Я настаиваю! Тому, кто придумал родителей, не мешало бы хорошенько прочистить мозги или… что там у него есть!
Сначала исподволь, потом всё более явно и настойчиво эти создания мрака подтачивали нашу идиллию. Если бы вы знали, во что им удалось превратить всего за несколько лет мои божественные создания! И при всём моём космополитизме я вынужден признать, беря грех исключительно и только на себя, что мамам моих подопечных в изобретательности порочных представлений о жизни не было равных!
Результат «совместных» усилий не замедлил сказаться.
1978 год, 3 августа, 17.03.
Смирнов Андрей Вячеславович — умный, проницательный, но неудовлетворённый жизнью, склонный к самокопанию, вечно индульгирующий субъект, с ярко выраженным поэтическим талантом, покидает отчий дом с подсознательным намерением убедить себя в том, что всё лучшее в Мире существует для кого угодно, только не для него.
1978 год, 3 августа, 17.03.
Фридман Игорь Миронович — умный, проницательный, но неудовлетворённый жизнью, склонный к самокопанию, вечно индульгирующий субъект, с ярко выраженным поэтическим талантом, принимает решение во что бы то ему ни стало вырваться из цепких лап провинциальной действительности и доказать всему Миру, что и он достоин всего самого лучшего.
А я, мучимый единственно беспокойством никого не подвести, разрывался между ними обоими.
Как я мог пропустить тот момент, когда они начали чувствовать и воспринимать друг друга как собственное подсознание?! Не понимаю. Видимо, оказавшись в столь странных обстоятельствах, я не смог своевременно определить и оценить все свойства случившегося с нами казуса. И я, стараясь сделать всё как можно правильнее, с величайшим сожалением отмечал, что не успеваю нигде. О чём вы сами сможете здраво рассудить, взглянув на следующие факты.
Сомнения Андрея Вячеславовича на предмет того, что вирши, творимые им на длинном жизненном пути, не принесут никакого плода ни ему, ни Миру, каким-то образом передались Игорю Мироновичу. И последний под давлением якобы собственного решения и обстоятельств в виде неунывающей мамы перебрался в Москву. Где и поступил в престижный технический вуз.
И наоборот — Андрею Вячеславовичу на подсознательном уровне передалось стремление Игоря Мироновича доказать всем и вся, что у него тоже есть зубы, к чему, как вы понимаете, он был менее всего способен. А неумолимая логика духа противоречия заставила его покинуть родной город «в поисках удачи», как он сам говорил, плохо представляя себе, что эта удача должна для него значить.
Закончив вуз и приклеив диплом на стене туалета съёмной квартиры, сообразно историко-экономическим обстоятельствам в стране, Игорь Миронович, цитирую: «захватил свою нишу», в коей и пребывал окончательно, имея в Душе непреходящую печаль и тоску по несовершенному Миру.
Андрея же Вячеславовича судьба, мотая разнокалиберными испытаниями, заводила во всё более узкие и извилистые свои коридоры. И в конце концов привела в небольшой домик на окраине города Саратова, где он и осел окончательно, пописывая всякую белиберду для местной малотиражной газетёнки, добывая тем самым на хлеб насущный, которого хватало только на поддержание жизни в его измотанном теле и непреходящей печали и тоски в Душе.
Если вы помните, я обещал рассказать, почему, решив поведать вам эту историю, я остановил свой выбор на Андрее Вячеславовиче. Дело в том, что, открыв человеку правду о его судьбе при жизни, да ещё при столь редком сочетании обстоятельств, всегда рискуешь произвести независимые от истинных чаяний изменения и ввергнуть чистую Душу во мрак безысходности.
Именно поэтому долгие годы, разрываясь между ними и выбиваясь из сил, я всячески старался сгладить для этих людей неумолимый факт их несовершенства. Ровно до того прекрасного дня, когда на меня снизошло озарение: «А вдруг, — подумал я, — в нашем, отдельно взятом, случае триединство устройства Мира просто приняло иную форму? Нас же ТРОЕ! И в замкнутом пространстве казуса мы представляем собой микрокосм. Таким образом, — размышлял я дальше, — не я «супруг» Душам Андрея Вячеславовича и Игоря Мироновича, а они сами состоят в духовном «браке» друг с другом. Я же, оставаясь проявлением Божественного, есть Мир (Бог)». Но кто же тогда должен был «родиться» от их «брака»?.. Это был вопрос из вопросов. И я нашёл на него ответ. Единственным, что могло меняться, был Мир. То есть при данных условиях — я! Я — Бог Творящий, и я же — Бог Проявленный, то есть рождённый Человек. Всё сходилось! Я был на вершине благодати.
Постигнув правду о себе, привнесённую мною через прозрение, и Андрей Вячеславович, и Игорь Миронович, да и я, что там греха таить, вдруг перестали чувствовать себя в Мире одинокими и неполноценными. Каждый из нас, ощутив триединство внутри себя, воспарил Духом и вернулся к истокам. Правда, Андрей Вячеславович и Игорь Миронович сделали это весьма своеобразным способом. Ну откуда же мне было знать, что ощущение «триединства» у русских порой приобретает очень буквальное значение!
