Тайна муляжного двора
Зеркальная витрина озарена мягким неоновым светом. За стеклом на сказочном альпийском лугу мирно пасутся табуны дончаков, першеронов, чистокровных орловских рысаков, грузных владимирских тяжеловозов. Неподалеку — отары овец, стада коров и свиней…
Но тихо-тихо вокруг. Не слышно ни ржания, ни блеяния, ни мычания, ни хрюканья.
Альпийский изумрудный луг — это макет, а дончаки и прочие породы скота — муляжи. Что такое муляж? Точное лепное изображение животного или предмета из воска. Игрушка!
Над витриной вывеска:
ФАБРИКА СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ
УЧЕБНО-НАГЛЯДНЫХ ПОСОБИЙ
«АГРОПОСОБИЕ»
У витрины остановился мужчина средних лет, в кирзовых сапогах и белой расшитой косоворотке, с большим саквояжем в руках. Оглядевшись, он облегченно вздохнул, поправил фуражку и решительно переступил порог.
— Сам я буду из Сибири, с заявкой от зоотехнической школы…
Человек в спецовке встал из-за прилавка и, окинув проницательным взглядом приезжего, спросил:
— Чего изволите?
— Мне бы сердце в натуральную величину.
— Сердце? Не держим.
Приезжий лезет в карман, достает бумажку и медленно, с расстановкой читает:
— «Коров симментальской породы — три, овец рамбулье — две, хряка короткоухого — одного, селезня руанского, печенку горного мериноса…»
— Кое-что подберем, — обнадеживающе молвит продавец и тянется к полке. — Пожалуйста, симменталка — три красненьких, селезень руанский — четвертной…
Приезжий оторопел:
— Извиняюсь, вы не оговорились про селезня? У нас, видите ли, он живой — полтора целковых. А тут, поди ты, игрушка тридцать рублей!
— Не желательно ли что-нибудь из оборудования?
— А что у вас есть?
— Кормушка групповая на сорок целковых.
Ходок из сибирской зоотехнической школы молча повернулся и вышел с пустым саквояжем. А человек в спецовке опустился на табурет и уткнул свой скорбный лик в журнал «Сатирикон» за 1898 год.
…Муляжи покупаются туго. В магазине безлюдно, как в пустыне. Зато на фабричном дворе, за каменной оградой, шум, гомон, пыль столбом, словно на ярмарке в Сорочинцах.
Кто-то с грохотом тащит листы кровельного железа. Трехтонка, нагруженная автомобильными скатами, с лихой скоростью ныряет за ворота. Следом за ней спешат подводы с тюками мануфактуры, обуви, одежды.
Во дворе не муляжи, а все натуральное. И торгует товаром не тот флегматичный человек в спецовке, а сам Герман Германович — директор фабрики «Агропособие». Торгует гвоздями, фанерой, горбылями, хлопчатобумажными костюмами, шерстью, телефонными аппаратами, мазутом…
И откуда такой широкий ассортимент товаров на муляжной фабрике? Ясно, что не с луны свалился.
Прежде фабрика была самостоятельным предприятием. Она снабжала сельскохозяйственные учебные заведения наглядными пособиями. Затем ей пришили министерский «хвост». Был у министерства богатый материальный склад. Когда министерство реорганизовали, склад остался без хозяина. И тут кто-то надумал пристегнуть его к муляжной фабрике. Создали так называемый комбинат. Во главе этого «комбината» поставили Германа Германовича Капельмейстера.
На новом поприще Капельмейстер понял, что с воскового барана взятки гладки, с него и шерсти клока не сорвешь. Потому и занялся хвостом. А хвост пушистый — с годовым оборотом в десять миллионов рублей.
Склад создан, чтобы снабжать учебные заведения материальными принадлежностями, поставлять на стройку фанеру, кровельное железо, цемент, электрические провода. Капельмейстеру такая деятельность показалась узковедомственной. И он решил расширить сферу своего влияния. Учебные заведения ждут не дождутся дефицитных материалов, а «клиенты» со стороны получают их тюками да тоннами…
Ястребовскому тарному заводу Капельмейстер отпустил «в порядке взаимопомощи» шесть комплектов автопокрышек, пятьсот листов фанеры, снабдил его на многие годы резиновыми сапогами и спецовками. Две тонны кровельного железа да в привесок к ним десять тонн гвоздей «ссудил» он макаронной фабрике. Своему закадычному другу директор муляжного двора отгрузил бочку эмалевой краски, десять мотков проволоки, кресло-кровать, радиоприемник с проигрывателем, телевизор и телефонный аппарат.
Отгружал Капельмейстер не из-за любви к ближнему. У черного хода фабрики денно и нощно шла бойкая торговля. Фабрика «Агропособие» стала лавочкой темных дельцов.
Дабы замести следы незаконных сделок, торгаш повернул свою бухгалтерию на службу спекуляции. Тех, кто возмущался его махинациями, он увольнял. Тех, кто делал вид, что не замечает их, Герман Германович поощрял. Бухгалтер Миронов по приказу возведен в ранг перворазрядного мастера анатомического цеха. И хотя он понимает в анатомии не более чем крот в клинописи, зарплату получает вполне «анатомическую», вдвое выше бухгалтерской. Не появляясь в цехе и не будучи осведомленным о его месторасположении, Миронов ежемесячно расписывается в ведомости не только о зарплате. Ему как «производственнику» аккуратно начисляются премиальные за перевыполнение плана.
