— Учить теннису — это работа? — фыркнула она.
— Вот так все и думают, — ответил Чак. — Если твоя работа — для кого-то спорт, то это и не работа вовсе. А на самом деле я каждый день пять или шесть часов даю уроки, на жарком солнце, стоя, и так почти каждую неделю моей жизни.
— Бедный мальчик, — сказала она. — Как же ты представляешь себе отдых?
Чак оглядел ее с головы до ног:
— Ты пока слишком мало выпила, чтобы я тебе рассказал об этом.
Она от души рассмеялась и протянула ему свой стакан.
— Пожалуй, мне лучше самой пойти работать, чтобы это узнать, — сказала она.
— Я как-то раз был на вечеринке в Палм-Бич, — сказал он, — и беседовал с известным писателем, романистом; не припомню сейчас, как его зовут. К нему подошла какая-то женщина и сказала, как ей нравятся его книги, а затем спросила, чем он зарабатывает на жизнь! Ну, вроде как его книги так весело читать, что писать их — это, конечно, не работа.
— Хорошо, хорошо, ты меня убедил, сдаюсь, — рассмеялась она. — Ты тяжким трудом зарабатываешь на жизнь, хотя и делаешь это на теннисном корте.
— Так-то лучше, — сказал он, принимая у нее пустой стакан. — Теперь ты заслужила еще один коктейль. — Он взглянул в сторону автостоянки как раз вовремя, чтобы увидеть, как Турок медленно разворачивается на своем мотороллере. Хорошо: теперь этот шпик увидел его с другой женщиной. — Значит, — сказал он Мэг, — ты пока что живешь на яхте?
— Почти год как. Сказать по правде, когда Дан предложил мне отправиться в это путешествие, я думала, что меня вряд ли хватит на две недели. Но это захватывает — если ты можешь привыкнуть жить в стеклопластиковом гробу и принимать душ сидя.
— Мне кажется, я пару раз видел, как ты принимала душ стоя, — сказал он.
Она некоторое время не могла понять, о чем он.
— О, ты имеешь в виду в кокпите. Да, я уж точно предпочла бы делать это таким вот образом, если даже...
— Если даже соберется толпа желающих посмотреть, как ты это делаешь? — спросил он. — Так ты этого добилась, ты же знаешь. Половина гавани болталась где-то поблизости, когда ты окатывала себя из шланга.
— Ну какого черта, — рассмеялась она. — Я не собираюсь позволить каким-то зевакам смутить меня.
— Ты привыкла к зевакам, как я вижу. Она покраснела:
— Таков мой удел, наверное. Если проводишь большую часть жизни в бикини...
— В полу-бикини.
— А ты против?
— Ничуть не бывало. Я рассматриваю тебя как часть вида, открывающегося с моей яхты. — Он положил бифштексы на решетку жаровни. — Ты предпочитаешь свое мясо в таком виде?
— Ты что, хамишь мне? — игриво спросила она.
— Прости, я спрашивал о твоем бифштексе.
— Средне зажаренным.
— Я тоже: так проще есть ужин. Побудь здесь, мне нужно спуститься вниз и поставить вариться рис.
Он сделал это, и когда снова поднялся на палубу, она переворачивала бифштексы.
— Они пахнут чудесно, — сказала она.
Он нагнулся и понюхал у нее за ухом.
— Ты тоже, — сказал он.
Когда он выпрямился, то увидел, что Турок сидит у воды в морском баре, лакомясь рагу из моллюсков. Он поцеловал Мэг в шею специально для Турка. Впрочем, не только для того, чтобы Турок это увидел.
— Если ты будешь продолжать этим заниматься, мы никогда не доберемся до бифштексов, — сказала она.
Он отошел в сторону, чтобы сделать себе еще коктейль.
— Я подожду до десерта.
— А что у нас на десерт?
Его так и подмывало сказать, что на десерт будет она, но он удержался.
— Мороженое, — ответил он.
— На яхте?
— На этой яхте есть морозильник, — сказал он.
— А что за мороженое?
— А это сюрприз.
— Обожаю сюрпризы, — сказала она.
— Подожди немного, — ответил он.
Он перекатился на спину и протянул руку за мороженым, затем поднес ей ко рту полную ложку.
— М-м-м, — сказала она, — с хрустящими вафлями, мое любимое.
— Я знал, что тебе понравится.
— Откуда тебе было знать?
Он пожал плечами:
— Просто мне показалось, что такой женщине, как ты, должно прийтись по вкусу с хрустящими вафлями.
Ему нравилась эта женщина. «Слава Богу, что она замужем, — подумал он. — Здесь я мог бы как следует влипнуть».
Она отбросила подушки и села в двойной койке, стукнувшись головой о потолок каюты.
— Ох, — сказала она.
— Забыла, что ты на яхте?
— Я не привыкла, что на яхте может быть так тесно.
— Ну, здесь только кают-компания, носовой отсек и эта каюта.
— Никакого места для гостей?
— Нет, если только они не соглашаются спать со мной.
— У меня почему-то такое чувство, что я не первая гостья, разделившая с тобой эту койку.
— Признаюсь, — сказал он. — До тебя здесь побывали и другие женщины.
— Нельзя сказать, что мы так уж строго следовали правилам безопасного секса, — сказала она.
Он оторвал голову от подушки.
— А ты разве не уверена, что здорова? — спросил он, слегка встревожась.
