рность, но Тане казалось, что ее поведение подвергается слишком уж недоброжелательному анализу. Почему, если ей изредка случалось в чем-то упрекнуть мужа, это называлось «ты поливаешь меня грязью»? Почему, если она иногда уходила на дежурство, не вылизав накануне квартиру до блеска и не оставив Борису два завтрака, обед и ужин, ее встречали заявлением «ты игнорируешь домашнее хозяйство»? И почему, в конце концов, принимая утром кофе в постель, Борис ни разу не сказал «какая ты заботливая!»?
В семейной жизни при желании всегда можно найти повод как для скандала, так и для благодарности. Все зависит от того, чего ты хочешь.
— Не успеваешь положить пасту, как она кончается! — продолжал Борис. — Я не говорю уже про мыло, шампуни, твои средства бытовой химии. Они расходуются с такой скоростью, будто у нас живет не два человека, а десять.
— Борь, того количества пасты, которое осталось в выброшенном тюбике, точно не хватит еще на восемь человек. — Таня улыбнулась и отпила глоток.
Сделала она это зря.
— А кофе твой! Завариваешь огромную бадью, потом отхлебнешь пару глотков, и все! Забываешь, кофе твой остывает, и получается, что ты его варишь для унитаза. Ты думаешь: ах, какая ерунда, ложка кофе тут, ложка там, пастой больше, пастой меньше… Ошибаешься, дорогая моя. Эти копейки складываются в приличную сумму. Пусть, я беру по минимуму, двести рублей в месяц, но и эти двести рублей никто не принесет тебе просто так.
Он продолжал стоять над ней, и это бесило Таню даже больше, чем экономические изыскания новоявленного Адама Смита и Карла Маркса в одном флаконе. Почему бы не сесть напротив нее, не накрыть мягко ее руки своими и не сказать: «Дорогая, давай попробуем экономить моющие средства и кофе»?
— Я же твоих сигарет не считаю, — огрызнулась она. — Полторы пачки «Парламента» в день — это сколько? Рублей пятьдесят? Полторы тысячи в месяц!
— Что? — опешил Борис.
Он не привык к возражениям, обычной реакцией жены на упреки были слезы и обещания исправиться.
Но конечно, Танин аргумент был слабоват для нокаута…
— Я кормлю семью! — предпринял Борис новую атаку. — Если человек работает как проклятый, он имеет право на маленькие слабости.
— Но я тоже работаю, получаю зарплату и трачу ее только на семью. — Почему-то на этот раз Таня не спешила сдаваться.
Муж зловеще расхохотался.
— С твоей получки мы бы ноги протянули. А сравнивать твою работу с моей просто смешно. Я, не самый последний врач и ученый в этом городе, вынужден к тому же руководить хозяйством в собственном доме, потому что жена не желает ничего делать. А кто она такая, позвольте узнать? Может быть, академик? Или бизнесвумен, владелица прибыльного бизнеса? Или, на худой конец, депутат? Отнюдь! Она обычная медсестра.
— Благодаря тебе, — парировала Таня. — Кто заставил меня уйти из института? Хорошо, пусть труд медсестры ничтожен, а зарплата — капля по сравнению с твоими гигантскими доходами, но именно на нее ты жил, пока учился в аспирантуре.
— Вот как ты заговорила? Смотри не зарвись!
И Борис уставился на нее своим фирменным гипнотизирующим взглядом. Он был убежден, что именно так смотрит сильный человек, способный подчинить себе чужую волю. И десять лет Таня притворялась, что боится этого взгляда и подчиняется ему, хотя на самом деле ей просто было неприятно смотреть на напряженно надутую физиономию мужа. Гораздо проще было уступить и признать себя побежденной, потому что Борис мирился с ней только на условиях полной и безоговорочной капитуляции.
— Тоже мне потеря, — фыркнул он, когда она опустила взгляд. — Лучше быть хорошей медсестрой, чем плохим врачом. Я с тобой не работал, не знаю, какая ты медсестра, но врача из тебя бы точно не вышло. Ну стала бы участковым терапевтом, моталась бы по вызовам, дальше что? Так что ты спасибо мне должна сказать. И что это за потуги на сарказм: «гигантские доходы»? Кто давал тебе право издеваться над моей работой?
Господи, как ей надоело это слушать! Сколько можно убеждать ее, что она полное ничтожество? И зачем?
— Ладно, хватит уже. Я все поняла. Прости меня.
Но ему этого было мало. Борис выдержал эффектную паузу и решил окончательно добить провинившуюся супругу.
— Ты просишь прощения не потому, что действительно чувствуешь себя виноватой! (Какая проницательность! — восхитилась Таня). Когда преступников ловят, они тоже начинают раскаиваться, но лишь затем, чтобы избежать наказания.
Раньше он говорил ей и гораздо худшие вещи. Неизвестно почему на этот раз она не вытерпела.
— Да пошел ты! — сказала Таня.
Высказывание произвело эффект разорвавшейся бомбы. Изумленный Борис даже не сразу нашелся, что ответить. После паузы он ледяным тоном уведомил Таню, что не желает общаться с женщиной, которая ведет себя, как уличная девка, развернулся и вышел.
А потом высокие моральные устои не позволили ему пустить уличную девку в супружескую постель. Тане пришлось коротать ночь на импровизированном ложе, которое она создала из двух кресел и табуретки. Ничего, на дежурствах ей приходилось спать и на столах, и на медицинских каталках.
