Через месяц он тоже на улице оказался.
Пошли волнения — они ввели комендантский час для муфжчин.
Геноцид, жертвы публичных избиений… Бац! Закон о «Зоне муфжского отселения». Мол, для вашего же блага. И всех муфжиков — за 101-й.
Квартиры мои городские национализировали, машины — джип к военкомату прикрепили, седаны раздали пострадавшим от муфжского запаха. Хорошо хоть дом оставили. Он у меня аккурат на 101-м стоял. Как чувствовал своим отбеленным анусом. Так что мы теперь всё больше на сельхозработах. На среднее звено руководства муфжиков ставят постарше. Того же Петровича. Он к сельхозтехнике ещё со времён незапамятного муфжского засилья приучен. Особо нас не прижимают. Главное — зоны не покидать. Плюс спецраспределители для ветеранов и награждённых значком «Почётный донор спермы». Правда, меня последнее не касается — не способен. Физиологию, знаете ли, никакими гормонами не исправишь.
Так что живется нам в ФССР (Феминистическом Союзе Свободного Равноправия) хорошо. Муфжчинам в Феминхозах даже и лучше, чем в городах. Я, например, на конюшне работаю. В прошлой жизни, когда Люсильдой был, увлекался конным спортом — как пригодилось! Так что чищу лошадок, вывожу навоз, стрелку подрезаю, пою их, кормлю. Единственное неудобство — когда барышни приезжают на пикники, лицо прикрывать надо на манер марлевого намордника, так к этому быстро привыкаешь, да и от оводов летом, а по осени — от мух и клещей спасает. Хорошим работникам — поощрения всякие. Десятину сдал с приусадебного участка — остальное твоё. Интернет феминхоз оплачивает. Ах да, говорил уже. Петровичу вон не оплачивает. Так он, гад, моим пользуется. Ну и ладно. Он дядька хороший.
Я в фаворе — сценарии для корпоративок феминхозных пишу. Последняя, под лозунгом «Феминизм шагает по планете», на «ура!» прошла. А то я не знаю, что женщинам нужно говорить, будь они трижды феминистки и четырежды у власти. Я же всё-таки автор бестселлера «Тысяча и один способ навешать даме лапши». К тому же сам… того… немного женщина.
Так что с работы прихожу, чаю попью, душ приму, ноги побрею — всё чин чинарём. И в Интернет. Мне порносайты, как Петровичу, не нужны. Я в ФЖЖ. Душой отдыхаю. Там под женским ником зарегистрируешься и несёшь себе всё, что женско-женским равноправием дозволено. Могут, конечно, вычислить, но я — человек маленький. В политические дела не лезу, в ярых спорах «Хоронили муфжика — порвали три баяна» не участвую. Пишу себе рифмы незатейливые да рассказки короткие. Петрович не сдаст, свинья не съест. А Петрович — не сдаст. Он один знает, что я женщина, и никому ни полсловечка. Меня бы давно к стенке в поучительных целях. Из муфжика в бабу — так, по их логике, хоть смысл есть. Наоборот, даже подумать страшно, аж анус отбеленный ныть от страха начинает. С другой стороны, не будь этой операции — у меня бы уже десять лет из жизни вычеркнуло бы природой. А так мне всё ещё тридцать семь. Кто его знает, что там через десять будет?
— Я домой. Поздно уже. Завтра на работу.
— Ага. — Пока Петрович собирался уходить, я зашёл в туалет.
— Стоя! Муфжчины делают это стоя!!!
— Твою мать!!!
— Ошалел, Люсьен Иваныч? Не приведи господи, кто услышит, тебя же показательно кастрируют! — зашипел сосед. — Забыл, что ли?
— Твоего отца!!! — быстро поправился я.
[1] Муфжчина — крупный (зачастую рогатый) домашний скот (из БЭС 2022 г.)
Мы
Сколько гусей — столько мнений.
Стояла я как-то около подъезда самой обычной московской девятиэтажки и разговаривала о том о сём со знакомой. Вдруг краем глаза замечаю метрах в четырёх вылезшую из отдушины на отмостку дома крысу.
— Вот наглые! — тут же пискнула моя знакомая, тоже заметившая эту кошку, формами напоминающую мышь, и замахала руками.
Животные, конечно, опасаются резких движений. Но только не московские крысы.
Во времена повальной «демократизации» смена общественных ориентиров коснулась даже самых «низких» слоев населения, особенно на окраинах тайги, степей и горных хребтов.
Короче, городские крысы мутировали, далеко обогнав тараканов по степени готовности к ядерной войне. Они совсем потеряли страх и ведут теперь размеренную сытую жизнь в затхлых и бесконечных подземельях ветхих железобетонных сооружений века передовых коммуникационных технологий, выжив оттуда редкие стайки бронеподростков.
— Наглые! Какие наглые твари! — продолжала причитать моя собеседница.
А я, к слову, вспомнила одну историю, услышанную мною давным-давно от очень приятного молодого человека. Вот его рассказ.
«Вышло как-то раз так, что строил я дом в Швеции.
