— Ты не Олег! — истерично завопила Мария в ответ, не в силах больше выносить этого. — Замолчи! Заткнись!
Словно послушавшись, человек за дверью умолк.
Маша, круто развернувшись на пятках, бросилась к лестнице, уже не думая о мертвой женщине.
Но ее там и не оказалось. Лестница выглядела совершенно мирно — точно так же, как и вечером, когда Маша вышла из кухни проверить, что упало наверху. Ей даже показалось, будто в воздухе витает аромат томатного соуса, который она готовила.
«Может, у меня случилось что-то вроде помрачения сознания?» — в смятении думала Мария, поднимаясь по ступенькам, и тут услышала, как мужской голос спокойно проговорил:
— Показалось, наверное. Может, внизу грохнуло, я в подвале передвигал ящики. А ты решила, что наверху.
Произнесший это человек находился на втором этаже. Олег. Точно он!
Только что кто-то, говоривший голосом Машиного мужа, бился в дверь гостиной, а теперь Олег…. Стоп! Но и сама она, выходит, тоже там, наверху?!
— Ты прав. Ой, мой соус! — раздалось в подтверждение ее мысли, и Маша зажмурилась: что будет, если сейчас она увидит саму себя?
Минуты текли, но вторая Маша на лестнице так и не появилась. Кругом было тихо. Она открыла глаза, стараясь не думать, не анализировать, и медленно продолжила подъем. Пыталась идти как можно тише, чтобы не привлечь к себе чьего-то недоброго внимания.
Очутившись в коридоре второго этажа, увидела, что он пуст, направилась в комнату, которая должна была стать их с Олегом спальней. Однако не успела сделать и шага, как оттуда навстречу ей вышла женщина. Черноволосая незнакомка, чью страшную смерть Маша недавно видела. На ней было все то же длинное одеяние — теперь стало ясно, что это не платье, а ночная рубашка в пол, отделанная вышивкой.
Женщина посмотрела прямо на Машу.
«Ты умерла!» — подумала та, уже даже не испугавшись, совсем обессилев от потрясений.
Губы женщины искривились в усмешке.
— И ты умрешь. Все умирают — и все остаются. Дом теней скоро заберет тебя, — в ответ на Машины мысли проговорила она вибрирующим голосом, в котором эхом звучали сразу несколько голосов — мужских, женских, детских.
Говоря это, женщина шаг за шагом отступала назад в комнату, а оказавшись там, закрыла дверь. Маша, которая все еще не собиралась сдаваться, метнулась было к другой двери, но тут поняла, что ее больше нет, есть лишь гладкая стена без малейшего намека на дверной проем.
Маша слепо шарила по стене, все еще надеясь, что глаза обманывают ее, но напрасно. Более того, когда она оглянулась и посмотрела на дверь, ведущую в спальню, за которой скрылась зловещая обитательница дома, ее тоже не оказалось на месте.
Как не было уже и выхода на лестницу. Глухие стены обступили Машу со всех сторон… Нет, все же не со всех. Кладовка по-прежнему оставалась на месте, и молодая женщина подошла к ней, будто кто-то тянул ее за собой.
Маша открыла дверь.
Теперь она поняла, что за шум слышала, когда готовила соус.
Неизвестно, что за существо бродило вместе с ней по дому, а потом сгинуло в подвале; чья ледяная, стылая ладонь сжимала ее руку.
Настоящий Олег, ее несчастный муж, висел в кладовке на собственном галстуке, который Маша подарила ему на Новый год, а у ног его валялась табуретка. Она упала, потому что он вышиб ее из-под себя перед смертью — этот звук падения и слышала Мария.
Волосы Олега поседели, лицо было худым и изможденным, руки разбиты в кровь. Почти спокойно посмотрела Маша на дверь кладовки и увидела, что она вся исцарапана изнутри.
Как долго он пытался выбраться отсюда, просил выпустить его? День? Неделю? Месяц? Ведь она слышала, как Олег звал, умолял… Только слышала из-за двери гостиной, на первом этаже.
— Прощай, — тихо сказала Маша. — Прости. Что же мы натворили. Я люблю тебя, Олег.
В этот момент мертвец повернул голову и посмотрел на нее. Глаза его светились злым лукавством. Когда скрюченные посиневшие руки потянулись к ее горлу, Маша уже не нашла в себе сил сопротивляться.
… — Этот дом прекрасен! Ты же сам видел!
Девушка с короткими рыжими волосами умоляюще смотрела на своего спутника. Они стояли на крыльце банка, откуда только что вышли.
— У нас есть время все обдумать, посмотреть другие варианты. Мы почти ничего еще не видели, что ты вцепилась в этот дом?
Она возмущенно закатила глаза:
— Не видели? Да мы весь город объехали! Ничего лучше нет: он и большой, и ремонт почти не нужен, и мебель есть, а место какое! Сказка! Будешь спокойно писать свои книги, сплошное вдохновение.
Мужчина смотрел на девушку и думал, что никогда не мог ей отказать. К тому же в ее словах был резон: дом-то и вправду хорош. Но все же что-то тревожило, не давало покоя.
