– Здесь теплее, – объяснил наконец Дэнни. – Мы хотим играть только здесь и больше нигде.
Кэти зашла в детскую, ее крайне удивил царивший там холод. Все окна были плотно закрыты, но в комнате стоял просто лютый мороз. Между тем и в коридоре, и в спальне мальчишек температура была вполне нормальная.
Она потрогала радиатор. Он был горячим!
Кэти рассказала Джорджу о происходящем наверху. Но ему было так хорошо и уютно у камина, что вставать и проверять, что там случилось, совсем не хотелось, и он решил отложить осмотр детской на утро. В полночь Кэти и Джордж улеглись спать.
В занесенном снегом Амитивилле небо прояснилось, как и на расстоянии пятнадцати миль от дома на Оушен-авеню, там, где находился дом приходских священников Лонг-Айленда. Отец Манкусо отошел от окна. У него болела голова. Желудок болел от колик, вызванных гриппом. Священник вспотел, почувствовав удушающую жару, снял халат. Но стоило раздеться, его тут же охватил сильнейший озноб.
Отец Манкусо забрался под одеяло. Ему все еще было очень холодно, он заметил, что у него изо рта идет пар, как на морозном воздухе.
– Да что происходит, в конце-то концов? – пробормотал он.
Священник протянул руку и потрогал батарею, укрепленную рядом с его кроватью. От нее не исходило абсолютно никакого тепла.
Он почувствовал, что снова начинает потеть. Отец Манкусо зарылся глубоко под одеяло и свернулся калачиком, закрыл глаза и начал молиться.
Наступила пятница, 26 декабря 1975 года. Ночью, Джордж точно не помнил, какой именно, он снова проснулся в 3 часа 15 минут. Он оделся и вышел, и, бродя в морозной тьме, все спрашивал себя: «Ну скажи, во имя Господа Бога, что ты ищешь в эллинге?» Гарри, их крепкий пес, даже не проснулся, когда Джордж споткнулся о какой-то провод, почему-то натянутый около собачьей будки.
Когда Лютцы жили в Дир-Парке, у Гарри тоже была будка, он привык спать вне дома в любую погоду. Обычно пес бодрствовал и был настороже до двух или трех часов ночи, прежде чем успокоиться и, наконец, заснуть. Он обращал внимание на любой подозрительный звук. После того как они переселились на Оушен-авеню, всякий раз, когда Джордж ходил ночью к эллингу, пес уже крепко спал. Он просыпался только тогда, когда хозяин окликал его.
Джордж ясно помнил, что было после того Рождества: на тот день была назначена свадьба Джимми. Как назло, именно той ночью, когда он, проверив по своему обыкновению эллинг, возвращался, у него началась сильная диарея.
Вдруг его пронзила резкая боль, такая острая, словно кто-то пырнул его в живот. Джордж испугался, почувствовав тошноту, подкатывающую к горлу. Переступив порог дома, он тут же бросился в ванную на первом этаже.
Спать он отправился, когда уже давным-давно рассвело. Боли в животе были по-прежнему жуткими, но ему, вымотанному до предела, все же удалось уснуть.
Кэти проснулась несколько минут спустя и тут же разбудила его, напомнив о том, что вечером они идут на церемонию бракосочетания. Предстояло многое сделать перед приездом Джимми. Кэти собралась заняться своим платьем и прической. Джордж застонал в полусне.
Перед тем как спуститься на кухню и приготовить завтрак для себя и детей, Кэти зашла на третий этаж осмотреть комнату для игр. Там по-прежнему было холодно, хотя и не так сильно, как раньше.
Джорджа силком было не оттащить от камина, но ему все-таки пришлось сходить и проверить, исправен ли радиатор в игровой. Батареи работали нормально, но теплее в комнате не становилось.
Детей, конечно, нельзя было оставлять там ни на минуту. Кэти решила, что они будут играть в какой-нибудь другой комнате до тех пор, пока не настанет время переодеваться для торжественного выезда на свадьбу. Она выглянула из окна и увидела, что снег растаял, оставив после себя страшную слякоть.
Кэти приняла окончательное решение: все трое сегодня останутся в доме и будут играть в своих спальнях.
После завтрака Мисси послушно отправилась к себе в комнату. Кэти предупредила, чтобы девочка ни в коем случае не входила в швейную и даже не вздумала открывать дверь.
– Хорошо, мамочка. Сегодня Джоди хочет побыть в моей комнате.
– Ну вот и славно, – улыбнулась Кэти. – Пойти и поиграй со своим другом.
Мальчики собирались погулять во дворе, справедливо считая, что именно так нужно проводить рождественские школьные каникулы. Они спорили так, что вывели Кэти из себя. Раньше Дэнни и Крис были очень послушны и никогда не противились воле взрослых. Она вновь поймала себя на мысли, что мальчики тоже сильно изменились с той поры, как семья переехала в новый дом.
В том, что изменилась и она, Кэти не отдавала себе отчета, между тем ее нетерпеливость и раздражительность бросались в глаза.
– Ну, это уж слишком! – закричала она на сыновей. – Напрашиваетесь еще на одну трепку? А ну закрыли рты и марш в комнату, я сказала! Сидеть там, носа не высовывать, пока я не позову! Слышали? А ну марш наверх!
Надувшись, Дэнни и Крис отправились на третий этаж. Джордж в это время спускался вниз. Он прошел мимо сыновей, даже не обратив на них внимания, а они, в свою очередь, не пожелали ему доброго утра.
