й!»
Танин шопинг занял много времени, и домой она попала в десятом часу.
— Где ты болталась? — грозно спросил Борис, выходя из комнаты. — Господи, что за вид?
— Сменила имидж, — улыбнулась она.
— Очень остроумно. У тебя новое пальто? И сапоги? — Максимов цепко разглядывал ее. — Сумка?
Таня медлила снимать свою чудесную серую куртку. Если Борис так реагировал на ее новую верхнюю одежду, что же будет, когда он увидит, так сказать, внутренние слои?
— Ты что, все это купила?
— Ну да. Мне идет?
Делая вид, что не замечает его возмущения, Таня покрутилась вокруг собственной оси и не удержалась — кинула взгляд в зеркало.
— И сколько же денег ты истратила, позволь осведомиться?
— Почти всю зарплату. Но не переживай, на хозяйство хватит.
— Немедленно дай сюда чеки!
— Зачем? Я не скрываю, что профукала все жалованье.
— Вот именно, профукала! А какое ты имела на это право?
— Но это же мои деньги.
— Что значит «мои»? Кажется, ты пока еще моя жена и должна мне подчиняться!
Это старорежимное высказывание развеселило Таню:
— Должна, но не обязана!
И она бесстрашно сняла куртку, явив взору Бориса пиджак и прочие обновки.
— Давай сюда чеки, я сказал! И быстро раздевайся! Завтра же с утра пойдешь и вернешь вещи.
— Никуда я не пойду.
— Пойдешь как миленькая. И следующую зарплату отдашь мне всю до копеечки, раз не умеешь распоряжаться деньгами.
— Но ты же никогда не отдавал мне свою зарплату!
— А ты не путай божий дар с яичницей. Quod licet Jovi, non licet bovi. To есть что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Ох, как ее бесила привычка мужа украшать свою речь латинскими сентенциями!
Почему он такой? Жалкий, жадный… Почему орет на нее, вместо того чтобы полюбоваться, как хорошо она выглядит? Ладно, если бы она отравила ему жизнь, ругалась с ним по поводу и без!.. Но он всегда мог рассчитывать на ее помощь, поддержку и утешение. И вот еще что сейчас огорчало и оскорбляло Таню — Борис совсем ее не стеснялся! Он не боялся показаться ей жадным и грубым, а значит, ему было абсолютно наплевать на нее! Ведь с теми, кого мы любим, мы не такие, как есть, а такие, какими нам хочется быть.
Но для него получить тридцать тысяч ее зарплаты было гораздо важнее, чем сохранить доброе мнение о себе. Выбить из нее эти деньги, а там пусть считает его жмотом, не важно!
— Я развожусь с тобой, — сказала она устало. — Собирай вещи и уходи отсюда.
— Как интересно! Стоило один раз получить приличные деньги, как ты уже посчитала себя состоятельным человеком! Возомнила себя королевой говна и пара! Но учти, в клинике Розенберга тебя держат только до тех пор, пока ты моя жена, только из уважения ко мне! Скандальных дур и проституток там терпеть не станут. И отправишься ты в засранную районную больничку. Так что не очень-то выламывайся.
Оскорбления не тронули ее. Сейчас Таня чувствовала только глухую досаду на себя — как она могла терпеть это долгих десять лет?! В Борисе не было ничего, решительно ничего, за что его стоило если не любить, то хотя бы уважать. А она думала, что просто не умеет разглядеть в нем положительных качеств!..
— Боря, если я содержала нас двоих на жалованье медсестры, то одна тем более проживу, что бы ни случилось. Собирайся. У тебя, если мне не изменяет память, есть прекрасная комната в коммуналке.
— Но… — Глаза Максимова неожиданно забегали.
— А, ты ее сдал! — догадалась она. — Значит, ты специально говорил мне, что соседи не разрешают тебе сдавать комнату, чтобы не делиться со мной доходами. Бог с тобой, Боря, я никогда на твои деньги не зарилась. А теперь мне наплевать, что твоя комната занята. Уходи.
Первый раз в жизни она видела его растерянным.
— Почему это я должен уходить?
— Потому что это моя квартира.
— Интересно! А то, что я прожил здесь десять лет, ничего не значит? Я делал ремонт, покупал вещи, а теперь должен все бросить и уйти?
— О чем ты говоришь? — спросила Таня. — О деньгах, о вещах… Ты боишься потерять свой дурацкий телевизор, а то, что ты теряешь жену, ничего не значит?
Взбудораженная покупками, а потом расстроенная созерцанием Миллера в магазине для беременных, она была не в состоянии реагировать на фирменные испепеляющие взоры мужа. Она обошла его, как неодушевленный предмет, и принялась раскладывать новые вещи по полкам шкафа.
В принципе у Бориса и на этот раз все могло получиться, подойди он к делу чуть потоньше. Но он нарушил важное правило — нельзя внушать женщине, какая она дура, если она только что удачно постриглась и покрасилась.
— Если хочешь, я помогу тебе собраться, — спокойно сказала Таня. — Возьми смену белья на первое время, а потом наймешь машину и заберешь все, что тебе нужно.
— Ты соображаешь, что делаешь? Гонишь меня на ночь глядя на улицу!
