я творческому методу Дерина, его помощники изощрялись в «ловкости рук». Сам же Петр Кириллович мог удивить любого-каждого, чудотворцем явил себя!.. Приходит к нему знакомый завмаг и бац в ноги: «Не погуби, батюшка! Целая партия товара потеряла товарный вид. Каюсь, по моей вине». А Дерин: «Повинную голову меч не сечет. Уценим!» Само собой разумеется, убытки относились на счет ОРСа.
Коронный номер показал Дерин под занавес. Когда некоторые аттракционы его труппы были разафишированы, а их секреты разгаданы, он совершил хитроумный трюк: попросился на пенсию. По сему поводу начальник ДОРУРСа Жаков принял соломоново решение и изложил его в приказе: «Дерин заслуживает снятия с работы за нарушение статей Уголовного кодекса, но, учитывая, что им подано заявление об уходе на пенсию, ограничиться освобождением, согласно поданному заявлению». После обнародования этого документа в городе распространились упорные слухи, что Дерин не только фокусник, но и гипнотизер, что он-де усыпил недремлющее начальственное око Жакова… Иначе и быть не могло, ибо столь логичный приказ можно написать лишь в состоянии глубокого гипнотического сна.
Проводы Дерина на отдых организовал сам Петр Кириллович и еще раз показал себя факиром. Заключительная гастроль, в которой участвовала вся орсовская труппа, была феерической. Ассистенты пришли не с ридикюльчиками, а с чемоданами, полными «реквизита». Председатель месткома Микиткин вооружился волшебной палочкой, и по ее мановению перед юбиляром были выложены сладкозвучный баян, настенные, настольные и наручные часы, электрический самовар, столовый сервиз, фотоаппарат… Затем из кожаного чехла появилось на свет инкрустированное охотничье ружье. Едва Петр Кириллович произнес первое слово благодарности, как в зале раздался заливистый собачий лай. Из-под стола выскочила рыжая борзая и кинулась в ноги Дерину. В зубах у нее было чучело подсадной утки. Встав на задние лапы, она передала «трофей» в руки своего нового хозяина. Этот номер потряс Петра Кирилловича до глубины души.
— Моя жизнь прошла недаром! — молвил он со слезой на глазах. — Я воспитал достойную смену…
Подробный репортаж о деринском «бенефисе» опубликовала городская газета. Прочитав его, Петр Кириллович выразил неудовольствие. Ему не по вкусу пришелся юмористический тон репортажа. И Дерин заявил протест… Железнодорожному райисполкому. Дескать, очернили кристально чистого!
Работники райисполкома, вспомнив поговорку: «Что написано пером, того не вырубишь топором», — поручили районному прокурору Долилину проверить достоверность фактов, изложенных в газете. Факты оказались налицо. Но, анализируя их, прокурор пришел к неожиданному заключению: санкционировать «приговор», вынесенный Дерину начальником ДОРУРСа Жаковым, то есть отправить его на государственную пенсию.
А потом на заседании исполкома долго бились над таким вопросом: кто прав — газета или прокурор? Судили, рядили и порешили: за рыбачьевские аттракционы объявить Дерину выговор и отправить на пенсию, а Корейкину записать строгий выговор и оставить его на прежней должности.
Дерин и Корейкин раскланивались и благодарили исполком за избавление от суда и следствия. Общественность разводила руками.
Наступил длительный антракт, во время которого в ОРСе произошла смена декораций. Освистанный иллюзионист Корейкин снялся со старого места и переселился на новое. Бывшие ассистенты из-за тюремной решетки поздравили его с повышением. Он теперь не зам, а начальник торговой конторы, номенклатурный работник не районного, а городского масштаба.
А не пора ли опустить занавес перед очередным выходом иллюзиониста-торгаша на арену и обсудить его «творчество» в зале суда?!
Гайкин на якоре
Деревня Шатрово утопала в пышной зелени палисадников. Цвела и благоухала черемуха, распускалась белая сирень. За околицей шумел дремучий вековой бор.
Сказочная красота русской природы зачаровала впечатлительную натуру Савелия Даниловича.
— Притормози-ка, — сказал он шоферу. — Видишь, какая Швейцария!
Савелий Данилович Гайкин, кооператор-галантерейщик, возвращался с ярмарки в хорошем расположении духа. Оглядевшись окрест, он с замиранием сердца прошептал:
— Бесподобный дачный уголок! Зелень, воздух, рыбалка и — тридцать минут до города.
Набрав полные легкие целебного лесного воздуха, Гайкин крикнул своему шоферу:
— Полундра! Свистать всех наверх! Бросаем якорь.
…Дачный сезон промелькнул, как мимолетное видение. Савелий Данилович собирал землянику, ловил карасей, мариновал рыжики. А когда лес загорелся багрянцем, грибы и ягоды перевелись, караси зарылись в тину, он решил искать другое занятие.
Совершая однажды утренний моцион, Гайкин задержался у торговой палатки. Его внимание привлекла шпилька для приколки девичьих волос. Шпилька была пепельно-серого цвета.
— А ежели коса черная, то гармонии не будет! — размышлял он вслух.
Продавщица — миловидная блондинка — недоуменно пожала плечами: «Чего надобно этому человеку? Сам лысый, а приколку присматривает».
