никогда отсюда не выбралась. И могла лишь поражаться, с какой легкостью дон Эстебан, племянник дона Эммануэля, худощавый седой мужчина, которому самому уже было за семьдесят, находил здесь дорогу, всегда зная, куда именно надо повернуть.
День перешел в вечер, солнце клонилось к закату, над головой нависали деревья. Темнело. В воздухе роилась ночная мошкара, неутомимо ища, где бы поживиться кровью. Отмахиваясь от облака москитов, Леони услышала птичий крик на длинной плавной ноте, постепенно возрастающий и резко заканчивающийся повторяющимся глухим звуком. Этот звук издавала черно-желтая птица. Мэтт объяснил, что она называется кассик-оропендола. Ее пение было таким жалобным и тоскливым, что Леони моргнула, сдерживая слезы.
Мэтт сидел рядом, держа румпель. Мотор работал на низких оборотах, и Мэтт рулил, прислушиваясь к указаниям сидящего на носу лодки дона Эстебана. Река стала еще уже, метра четыре, в воде было много гнилых стволов и листьев. Вскоре они уперлись в дерево, целиком перегородившее реку наподобие моста. Дон Эстебан несколько раз умело махнул мачете, припасенным им на такой случай, срубил ветки, и они смогли протиснуться под деревом.
Прошли еще километра три. На джунгли опустилась ночь. Дон Эстебан дал Мэтту знак сворачивать в левый рукав, еще более узкий, едва шире катера. Еще несколько протоков, и группа Леони оказалась в широкой лагуне, заросшей огромными кувшинками.
Небесный свод окрасился в цвет лилового бархата, едва осветленный красными лучами заката, вода лагуны была похожа на темное зеркало. Леони понравилось ощущение свободы и простора, и она лишь скрипнула зубами, когда они пересекли лагуну и начали с трудом продираться сквозь кувшинки, входя в следующую узкую протоку. Она поглядела через плечо на Мэтта.
— Не знаю, как эти люди, которые на нас охотятся, собираются нас здесь искать, — проговорила девушка. — В таком-то лабиринте…
Хотела бы Леони быть такой же уверенной, как и ее слова.
Мэтт кивнул.
— Для этого нужно очень хорошее знание этих мест, каковым, я надеюсь, наши противники не обладают… так ведь, Мэри?
Мэри Рак прикусила губу.
— Я не настолько в этом уверена. Если сам Аполинар и не знает этих мест, наверняка у него здесь есть союзники.
Она заговорила по-испански с доном Эммануэлем, а затем перевела остальным его ответ.
— У шипибо тоже есть брухо, темные колдуны, которые, скорее всего, помогут Аполинару. Но шаман, чьей защиты мы ищем, могущественнее их всех, вместе взятых.
Только в середине ночи, руководствуясь лишь неверным светом луны, они подошли к крохотной деревеньке, расположившейся у излучины протоки. Леони увидела на берегу небольшую малоку, крытую банановыми листьями и поставленную на короткие сваи посреди островка, не превышающего размерами теннисный корт; вокруг него плотной стеной стояли непроходимые джунгли.
На полдороге от плавно спускающегося к протоке берега их ждал невысокий сутулый мужчина, поднявший руку в приветственном жесте. Мэтт заглушил мотор, катер по инерции прошел последний метр и уткнулся в берег. Зазвучали приветствия на языке шипибо. Мужчина на берегу явно ожидал увидеть Эстебана, но, заметив дона Эммануэля, явно обрадовался и побежал ему навстречу, чтобы помочь сойти на берег.
Леони, Мэтт, Баннерман и Мэри не представились дону Леонсио Ампаро, пока он не провел их в малоку, где зажег несколько парафиновых ламп и поднял боковые занавеси, чтобы ветер мог свободно гулять по комнате.
Этот шаман был, на взгляд Леони, не слишком привлекателен. Босой, в заляпанных грязью хлопчатобумажных штанах и драной рубашке, небольшого роста, некрасивый лысеющий мужчина. Его лицо смахивало на лягушачье — плоский нос, выпученные карие глаза, коротенькие худые ноги, сутулая спина, — неприглядная картина. Единственное, что не вписывалось в образ, — мускулистые руки и широкие плечи. Угадать его возраст было сложно — может, лет пятьдесят, — но от его взгляда на Леони снизошло спокойствие, и она почувствовала себя уютно и безопасно. У нее было такое впечатление, что она наконец вернулась домой. И эти чувства полностью перекрыли физическую непривлекательность шамана.
Он идеально говорил по-английски — и тут же подметил сходство их имен, имевших в основе корень «лев». Шаман обладал низким и рокочущим голосом, со странным акцентом жителя Новой Англии. Когда Леони похвалила его знание английского, он ответил просто:
— Протестанты хорошо меня выучили.
— Протестанты?
— Миссионеры. — В его голосе проскользнуло недовольство. — Американцы. Они наводнили весь бассейн Укаяли, как будто у них личные счеты к нашей культуре. Пытаются убедить нас, что наш духовный путь — зло, подкупить нас деньгами, едой, в конце концов, школами для наших детей — и все для того, чтобы мы приняли Христа.
— Похоже, вас они не подкупили.
— Нет. — Шаман криво улыбнулся. — Я от них сбежал.
Он посмотрел на дона Эммануэля.
— Я прошел через испытания. Этот великий человек принял меня в ученики, и я вступил на путь шамана. Выяснилось, что для меня этот путь — самый правильный.