Недолго продлилась наша новообретённая гармония — промучившись пару лет неучтённой мной гениальной возможностью пить одному с ощущением того, что делаешь это в компании ещё двоих…
…27 ноября 2006 года в 21.45 Смирнов Андрей Вячеславович скончался от тоски с примесью низкокачественного алкоголя в количестве двух литров на ступенях роддома № 3 Рязанского района города Саратова…
и
…27 же ноября 2006 года в 21.45 Фридман Игорь Миронович скончался от тоски с примесью высококачественного алкоголя в количестве полутора литров на ступенях роддома № 3 Рязанского района города Москвы.
Упокоив отлетевшие Души и придав им лоска, насколько мне это было по силам, я переправил их в более спокойные места, сопроводив верительной грамотой: «Подателям сего, невольно пострадавшим, оказывать всяческое понимание, любовь и содействие».
«Такие дела», как сказал бы трепетно любимый мною романист двадцатого столетия вашего времени.
Да, чуть не забыл! Я ведь так и не объяснил, почему выбрал именно Андрея Вячеславовича. Всё очень просто. Духовный «брак» — это слияние двух половин, понятно? Нет?.. Я просто бросил монетку.
История же эта, записанная Андреем Вячеславовичем с моего благословения, до сих пор лежит в груде нераспечатанной корреспонденции в редакции журнала «Путь к себе» города Саратова.
Прощайте!
Извините, до свидания.
Мы маленькие дети
Я проснулся сегодня утром
и верите
объявляют слышу,
что нефть
закончилась на планете
выхожу
и с тоскою
гляжу
на миленький грязный
автомобильчик
эти мерзавцы
изобрели вечный двигатель
ещё в прошлом веке
и держали
его
у себя в сарае
а заодно
эликсир бессмертия
и детали
карманного солнца
но нефть закончилась
и что-то придется
им вынести
на свет Божий
для всеобщего народного ознакомления
и я представляю
какие у нас опять будут
рожи
от так называемого удивления.
Здравствуйте! «Тому, кто меня найдёт»… Шутка!
Глупо, да? Это только так кажется.
Я попал в такую же ситуацию, как герой Фарады в новогодних «Чародеях», — не то чтобы потерялся, просто не могу выбраться. Двигаюсь, но КПД куда меньше, чем у паровоза Черепановых. Коэффициент полезного действия — для тех, кто плохо учился в школе.
Я в школе учился хорошо. Даже отлично. Журфак МГУ закончил с красным дипломом. МГУ — это… Анекдот такой есть. Прапорщик вышагивает перед строем новобранцев:
— Фамилия?
— Иванов!
— Что на гражданке делал?
— В ПТУ номер семнадцать околачивался!
— Молодец!
— Фамилия?
— Петров!
— Образование есть?
— Восемь классов средней школы!
— Так держать!
— Фамилия?
— Гаухман!
— Где учился?
— В э-эмгэу.
— Чего мычишь? Читать-то умеешь?
Моя фамилия не Гаухман, а очень даже Васильев. И зовут меня Юрий. Юрий Васильев — понятное и приятное русскому слуху титульно-национальное словосочетание. Даже псевдонимов выдумывать не надо. Очень красиво смотрится рядом с заголовками. Скажем, программная статья раздела «Культура» в журнале «Фитилёк»: «Быт современных русских ремесленников села Нижнее Кукуево». Автор Юрий Васильев. Никаких тебе этих претенциозных, потрясающих карающим глаголом в пространство Архангельских или обозревательниц содержимого светских тарелок Замарашкиных-Потоцких. Скромно, но с достоинством. Юрий. Васильев.
Извините, я отвлёкся.
Впрочем, спешить мне некуда, не к кому и незачем.
Я впервые за долгое время говорю с собой. Вернее сказать, я себя слушаю. Поэтому простите мне поток сознания. Видимо, я разучился формулировать свои мысли, ощущения, чувства. Разучился писать. Нет-нет, я был отличным новостистом «быстрого реагирования», прекрасным репортажником, изящным культурным обозревателем и даже отменным редактором. Моими портретными очерками зачитывались. Над проникновенными текстами из слегка остывших точек планеты читатели рыдали, засыпая мой электронный ящик благодарственными письмами. «Спасибо вам, что вы есть!», «Вы лучший» и «Юрий, пишите ещё!»
Но я разучился писать. Я мог только писать ещё. На заданную тему. В нужном ракурсе. Автоматически укладываясь в должное количество знаков. Хотя издание наше и было покрыто лёгким флёром оппозиционности, но вы же прекрасно понимаете, что некий процент негласно-официально разрешённых бунтовщиков всегда должен быть ингредиентом салата, скармливаемого общественному сознанию. Мы не были сугубо политическим изданием и лишь вскользь касались ироничными немногословными заметками деяний великих мира сего. Основное наше внимание было приковано к жизни и деят