Устроившись за обеденным столом, Джордж сделал глоток кофе, но тут же схватился за живот и поспешил наверх в ванную комнату.
– Не забудь сегодня побриться и принять душ! – крикнула ему вслед Кэти, но Джордж убежал так быстро, что вряд ли расслышал ее слова.
Кэти вернулась к завтраку. Она составила список покупок, предварительно пересмотрев содержимое холодильника и шкафов. Снова нужно было пополнить запасы продуктов, а это значило, что ей придется выехать из дома: зависеть в этом от Джорджа она не могла.
Большой холодильник в подвале, тот самый, что достался им в наследство от Дефео, был пуст, и его можно было наполнить мясом и замороженными продуктами. Чистящие средства тоже были на исходе, потому что она мыла сантехнику изо дня в день. К этому времени странную черноту в унитазах практически удалось вывести.
Кэти планировала наведаться в амитивилльский супермаркет утром, в субботу. В блокноте она записала: «апельсиновый сок».
Внезапно ей почудилось, что на кухне кто-то есть. Ум ее и без того был в смятении, все в доме шло наперекосяк, но воспоминания о том первом прикосновении выплыли из глубин сознания…
Она похолодела от ужаса.
Кэти медленно обернулась через плечо. Она видела, что в кухне никого нет, но в то же время она чувствовала чужое присутствие. Кто-то подходил все ближе и ближе, вот он уже совсем рядом, прямо за спинкой кресла!
Она ощутила сладковатый запах духов и узнала в нем тот самый аромат, который пропитал ее спальню четыре дня назад.
Вздрогнув, Кэти почувствовала, как этот кто-то, прижавшись к ней, обхватил ее талию. Некто сжал ее в объятьях не сильно, совсем-совсем легко, и Кэти, как и в прошлый раз, поняла, что это прикосновение – женское, успокаивающее.
Вначале невидимое присутствие не внушило ей чувства опасности. Затем сладковатый запах усилился. Казалось, он вихрем носится по воздуху, вызывая у Кэти головокружение. У нее сдавило горло, затем она попыталась разжать невидимые руки, освободиться, но объятья стали только крепче. Ей казалось, что она слышит чей-то шепот, и кто-то там, глубоко в самой глубине ее подсознания, внушает, чтобы она никого и ничего не слушала.
– Нет! Оставь, оставь в покое! – крикнула Кэти в пустоту.
Казалось, некто, сжимавший ее, заколебался, словно сомневаясь, но через несколько мгновений объятия стали еще теснее. Кэти почувствовала руку на своем плече, и эти прикосновения вызвали в ней те же ощущения материнского тепла и нежности, которые Кэти испытывала уже здесь, на этой кухне.
Вскоре наваждение прекратилось, только аромат дешевых духов все еще держался в воздухе.
Кэти упала в кресло, закрыла глаза и горько заплакала.
Чья-то рука вновь легла на ее плечо.
Кэти вскочила.
– Нет, Господи, нет! Не надо – снова!
Она открыла глаза. Рядом стояла Мисси и спокойно поглаживала ее по руке.
– Не плачь, мамочка!
Мисси обернулась и взглянула в сторону кухонной двери. Кэти посмотрела в туже сторону. Там никого не было.
– Джоди говорит, тебе не следует плакать, – сказала Мисси. – Он говорит, скоро все будет хорошо.
В девять часов утра отец Манкусо проснулся у себя в доме приходских священников Лонг-Айленда. Он измерил температуру. На градуснике по-прежнему было 103 градуса. Но в одиннадцать часов священник вдруг почувствовал себя лучше. Желудочные колики прекратились, и впервые за несколько дней он ощутил ясность в голове. Он торопливо положил термометр под язык. Температура 98,6 градусов[12]. Жар прекратился!
Внезапно отец Манкусо почувствовал голод. Аппетит, как говорят в народе, был волчий, но он знал, что ему нужно снова вернуться к обычной диете. Пока священник на кухне готовил себе чай и гренки, его ум был занят составлением рабочего графика. Дел накопилось много, поэтому трудовой день обещал быть тяжелым. О Джордже Лютце он забыл совершенно.
В то же самое время, то есть в одиннадцать часов утра, Джордж Лютц не думал ни об отце Манкусо, ни о Кэти, ни о свадьбе шурина. Он десятый раз посетил уборную, но диарея все продолжалась.
Эта свадьба и прием на сто человек – весьма дорогостоящие мероприятия – должны были пройти в банкетном зале Астория Манор в Куинсе. Нужно было многое успеть сделать, но сейчас Джордж не думал ни о чем. Он с трудом спустился в гостиную и сел в свое кресло у камина.
Кэти зашла, чтобы сообщить о том, что ему звонят из его офиса в Сиоссете. Сотрудники хотели узнать, когда Джордж вернется к своим обязанностям. Предстояло проделать ряд геодезических работ, и его надзор был необходим: все больше строительных подрядчиков начали жаловаться.
Кэти также хотела рассказать ему о втором сверхъестественном случае, произошедшем с ней на кухне, но Джордж просто отмахнулся от нее. Она знала, что бессмысленно даже пытаться убедить его хотя бы выслушать. Сверху раздался шум: Дэнни и Крис ругались, а затем и вовсе затеяли драку у себя в спальне. Кэти хотела было сама утихомирить их, но в этот момент Джордж, сорвавшись с места, промчался мимо нее и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по лестнице.