Но пекся Гайкин не о собственных волосах. Полный глубокого сочувствия к чернокосым девушкам, он направился с визитом к Семену Витальевичу Тапирову, задушевному другу из областного галантерейного союза.
Вечером, под покровом осенней мглы, Савелий Данилович вернулся в деревню с ношей за плечами. Зашел к колхознице Раисе Полесовой, поставил на стол жбан с черным лаком да короб со шпильками, присел на табурет и обращается к хозяйке:
— Мака́й, Ивановна! Эта работа почище, чем на ферме навоз убирать! Товарок своих пригласи! Выгодное предприятие!
Спустя неделю вокруг жбана сидело уже девять человек. Лакировка шпильки — дело немудреное. Окунул и положил. Обсохла — гони в продажу! Гайкин сложил в рюкзак первую продукцию и прямым ходом к Тапирову:
— Принимай, дорогой! Дело пошло на лад.
— Ты вот что! — заметил Тапиров. — Возьми лист фанеры и нарисуй вывеску. Нельзя же подпольно действовать!
Утром чуть свет над карнизом Раисиного дома была водружена вывеска с размашистой надписью:
ПРОМЫСЛОВО-КООПЕРАТИВНАЯ АРТЕЛЬ
«МЕТАЛЛОГАЛАНТЕРЕЙЩИК»
На этом закончился организационный период. Теперь у Раисы Ивановны и восьми ее товарок был председатель артели и главный технолог. Вскоре последовали другие мероприятия. Как-то председатель артели сказал своему технологу:
— Кустарно мы, брат Мухин, работаем… Техническая база слаба. Без коммерческого директора нам не размахнуться!
Пока Гайкин подыскивал нужного человека, технолог смастерил три ручных станочка для изготовления булавок. Три новых работника стали у «конвейера». Егорыч рубил проволоку, Авдотья затачивала концы о кусок жженого кирпича, дюжий краснощекий детина по имени Федор крутил колечки.
Начало техническому прогрессу артели положил Яков Семенович Осипов. С удостоверением коммерческого директора он колесил по Уралу, Донбассу и Подмосковью, высматривая потребные для шпилечно-булавочного производства материалы и оборудование. Кое-где по закону, а большей частью обходя таковой, коммерсант вез в Шатрово мотки проволоки, рулоны листовой стали, гальванические ванны, автоматические станки, электромоторы и даже многотонные прессы.
Гайкин ухмылялся и потирал руки:
— С техникой заживем теперь. Остановка за кадрами.
И тут проявились недюжинные организаторские способности председателя артели. Гайкин официально пригласил «на чашку чая» председателя шатровского колхоза Сергея Коляскина. Она возымела свое непосредственное действие на гостя.
После нескольких чарок Коляскин заплетающимся языком дал твердое слово Гайкину не чинить препятствий колхозникам в переходе на булавочно-шпилечное предприятие. Показывая личный пример чуткого отношения к процветанию галантерейного производства, он отпустил своего сына — тракториста и сдал в аренду артели… собственный дом. В том доме Гайкин разместил четырех бухгалтеров, трех начальников цехов, плановика, статистика, личного секретаря и еще десяток должностных лиц артели. Узкое место с кадрами было расшито.
Между тем проникновенный ум Савелия Даниловича неусыпно работал в направлении оформления женской головы. В дачном поезде он обнаружил, что не все девушки заплетают косу — иные стрижены. «Следовательно, — рассудил Гайкин, — таким головам шпилька не нужна. Им надобна ходовая принадлежность для завивки — бигуди».
Встал вопрос о расширении производственных площадей.
С легкой руки Коляскина галантерейная артель заарендовала у колхозников еще семь домов. Самому Коляскину на этот раз из личного имущества сдавать в аренду было нечего, и, видимо, по означенной причине он обратился к общественной собственности. Ударив по рукам и распив магарыч, председатель колхоза передал в пользование галантерейной артели два колхозных амбара под «складские помещения».
Истекал отчетный сельскохозяйственный год. Колхозники подводили итоги. Цифры были неутешительны. Богатый колхоз за три года галантерейной деятельности Гайкина пришел в упадок. Пала урожайность, захудал скот, снизилась оплата трудодня.
— Не нужен нам Коляскин в председатели! — в один голос сказали колхозники на отчетно-выборном собрании. — Он за шпильку, а не за колхоз болеет!
— Так вы против шпильки?! — воскликнул Коляскин из президиума. — Против культуры?!
— Ты брось свою демагогию, — отвечал хором зал. — Мы видим, где культура, а где маклерство!
— Хорошо, граждане, — сказала елейным голосом нормировщица Роза Кельфанд, она же общественный деятель галантерейной артели. — Кто за то, чтобы переизбрать Коляскина?
Все колхозники подняли руки.
— Итак, — резюмировала Кельфанд, — товарищ Коляскин переизбран, то есть избран вновь.
— Что значит «вновь»? Мы голосовали против! — загудел зал.
— Спокойно, граждане, — вступился Гайкин. — Вопрос решен! Зачем зря дискуссию разводить?!
Год спустя шатровский колхоз объединили с соседним в одно крупное хозяйство. Гайкин потерял своего любезного друга, с которым жил душа в душу. Колхозники сняли Коляскина с председательского поста. А новому дали строгий наказ: гнать железной метлой махинаторов с колхозных угодий.