Возможно, виной тому писательское воображение и излишняя чувствительность, но, когда они были в доме, ему постоянно казалось, будто они не одни. Кто-то смотрел на них, следил за ними взглядом, осторожно шел по пятам, прячась в темных углах. Пару раз ему показалось, что в дверном проеме мелькнула тень, а один раз он услышал тихий смех, в котором не было радости. Дом ассоциировался у него с хищником, который затаился перед прыжком.
Но его невеста ничего такого не замечала. Она влюбилась в старый дом с первого взгляда.
— Хорошо, — сдался он. Она подпрыгнула на месте, захлопала в ладоши. — Но сначала я попробую собрать информацию об этом месте.
Девушка снова поскучнела.
— Но в банке сказали…
— Знаю я, что они сказали. Попробую по своим каналам.
— Знаешь, в чем твоя проблема? — Она недовольно сморщила нос. — Ты автор ужасов, хоррора, вот и мерещится всякое. Профессиональная болезнь.
— Обещаю: если сегодня-завтра ничего не выясню, мы его купим.
Обнявшись, они пошли к машине.
А дом теней за несколько десятков километров отсюда терпеливо ждал их возвращения. За сотни лет существования у этого места было много имен: языческое капище, оскверненная церковь, кладбище самоубийц, дом с привидениями… Это была воронка, черная дыра, бездна на краю ада, откуда никому не спастись, не выбраться. Паук в центре огромной паутины зла.
Существовал лишь один-единственный способ избежать опасности: никогда не приближаться к этому месту, не давать зверю почуять кровь и заманить жертву в свои сети.
Черные копатели
Совру, если скажу, что услышанное в Холодках меня не тронуло. Не испугало, нет, и уж тем более не заставило передумать, но и восторга особого не вызвало. Клим, похоже, тоже озадачился.
Была моя очередь вести машину, поэтому я решил сосредоточиться на дороге, которая наглядно иллюстрировала вторую главную российскую беду. Нас мотало, подбрасывало на кочках, то и дело приходилось объезжать огромные ямы и колдобины.
— Да кто они такие вообще! — снова возмутился Клим, продолжая прерванный разговор.
— Сказали же тебе: студенты. Историки, наверное.
— Знаю я, что студенты! Какого хрена их понесло именно сейчас на наше место?
Вопрос был риторический, ответа не требовал. Мы с Климом из тех, кого называют «копателями» или «полевиками». Ищем артефакты времен Второй мировой — увлечение у нас такое, еще со школы. Сначала в отряде поисковом состояли, наши находки и в музеях есть, а потом ушли в свободное плавание. Честно говоря, то, что мы делаем сейчас, законным не назовешь. Находки наши через посредника отправляются частным коллекционерам, в том числе и зарубежным. Миллионов не заработаешь, но, если удается найти что-то стоящее, получается неплохая премия.
Идея съездить на Холодковскую топь принадлежала Климу. В том районе в сорок втором году шли бои, было активное партизанское движение, но в плане поиска и раскопок, как ни странно, поле непаханое. Может, потому что места труднопроходимые.
От нашего родного города до Холодковского района было примерно полтора дня пути, прошлой ночью мы ночевали в городке N-ске, а сегодня к полудню прикатили в деревню — последнюю на пути к конечной цели. Отсюда до места, где собирались начать раскопки, с учетом качества дорог, часа три — четыре езды.
Подготовились, как всегда, тщательно, Клим даже купил снимок местности. Они же педантичные были, немцы-то, где бы ни располагались, все тщательно фиксировали, а после войны эти сведения достались американцам. Сейчас можно в их архиве заказать снимок конкретного участка, а потом наложить на современную карту местности — и вуаля, приезжай, работай.
Мы и поехали, как только возможность появилась (основную работу тоже никто не отменял), а уже в Холодках нас огорошили:
— Дня три назад студентики приехали, целая толпа. Человек десять, молоденькие совсем, моложе вас, — говорила продавщица в магазинчике, куда мы с Климом зашли купить воды, а заодно разведать обстановку. — Тоже на болотах копать собрались. С электрички приплюхали, бедолаги.
У Клима отвисла челюсть. У меня, подозреваю, тоже видок был тот еще.
Вот тебе и нехоженые места!
— Только зря они это. И вы зря, — сердито буркнул мужичок в дурацкой бейсболке с Губкой Бобом и недовольно поджал губы. — Нечего туда соваться, приключения на задницу искать. Но вы же, молодежь, самые умные, вам слова не скажи.
Сказал и выкатился из магазина. А продавщица переключилась на новую покупательницу. Мы с Климом вышли на улицу и собрались уже садиться в машину, когда увидели, что нам машет лысый тощий старик.
— Этому-то чего надо? — сквозь зубы пробормотал Клим, который еще не отошел от новости про конкурентов.
— Ребята! Вы на Холодковскую топь, что ли? — Старик запыхался от быстрой ходьбы.
— Быстро тут вести разносятся, — сказал я.
— Что ж вы прямо косяками в наши места, — посетовал старик и назвался Степаном Ивановичем. Мы тоже представились. — Раньше никого не было, желающих-то. И правильно! Незачем там ворошить. Я вам так скажу: любовь к истории — дело хорошее, но в те края вам не надо. Тех-то ребят люди тоже отговаривали, только они слушать не стали.