ты… вы… мне должность дали за красивые глазки?
– Арина, я читал твое резюме. У тебя креативный подход к проблемам, при должном усердии ты можешь стать неплохим программистом и даже руководителем. Неправильно, что тебя задвигают в сторону. Знаешь что? Если тебе так будет легче: считай, что наша связь была помутнением рассудка. Успокойся, чтобы полноценно работать дальше.
– И всё?
– И всё. Закончи с бумагами и иди домой. На тебе лица нет.
Я не показала обиды, но внутри всё клокотало. Вот так просто: помутнение рассудка. Секундная оплошность. Не более того. Впрочем, он ведь готов повторить тот роковой вечер. Если захочется, никто меня не осудит и не остановит.
Ради приличия я ещё немного посидела на кухоньке, так и не отпив из кружки. Не хотелось. Ничего не хотелось, кроме одного конкретного человека.
Мои ноги тряслись, когда я поднималась, вцепившись онемевшими пальцами в столешницу. Чуть не скинула заварочный чайник. Долго умывалась перед тем, как вернуться в опустевший кабинет. Дверь директора была закрыта – ушел домой.
Почему-то внутри поселилась щемящая тоска, будто у ребенка, которому отказали в долгожданном подарке на день рождения.
Всё правильно. Не жалей об отказе, Романова. Нельзя спать с боссом. Это противопоказано. Запрещено. Осуждается.
Но так желанно, что хочется наплевать на все запреты.
Мне не нравилось пользоваться родительским гостеприимством. У меня хорошие папа с мамой, такие примерные, которые и поддержат, и похвалят, и закидают замечаниями. Осудят тоже первыми. В зависимости от ситуации. Одно то, что они терпели закидоны Марго, делает их почти святыми.
Всё бы ничего, если бы не парочка но…
Папа никогда не проявлял особого внимания к нашему воспитанию, предпочитая двум орущим детям телевизор (тоже орущий, но хотя бы на интересные темы). В этом мы с ним похожи. Мне кажется, что моя любовь к компьютеру родилась благодаря отцу, за которым я подглядывала, набираясь житейского опыта.
«Сиди себе, залипай в экран – и будешь счастлив», – такой у него постулат.
Мама же, напротив, была активисткой, которая и на родительских собраниях выступала в первых рядах, и успехами интересовалась, и бдела за тем, как мы одеваемся, разговариваем. Когда она впервые унюхала от меня алкоголь, то свалилась с давлением. Когда узнала, что сестра вовсю зажигает с мальчиками – расплакалась так, что нам пришлось отпаивать её валерьянкой.
В этом-то и проблема: иногда мама перегибала палку. Ей нужно было стать идеальной родительницей, самой лучшей, примером для подражания. Поэтому особой близости между нами никогда не было. Не срослось как-то. Если меня обижали, я шла к любимой бабушке и плакала на её коленях. Первые поцелуи, драки, плохие оценки – она знала обо всем. Мама не догадывается даже о половине того, чем я делилась с бабушкой.
– Как работается? – спросила мама вечером. – Не обижают? Устаешь? Что-нибудь насчет повышения известно?
Она уперла кулак в щеку, наблюдая, как я уплетаю суп с фрикадельками. Ну и вкуснятина!
– Всё нормально, – невнятно прожмякала, набивая рот.
Ответ не подразумевал дальнейших расспросов, и мама покачала головой.
– Какая же ты бука. Ладно, мне всё равно приятно, что ты решила у нас погостить.
– Да мне неудобно вас стеснять, но Рита так резко переехала в бабушкину квартиру, что я не успела ничего подыскать. Она ещё и Кирилла додумалась прихватить. Всё-таки нам неуютно жить втроем.
– В смысле? – искренне удивилась мама. – Рита сказала, что ты собираешься переезжать, поэтому и уехала туда. Нет, она давно подумывала остаться в той квартире, но не хотела причинять тебе неудобств. А недавно заявила, что ты съезжаешь. Я ещё так удивилась, хотела тебе позвонить, но Риточка попросила пока не тревожить. Сказала, что тебе надо прийти в себя.
Прийти в себя? После чего? С чего Марго взяла, будто я собираюсь куда-то переезжать? Что за бесформенный бред, в котором нет и грамма здравого смысла?