В том же цехе подвизается другой мифический мастер — бухгалтер Зайкина. В муляжном цехе витает тень бухгалтера Салтыковой, в макетном — снабженца Болконцева, в гербарном — бухгалтера Патокина. Машинистка Осетрова, молодая вдовушка с пышными локонами и розовым маникюром, значится по штату грузчиком на пятитонном автомобиле. Дважды в месяц Осетрова на минуту отрывается от пишущей машинки, подходит к кассовому оконцу и, черкнув в ведомости, получает зарплату и премиальные грузчика.
Вот как ловко объегоривают государственную казну Капельмейстер и его компания!
Но подачки сослуживцам — это лишь малая толика того, что Герман Германович положил себе в карман. Точную цифру уворованных у государства денег назовут следственные органы. Маклак попался с поличным. Очередная махинация на фабричном задворке не удалась.
Фокусы с уценкой
Иллюзионисты удивляют публику новыми и новыми чудесами. Мы сами были очевидцами потрясающего зрелища: болгарский чародей товарищ Мистер Сенко снял со своих плеч свою же голову, положил ее под мышку и, сопровождаемый бурными аплодисментами, бодрым шагом ушел за кулисы.
Бескровную операцию подобного толка называют обманом зрения. И хотя она внешне эффектна, но все же представляется нам детской забавой в сравнении с аттракционом, который был продемонстрирован гражданином Корейкиным в поселке Рыбачьем, на Оке.
Белый день. Свет солнца ярче тысячи рамп. На арене Авдей Иванович Корейкин и его ассистентка Дарья Алексеевна Золотова. В ложе шесть душ. Пять неизвестных и одно знакомое лицо Ван Ваныча Иванихина.
И вот среди бела дня Золотова выворачивает наизнанку свой ридикюльчик. Присутствующие удостоверяются, что он пуст. Корейкин гипнотическим жестом иллюзиониста взметывает свои кисти.
— Почтеннейшая публика! Что видишь ты в моих руках?
— Ничего! — отвечают пятеро неизвестных.
— Вот именно!.. Однако древний философ глубоко заблуждался, утверждая, что из «ничего» не бывает «чего-то»… Следите внимательно за моими действиями. Я беру это «ничего» и уцениваю его на 35 процентов…
— Уценивай! Нам от этого ни жарко ни холодно, — поощряет публика.
— Дарья Алексеевна, — обращается Корейкин к ассистентке. — Составьте на уценку соответствующий акт… А теперь, дорогие зрители, Золотова незримо для всех произведет продажу уцененного…
— Бог ей на помощь!.. Только нет теперь таких простофиль, которые купили бы у нее «ничего», да еще уцененное!
Корейкин трижды хлопает в ладоши и объявляет:
— Купля-продажа совершена! Дарья Алексеевна, покажите выручку.
Ассистентка извлекает из ридикюльчика пачку новых купюр и считает:
— Одна… две… три… четыре тысячи целковых.
Публика изумлена.
— А-ан-тракт!
Второе отделение аттракциона происходит в областном центре.
У ковра тот же Корейкин.
Стук в дверь.
— Войдите!
Как дуновение весны, появляется Золотова. У нее за плечами объемистый матерчатый куль.
— Приветик! — Дарья Алексеевна делает выразительный взмах ручкой, и куль ложится на ковер.
Иллюзионист шустрыми пальцами развязывает узел. Перед ним два одеяла, полушубок, две пары туфель, отрез ратина, охотничьи сапоги и резиновая надувная лодка на две персоны…
Партер и галерка безмолвствуют. Аттракцион происходит без единого свидетеля.
— Вот так фокус! — довольно констатирует Корейкин.
— Под вашим руководством, Авдей Иванович, мы еще не такие фокусы покажем!
— А Ван Ваныча не встречала случайно?
— Как же! Согласно вашему намеку, занесла ему отрез на костюм и соответственно презент нежной половине.
— Ты не Золотова, Дарья Алексеевна, а золото, самое что ни на есть качественное!
Дарья Алексеевна зарделась, словно маков цвет.
— Представление окончено!
Ничего нет удивительного, что афишные тумбы и щиты в поселке Рыбачьем и в областном центре ни единым словом не сообщали любителям циркового искусства и общественности об этом исключительном аттракционе. Ведь его исполнители не были профессионалами. Корейкин занимал должность заместителя начальника ОРСа отделения дороги, Золотова — заведующей промтоварным магазином, а Иванихин — главного бухгалтера ОРСа.
В начале своей карьеры они выступали на торговой арене с ординарным номером: уценивали доброкачественные товары, затем продавали их за полную цену и разницу от выручки прикарманивали. На троих, так сказать… Разница росла баснословно. И дабы ее скрыть от глаз публики, среди которой иногда «затесывались» ревизоры, трио прибегло к испытанному иллюзионистскому приему — отвлечению внимания. Стали уцениваться товары, никогда в магазины не поступавшие. Так родился прорецензированный нами аттракцион.
Он был далеко не единственным в самодеятельности работников ОРСа. Программа менялась часто. Самодеятельный состав тоже. Об этом заботился худрук, то есть начальник ОРСа Петр Кириллович Дерин, непримиримый враг шаблона. «Втирать очки, — говаривал он своим ученикам, — не ново. А ты их вотри по-новому!» Следу