«А что ж это он меня выгнал из кровати? — думала она, пытаясь устроиться так, чтобы попа не сползала в щель между креслом и табуреткой. — Если ему так невыносимо находиться рядом со мной, спал бы на кресле сам. — Она покосилась на диван, где с комфортом почивал ее муж, — вечерний скандал не перебил ему сна. — В принципе не такой уж он плохой человек, — пришла в голову миролюбивая мысль, когда Таня, отчаявшись заснуть, поднялась выпить чаю. — Борис ругает меня и мучает только потому, что я позволяю ему это делать. Сама виновата. Потом, я же ни одного дня не была влюблена в него! У нас не было ухаживаний, свиданий… Конечно, после свадьбы все это немедленно бы прекратилось. Наша анестезистка уверена, что ухаживал за ней один человек, а женился — другой, настолько изменилось поведение любимого после свадьбы. Но у нее хотя бы был период романтики! И сохранились воспоминания, которые могут стать надежным спасательным кругом во время ссоры.
А что могу вспомнить я? Как Борис отказался целоваться со мной на нашей скромной свадьбе? Когда закричали «горько», он замахал руками и демонстративно отвернулся. Пусть это пошлый обычай, не спорю, но после этого всю свадьбу мне было по-настоящему горько».
Чайник уютно зашумел. Воровато оглядевшись, Таня положила в чашку свежий пакетик, хотя два его собрата кисли в заварочном чайнике, дожидаясь повторного использования.
«Мы экономим чай, но вторичный продукт использую только я! Стоп, Таня, это уже паранойя. Наверняка Борис тоже берет использованные пакетики, просто я никогда раньше не задумывалась над этим. И вообще напрасно я приписываю ему все существующие пороки, он обычный среднестатистический мужик. Просто у нас с ним нет ни одного общего драгоценного воспоминания — вот в чем дело. Наверное, если бы я любила его, все было бы иначе. Но я лишь изображаю любовь и нежность точно так же, как в постели имитирую оргазм… И он это чувствует.
Так что я сама виновата. Я обманула его. Я ведь с самого начала не питала иллюзий на его счет и вышла за него замуж только ради того, чтобы выйти замуж.
Возможно даже, что я, изображая внешне послушную и преданную жену, на самом деле злобная истеричка, анализирующая его поступки с гораздо большим пристрастием, чем он мои. Просто мне хочется презирать мужа, чтобы иметь возможность считать его справедливые замечания глупыми придирками. Разве мне приятно слышать, например, что из меня никогда не получился бы хороший врач? Но ведь, если разобраться, посмотреть непредвзято, высказывания Бориса логичны и не голословны…
Многие женщины выходят замуж за первого попавшегося — из неуверенности в себе, страха перед одиночеством. А потом всю жизнь мстят мужу, что он не такой, как им бы хотелось…
Послезавтра приедет Миллер! — неожиданно вспомнила она. — Господи, как я соскучилась… И что его понесло во Владивосток? Бедный, он, наверное, переживает из-за того, что нагрубил мне, когда я к нему явилась с этим злосчастным вареньем. Не из-за того, конечно, что влюблен… Просто он стыдится своей выходки. Гадает, как я его встречу…»
Дмитрий Дмитриевич вылетел из Владивостока в пятницу, чтобы за выходные привыкнуть к разнице во времени. Прощаясь, они с сестрой даже всплакнули, но, сев в самолет, он сразу принялся думать о Тане.
— Как хорошо, что ты есть, — шептал он, отвернувшись к иллюминатору и скользя взглядом по причудливым нагромождениям облаков. Самолет пробирался между ними, словно искал выход из лабиринта. — Ты открыла мне целый мир, полный нежности. И пусть душа болит, это ничего. Так болит нога, когда с нее снимают жгут и восстанавливают кровоток. Моя душа была ранена, и я затянул на ней жгут, чтобы не истечь кровью и не погибнуть… Долгие годы она существовала отдельно от меня. Я был уверен, что она отмерла, пока не пришла ты и не сняла этот жгут одним движением руки. Теперь она болит, оживает… Чего бы я ни отдал, чтобы провести жизнь вместе с тобой! Но даже просто знать, что ты существуешь, — уже счастье.
Глава 6
Женщина с маленьким ребенком на руках сидела на топчане перед смотровой. Жена, что ли? Миллер скользнул взглядом по неубранным длинным волосам, растянутому свитеру и отчаянно заискивающему лицу.
— Доктор, он же на своих ногах пришел в больницу! — сказала она, крепко схватив его за рукав халата. — С ним все будет хорошо, правда? Он же сам пришел!
— Простите, я должен идти к вашему мужу. Осмотрю его и все вам скажу.
— Но это же не опасно? Правда же, не опасно?
Бедная, как она измучилась ожиданием! Как ей хотелось услышать обнадеживающие слова!
— Потерпите десять минут. И зачем вы притащили в больницу ребенка? Позвоните кому-нибудь, пусть приедут, заберут.
Она растерянно покачала головой:
— У нас в этом городе никого нет…
Случай вполне обычный. По дороге домой на парня напали наркоманы. Слегка ударили по голове, отобрали бумажник. Парень решил, что отделался легким испугом, и пошел домой. Утром почувствовал себя неважно, обратился в травмпункт. Пока ждал в очереди, потерял сознание, начались судороги. Хорошо, что там сообразили не связываться со «скорой», а привезли на своем транспорте, все-таки немного времени сэкономили. Диагноз внутричерепной гематомы был ясен Миллеру еще до того, как он осмотрел больного. Нужна бы, конечно, компьютерная томография, но это значит — опять терять время, которое и так упущено…