Заказчиками выступали два брата. Старший, Тор, был рейнджером — лесником по-нашему. Младший, Томас, — вполне успешный коммерсант. Настолько успешный, что, прикупив на двоих по случаю небольшой самолётик, приспособленный к приводнению на гладкие поверхности бесподобных северных озёр, братья решили на этом не останавливаться и заказать у «русских медведей» настоящий охотничий ригач. Спецификация на сторожку «бедных» охотников выглядела так (для тех, кто понимает): 12x12 метров, цельными хлыстами от комля диаметром 36–38 см, с цельнорублеными фронтонами, открытой террасой, и поставить вдобавок её надо было на сваи, забитые в скальную породу полуострова, который они прикупили под это дело вслед за самолётиком. Пацаны решили, значит, кому-то надо делать. А кому, как не мне, я вообще любитель острых ощущений.
Посему — не вдаваясь в предысторию — в один прекрасный день вместе с командой кулибакинских мужиков, что из-под Нижнего Новгорода, я высадился в аэропорту славного города Стокгольма.
Я-то ладно — там-сям уже успел побывать, а вот мужики мои… Ареал обитания: Кулибаки — Москва транзит — Можайск и обратно. А тут — СТОКГОЛЬМ! Их можно понять. Но всё равно было смешно.
Не буду рассказывать о забытых на родине сигаретах, взаимообразном «культурном шоке», особенностях перевода и прочем — это версия для более широких форматов.
Нам дом надо было строить. И какая разница — в Швеции или в нашем родном Заднем Проходове!
Поселили нас во вполне уютном коттедже на окраине небольшого шведского городка. Выделили машину. Проставились по-своему — чаем. И началось.
В первый же рабочий день мужики, заправски обследовав переданную им во временное пользование территорию участка под строительство, обнаружили небольшой сарайчик, оборудованный причал для самолёта и простую вёсельную лодку. В лодке и на причале ничего интересного не нашлось, а вот в сарайчике мои незатейливые строители быстренько обнаружили с пяток старых, но вполне пригодных сетей, чем и не преминули воспользоваться, опутав весь прекрасный залив с левой оконечности полуостровка.
Greenpeace нервно курит в углу.
Объяснить кулибакинскому мужику, что лось, пробежавший в двух километрах от деревни, — это животное и всё такое, — невозможно. Вся деревня поднимается «в ружьё», в смысле — в вилы и вообще, что у кого есть, и выдвигается в соответствующем направлении следа. Ибо в двух километрах пробежала ЕДА!
Например, со слов егеря (читай: браконьера), моего хорошего знакомого, что радушно принимает меня на ежегодное сафари в районе Северной Карелии, ежели лося к зиме в морозилку не упаковал — самому хоть туда ложись.
Это исконно русская традиция — добыча хлеба насущного из-под ног. Браконьеров у нас нет — есть люди, поголовно одержимые идеей выживания. Поэтому всё, что можно выловить, поймать, застрелить или насобирать, должно быть выловлено, поймано, застрелено, собрано и СЪЕДЕНО! Разумеется, в тёплой компании под воодушевлённые присказки в духе барона Мюнхгаузена. Такова правда жизни в стране, где столицы автономных таёжных участков занимают в лучшем случае один процент от общей площади «заповедника», по которому снует еда воистину в неограниченных количествах.
Установка сетей и обилие заходившей в них рыбы привели моих мужиков в норму, и работа потекла, как положено.
Вечера проходили однообразно: под мерный гомон шведских телеведущих парни пару часов набивали самокрутки на грядущий день из прикупленного по месту табака, ибо платить по три доллара за пачку сигарет четверо курящих, как паровозы, бугаев не собирались. Я их проблемы понимал, но не разделял. Ибо зарплаты организаторов процесса и исполнителей по традиции разнились на порядок.
Однако строительный бизнес не для трусов, и субординация никак не отражалась на дружелюбной атмосфере «полевой» сессии. Обмен был адекватный — парни зарабатывали на всех деньги, а я бесперебойно обеспечивал их всем необходимым, включая впечатления на всю оставшуюся жизнь.
Очередным утром в качестве приятной неожиданности в сетях был обнаружен гусь. Запутавшись, он не психовал, как наш — отечественный, а спокойно дефилировал, насколько позволяло натяжение сети. Сопротивления при задержании не оказал. Впоследствии, выпутанный, спокойно сидел под плетёной корзиной, придавленной поленом (кажется, это было лишним), флегматично ожидая дальнейшего развития событий. Будь это наш гусь — он бы уже шею свернул в борьбе за свободу, генетически зная о приготовленной ему участи. Но шведский гусь и подумать ничего другого не мог, кроме как, что посадившие его в клетку мужики были движимы единственным намерением задержать «чудное мгновенье».
Время приближалось к обеду — костёр был разведён, и вода в семилитровом котелке уже подавала признаки готовности к принятию ингредиентов будущего полусупа-полукаши из дичи. Серёжа — сегодня он по расписанию был за повара — мирно чистил картошку с морковкой на берегу.
Погода была ясная. В предвкушении вкусного обеда на свежем воздухе я курил, прислонившись спиной к сосне и прикрыв глаза. От перестука топоров, дружелюбной матерщины ребят за работой и вкусного запаха хвойной смолы меня отвлёк звук автомобильного сигнала. Я с неохотой поднялся и пошёл по тропке, опоясывающей косогор, — навстречу мне поднималась Элен, жена Тора.