— Я-то вполне, — сказала она. — Я сомневалась насчет тебя.
Он поднял вверх руку.
— Абсолютно здоров, — сказал он. — Клянусь.
— Ты проверял кровь?
— Три месяца тому назад, — ответил он.
— И как много женщин у тебя было с тех пор?
— Только вполне безопасные, — ответил он. — О цифрах лучше не будем.
— Что, они столь скандальные?
— Скандально низкие, — ответил он.
Она прильнула к нему и провела ладонью по его животу.
— У меня тоже, — сказала она.
— Надо надеяться, — ответил он. — Это была замужняя женщина, вроде тебя.
— Я замужняя? — спросила она. — Вот еще.
У него упало сердце.
— А как же Дан?
— А что Дан?
— У него та же фамилия, что и у тебя.
— Наша мать так захотела.
— Он твой брат?
— От рождения.
— Ох, и попутал же меня...
— Что ты сказал?
— Я сказал, и попутчик тоже.
— Ах вон что. Тебя это почему-либо беспокоит, что я не замужем?
— Ну, беспокоит — это не совсем то слово, — сказал он.
«Ужасает — вот нужное слово», — подумал он.
— Я не верю в брак, — сказала она.
— Ну, это уже что-то.
— Мне кажется, что ты тоже не веришь в брак.
— Только для тех, кто женат.
— Я на это вот как смотрю, — продолжала она, — если тебе вдруг так уж станет невтерпеж выйти замуж, то все, что нужно сделать, это вдвоем исчезнуть на несколько дней, а когда ты вновь появишься, сказать своим друзьям: «Мы поженились». И все скажут: «Поздравляем». Затем, когда ваши отношения уже не могут продолжаться, вы снова исчезаете на несколько дней, и когда снова появляетесь, говорите друзьям: «Мы развелись». И все скажут: «Поздравляем».
— Думаю, это очень разумно, — сказал Чак. — Ты очень здравомыслящая женщина.
— Хочется думать, что да.
— Но то, что ты делаешь здесь, совсем не помогает мне сохранить благоразумие.
— Очень рада это слышать, — сказала она, поцеловав его в живот. — И когда я сделаю с тобой все, что хочу, ты станешь очень непрактичным.
Так оно и вышло.
Глава 16
Чак отправил Мэг обратно на ее яхту сразу после завтрака и был рад, что в тот момент Дана не было поблизости. Ему не очень-то хотелось встречаться в то утро с ее братом.
Когда он ехал на работу, новая мысль пришла ему в голову. В первый раз он начал подумывать, не завязать ли ему с Клэр Каррас. Видит Бог, ему нравилось бывать с ней в постели, но он подумал, что быть в постели с Мэг ему понравилось еще больше, и Мэг вообще ему больше нравилась. Мэг была умнее, веселее и симпатичнее, чем Клэр, и она имела то дополнительное преимущество, что у нее не было мужа, нанимавшего частных детективов.
Кстати, что касается частных детективов, то Турок исчез. Его нигде не было видно ни рядом с гаванью, ни рядом с теннисным клубом, и когда в конце дня Гарри и Клэр приехали поиграть в теннис, он не следил за ними.
С Гарри, однако, было что-то не то. Он был по-прежнему достаточно любезен, но более резок. Затем он удивил Чака.
— Ты думаешь, что навсегда избавился от нервных срывов? — спросил он Чака.
— Прошу прощения? — не понял Чак.
— Ты сорвался в Уимблдоне. Ты уже покончил с этим? Теперь у тебя все в порядке с нервами?
— Мне так кажется.
— А мне нет.
Чак посмотрел на Клэр. Она выглядела встревоженной.
— Почему ты говоришь мне это, Гарри? — осведомился теннисист.
— Я думаю, что ты прирожденный слабак, Чак. Когда тебя прижмет, ты теряешь самообладание.
— Какие у тебя есть основания это утверждать? — спросил Чак, удивляясь, какое направление принимает разговор.
— Моя собственная интуиция, — сказал Гарри. — Мне кажется, что стоит мне увидеть слабака, я понимаю, что он слабак.
Клэр смотрела себе под ноги.
— Гарри, перестань, ты начинаешь грубить.
Гарри пропустил ее реплику мимо ушей.
— Вот что я тебе скажу, — заявил он, — я дам тебе шанс доказать мне, что я ошибаюсь.
— Это очень мило с твоей стороны, Гарри, — ответил Чак.
— Я сыграю с тобой три гейма за тысячу долларов.
Чак воскликнул:
— Тысяча долларов! Это неслыханно, Гарри!
— Три гейма, — повторил Гарри. — Больше этого я играть не буду, так как твоя относительная молодость дала бы тебе слишком большое преимущество. Я подаю в двух геймах, ты подаешь в одном — это несколько уравняет наши шансы.
— Послушай, Гарри, мне не нужны твои деньги, — сказал Чак.
Виктор слышал все это, и теперь он вступил в разговор:
— В чем дело, Чак? Разве ты не можешь найти применение тысяче долларов?
Еще как могу, подумал Чак. У него в банке лежало на счету около двенадцати сотен, но ему было нужно кое-какое новое оборудование для яхты, и тысяча долларов пришлась бы очень кстати.
— Гарри, здесь я профессионал, и я моложе тебя на двадцать лет. Не думаю, что это было бы честно.
— Честность здесь совершенно ни при чем, — сказал Гарри. — Я просто хочу кое-что доказать.