Тем временем Мэри перевела его речь на испанский для дона Эммануэля. Тот тоже что-то буркнул в ответ, и Мэри перевела на английский.
— Ученик давным-давно превзошел учителя.
Видимо, невероятная дисциплина, настойчивость, сила воли и долгое время, проведенное в джунглях в одиночестве в поисках истины, в видениях с помощью айяхуаски, превратили дона Леонсио в шамана высочайшего уровня. Он никогда не хвастался своими умениями и девять месяцев в году странствовал по джунглям, от деревни к деревне, исцеляя людей и принимая в оплату лишь пищу, ночлег и скромные дары крестьян. Остальные три месяца он проводил в своей деревеньке, в совершенной глуши, ведя отшельнический образ жизни. Лишь дон Эстебан и еще один близкий друг знали, где его найти.
Леони и ее друзья быстро поужинали рыбой и бананами. И ни слова о причинах их приезда. Девушке показалось странным, что до сих пор никто даже не упомянул об истинной цели их приезда. Это было можно объяснить только правилами гостеприимства племени. Но… «Какого черта, — подумала она, — давайте ближе к делу! Я здесь лишь затем, чтобы выпить айяхуаски вместе с доном Леонсио и снова отправиться на помощь Рии!»
Но Леони не стала говорить этого вслух. После ужина дон Эммануэль отвел дона Леонсио в сторонку, и они уселись, скрестив ноги, у стены малоки и заговорили на шипибо. И Леони успокоилась. Она не понимала, о чем они говорят, но несколько раз расслышала свое имя и чувствовала, как разговор становится все напряженнее и серьезнее. Должно быть, дон Эммануэль ввел дона Леонсио в курс дела.
Леони вдруг почувствовала усталость, так, будто не спала целую неделю, и, свернувшись калачиком, улеглась в гамак, висящий между двумя шестами, поддерживающими крышу малоки.
Она слышала размеренный гул голосов, плеск воды, тихий смех.
Леони не собиралась закрывать глаза, но за считанные секунды провалилась в сон и оказалась все в той же самой комнате дешевого мотеля, сидя на краю кровати и глядя на мерцающий экран телевизора. От него все так же исходил ужасный хриплый тихий шепот.
— Убей себя… сделай это. Ты знаешь, что так надо.
Несмотря на то, что она вовсе не хотела этого делать, ее снова одолело чувство неизбежности и правильности этого приказа, Леони не только не хотелось протестовать и что-то доказывать, она была в абсолютной власти этого голоса.
— Я готова, — ответила она.
— Есть ли вокруг другие? Они смотрят на тебя?
— Да.
— Джунгли близко?
— Да. Очень близко.
Повисла тишина. Голос перешел в тихий шелест, девушка едва могла уловить смысл слов, заглушенных помехами и шипением сломанного телевизора.
— Когда все вокруг заснут, ты пойдешь в джунгли. Иди тихо, так, чтобы тебя никто не увидел и НИКТО НЕ ОСТАНОВИЛ…
В этот момент плеча Леони коснулась рука, и девушка тут же проснулась. Дон Леонсио, Мэтт, Баннерман, Мэри и дон Эммануэль стояли вокруг ее гамака. Леони была вся в поту, к холодному лбу прилипли пряди волос. И она никак не могла унять дрожь в руках. Натужно всхлипнув, девушка резко поднялась, пытаясь успокоиться. Она чувствовала себя так, как будто ей пришлось бежать марафон, воздуха не хватало, а ногу свела судорога. Чтобы прийти в себя, Леони с силой вдохнула.
Дон Леонсио попросил остальных отойти. Затем достал большую мапачо, прикурил ее и принялся распевать странную икаро, совершенно неземную, окуривая Леони клубами ароматного дыма. Ей стало немного легче. Спустя полчаса она собралась с силами и смогла рассказать о том, что случилось.
Похоже, проспала Леони совсем недолго. Однако за эти краткие мгновения дон Леонсио почувствовал — «Я выработал в себе эту способность!» — что какая-то злая сущность пытается воспользоваться ее пограничным состоянием.
— Эта сущность разумна, но это не человек…
— Это Джек, — простонала Леони, выбираясь из гамака. — Хренов демон. Он пришел ко мне во сне. Убедил меня в том, что я должна покончить с собой.
— Хренов демон, да? — кашлянув, переспросил дон Леонсио. — Не тот ли, о котором рассказал дон Эммануэль? В каком виде он предстал перед тобой?
— Никак он не выглядел. Пока что это лишь бесформенная тень. Разве дон Эммануэль тебе не сказал? Он говорил со мной сквозь помехи на экране телевизора.
— Что он сказал? Вспомни как можно точнее.
Леони попыталась все вспомнить.
— Он все время убеждал меня, что я должна совершить самоубийство. Спросил, есть ли вокруг люди. Даже спросил, есть ли поблизости джунгли.
Лицо Леонсио расплылось в широкой улыбке, и он стукнул кулаком по ладони.
— Так и знал! — воскликнул он. — Он не знает, где ты.
— Почему ты так уверен? — спросила Леони. — Он же был здесь, прямо в моем сне.
— Он потерял контакт с тобой, когда я тебя разбудил. Теперь, если он обратит на нас свой взор, я это почувствую. — Шаман перестал улыбаться. — Но не следует его недооценивать. Даже то, что он нашел тебя в мире снов, свидетельствует о его немалом могуществе…