— Не на улицу. Я знаю, что у тебя есть собственная жилплощадь, а о том, что она занята, я, наоборот, ничего не знаю. И знать не хочу. Давай не будем ругаться, а? Я твердо решила с тобой разойтись, никакими скандалами дело не исправишь, выяснять, кто из нас больше виноват, я тоже не хочу. Давай мирно соберем твои вещи. Я даже могу вызвать тебе такси.
— Ты сама-то себя слышишь? Почему, если ты хочешь развестись, уходить должен я? Не хочешь ночевать со мной под одной крышей — уходи сама. А я не собираюсь болтаться на улице, оттого что тебе вожжа под хвост попала.
Таня вдруг вспомнила, что сегодня по телевизору покажут ее любимый фильм «Алая буква» с Деми Мур. «Вот бы он убрался до начала фильма, и я посмотрела бы телевизор в свое удовольствие!»
— Борис! Ты же умный человек, рассуди сам. Ты жил в моей отдельной квартире, всегда был накормлен, обстиран и обглажен. Я была тебе настоящей прислугой, только без жалованья. Ты жил как хотел. И за это мне нужно было от тебя так мало, Боря! Всего лишь, чтобы ты при каждом удобном и неудобном случае не разражался лекцией о том, какая я глупая, ленивая и непривлекательная женщина. Все, дорогой! Больше я не хочу слушать этот бред.
…Чуда не случилось, Борис не ушел.
«Ну и черт с тобой!» — решила Таня и отправилась ночевать в гостиницу. Одну ночь она может себе позволить.
Взяв самый дешевый одноместный номер, она первым делом приняла душ, а потом, завернувшись в полотенце, позвонила родителям. Дома был только отец, мама, сказал он, ушла к соседям доить брыкучую корову. Таня представила, как мама бредет по тропинке в кромешной тьме, светит себе под ноги фонариком, и ей так захотелось к родителям, домой…
— Пап, я с мужем развожусь.
— Честно?
— Да.
— Слава тебе Господи! Ты меня обрадовала.
Таня вздохнула и потянулась к новой сумочке. Там была спрятана одинокая сигарета, купленная в ларьке. Самое время успокоить нервы. Она закурила и грустно сказала:
— А я даже не знаю, радоваться мне или огорчаться. Все-таки мы десять лет прожили…
— То есть ты готова позволить ему испакостить тебе всю оставшуюся жизнь только на том основании, что он уже так делал десять лет? — спросил отец. — Нет, ну логично! Правильно все!
— Пап, разве могло так быть, что он делал мне только плохое? Наверняка и хорошего много было, просто я не ценила и не понимала его.
— У тебя что, температура? Бред? Скажи-ка, ты была счастлива с ним?
— Нет…
— Ты просто боишься перемен. Но любые перемены пойдут тебе только на пользу. Ни о чем не волнуйся, дочь, ты все делаешь как надо.
После Таня позвонила Борису.
— Я хочу, чтобы завтра тебя в моей квартире не было, — сказала она. — Если ты не уйдешь добром, мне придется подать в суд. Детей у нас нет, так что нас разведут без особых проблем. — Таня вдоволь наслушалась душераздирающих историй о разводах подруг и считала себя настоящим специалистом по юридической части. — Собственником квартиры формально является мой папа, поэтому тебе при разводе не полагается ни миллиметра. И учти вот еще что. Если ты уберешься добровольно, я отдам тебе телевизор, холодильник, компьютер, стенку… Короче, забирай все, что душа пожелает. А если мы будем судиться, то все имущество пойдет как совместно нажитое и придется делить его пополам.
Следующую ночь она снова провела в гостинице. Эти сутки съели ее последние деньги, но сил ночевать под одной крышей с Борисом у нее не было. А потом он уехал, забрав все, что когда-либо покупал в дом. Даже набор тефлоновых сковородок.
Ну и хорошо, зато следа от него не осталось, радовалась Таня, вывешивая пакет с мясом за окно. Придется жить без холодильника по крайней мере месяц, а то и дольше. А если Борис выполнит свою угрозу и Розенберг ее выгонит, то намного-намного дольше.
Глава 10
Лесная дорога, почему-то вымощенная булыжником, привела Миллера к озеру, и он понял, что заблудился.
Моросил дождик, такой мелкий, что капли не падали на землю, а висели в воздухе, и казалось, что на землю спустилось облако. На узкой песчаной косе расположилось несколько неподвижных рыболовов, по-средневековому страшных в своих куртках с огромными капюшонами. Вдруг мимо Миллера пробежала большая крыса и исчезла в зарослях камыша, шелест которого разносился далеко-далеко в сыром воздухе. Сквозь затянутое тучами небо еле пробивалось блеклое осеннее солнце, и ему показалось, что он выпал из времени и пространства и теперь будет стоять на берегу так же незыблемо, как эти рыболовы.
Чтобы развеять чары, он достал сигареты. Теплый огонек зажигалки на мгновение оживил серую хмарь.
Как же ему теперь попасть в эту районную больницу? А может быть, это судьба его кружит, не хочет, чтобы он достиг цели? Нет, кажется, его странный маршрут имеет вполне естественное объяснение. Когда сотрудница отдела кадров говорила «с электрички налево», она думала, что Миллер поедет из районного центра, а он приехал из Петербурга. Нужно вернуться на станцию и пойти в противоположном направлении, только и всего.
Проблема трудоустройства оказалась намного более серьезной, чем он думал вначале. Он-то считал, что сможет украсить собой любое медицинское учреждение, но, похоже, никто другой этого мнения не разделял.