Ужас без конца — страница 37 из 50

Хуже всего было то, что постоянно болела голова: ее словно сжимал тугой обруч, причем иногда с такой силой, что, казалось, вот-вот сплющит в лепешку. Таблетки не помогали. Иногда становилось легче, но, дав девушке передышку, боль снова вгрызалась в череп стальными зубами.

Зоя Викторовна отправила Лидочку в поликлинику, но врач ничего не нашел: анализы в норме, температуры нет, давление как у космонавта.

— В выходные отоспишься, все пройдет, — сказала начальница. — И завтра, в пятницу, тоже не приходи. А я запишу, что ты была.

Ага, отоспишься… Спала Лидочка отвратительно. Вернее, засыпала сразу, но всю ночь ее мучили кошмары, которых она не могла вспомнить поутру. То ли душил ее кто-то, то ли она от кого-то спасалась, бежала, но все никак не могла убежать.

Вот и пятница прошла — Лидочка весь день провалялась в кровати, и суббота миновала. А в воскресенье стало еще хуже. Ко всем прочим бедам прибавились видения.

Вечером Лидочке послышалось, что кто-то ходит по двору. Хозяйки не было, значит, чужой. Может, Лера пришла? Соседка больше не появлялась, впрочем, Лидочке было не до нее.

Она вышла на крыльцо, но никого не увидела. Заперла замок, даже задвижку задвинула: на душе было тревожно. Уже отошла от двери, как тут в нее постучали.

«Никто не мог постучать, не было никого возле дома!» — испуганно подумала Лидочка и дрожащим голосом проговорила:

— Кто там?

Нет ответа. И не стучат больше.

Да что же это такое!

Шел десятый час, скоро стемнеет, надо ложиться спать, и Лидочка впервые подумала, что она одна в доме, хозяйки за стеной нет, а в нескольких десятках метров — кладбище.

«В других домах есть люди, чего бояться?» — успокаивала себя Лидочка, но выходило не очень успешно. Она плотно задернула шторы, зажгла везде свет, села в кресло, взяла в руки книгу. Открыла, но почитать не получилось. Головная боль навалилась с новой силой, строчки расплывались перед глазами, так что книгу пришлось отложить.

Снова послышались шаги. Кто-то бродил под окнами! Нет, ну сколько можно! Решили помучить ее или разыграть? Лидочка встала с кресла, подошла к окну и решительно раздвинула занавески.

Прямо перед ней стоял мужчина в черном костюме. Лицо его казалось неестественно белым в стремительно сгущающемся мраке, оно словно бы висело в воздухе отдельно от тела. Губы раздвинулись в усмешке, а глаза… Они были мутными, словно бы подернутыми пеленой!

Лидочка зажмурилась от ужаса, а когда открыла глаза, зловещей фигуры под окном не было. Показалось?

Покачиваясь, девушка отошла от окна, не забыв снова задернуть шторы и решив больше не открывать их до утра. А утром, наверное, стоит уехать домой. Хватит с нее этого Кузякина, месяц отработала — пора и честь знать.

Стараясь не думать о плохом, Лидочка разделась и забралась в постель. Ночник не выключила, свет в большой комнате — тоже. Опять взялась за книгу, потому что сон не шел. Однако Стефану Цвейгу никак не удавалось заинтересовать Лидочку: она читала одну фразу раз за разом, не понимая смысла.

А потом свет в соседней комнате замигал и погас.

«Лампочка перегорела?» — подумала Лидочка, но тут свет включился снова. С бешено колотящимся сердцем девушка ждала, что будет дальше, и почти не удивилась, когда сам собой погас ночник. А следом послышались шаркающие, волочащиеся шаги в соседней комнате.

— Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! — отчетливо проговорил старческий голос.

Мимо открытой двери спальни прошел человек, Лидочка не успела его рассмотреть. Сидела ни жива ни мертва, подтянув колени к груди.

«Что происходит? Мамочка, что творится?» — вертелось в голове у бедняжки.

Совсем рядом раздался приглушенный детский смех.

«Под кроватью кто-то есть!»

— Я иду искать! — снова проговорил скрипучий голос.

Снова смех. Так мог смеяться ребенок, который радуется, что удачно спрятался во время игры в прятки, а бабушка при этом делает вид, будто не может найти расшалившегося внука.

Шаги приближались, под кроватью кто-то возился. Лидочке казалось, сердце ее сейчас разорвется от ужаса.

Потом случились сразу две вещи. Из-под кровати высунулась детская ручка. Худая, тонкая, как веточка, прозрачно-белая, она слепо шарила по одеялу, стараясь ухватиться за Лидочкину ногу. А в дверном проеме появилась согнутая старческая фигура. Чуть помедлив на пороге, она двинулась к Лидочке.

Та даже закричать не сумела: горло свело от страха, глазам стало горячо и больно. В следующую минуту девушка потерялся сознание.

Очнулась утром, настенные часы показывали пять. В спальне никого не было, голову по-прежнему стискивал невидимый обруч, она кружилась так, что Лидочка едва сумела встать с кровати. Попила воды, но ее сразу вырвало. Слабость была такая, что девушка еле стояла на ногах.

Оставаться в этом доме она не могла. Ни одной ночи нельзя больше здесь проводить, да и днем опасно. Так быстро, как только сумела, Лидочка собрала свои вещи и написала хозяйке записку, что съезжает.

Теперь оставалось решить вопрос с работой, получить расчет и уехать. В такую рань идти в архив незачем, нет никого, но, не желая оставаться в доме, Лидочка подхватила чемодан и вышла на улицу. Лучше уж в парке посидеть.

Улица была пустынна, многие еще спали. Отойдя от дома на приличное расстояние, девушка увидела, как за ворота одного из домов вышла старуха с ведром. На колонку, видно, отправилась: вода проведена не во все дома. Лидочка вспомнила, что именно она попалась им с Лерой навстречу, когда они шли на кладбище.

Пожилая женщина отреагировала на появление Лидочки своеобразно: застыла, вытаращив глаза, даже ведро свое выронила.

— Доброе утро, — неловко поздоровалась девушка, удивленная такой реакцией.

— Откуда у тебя на голове проклятый венец?

— Что? — Лидочка ощупала голову, хотя знала, что никакого венца там нет.

— И покойников за тобой целая толпа.

Оглядываться Лидочка не стала, но почувствовала, как волосы зашевелились на затылке.

— О чем вы говорите… — Начала она и шагнула к старухе, но та попятилась от нее к воротам.

— Стой! Не нужны мне твои мертвецы! Чего ты их в мой дом тащишь!

Она юркнула за ворота, а Лидочка так и осталась стоять.

Через минуту женщина снова вышла на улицу, уже без ведра.

— Садись вон там, — она указала на скамейку возле ворот. — Рассказывай.

— Что рассказывать? — растерялась Лидочка.

— Я тебя возле кладбища вечером видела. Что ты там натворила?

— Не меня, а нас, — поправила Лидочка. — Мы с Лерой ходили. Одна я бы не…

Она говорила и видела, что лицо старухи вытягивается.

— Что с вами? Вам нехорошо?

— Это тебе нехорошо, дуреха, — проговорила женщина. — Одна ты была. Не было рядом никого. Душа неупокоенная тебя морочила. Лера, говоришь?

— Высокая, волосы черные. Дерзкая такая.

— Хозяйки твоей сестра младшая. Лет двадцать как померла. Или больше. Пианистка была…

При этих словах старухи Лидочка вздрогнула.

— Все думали: великая музыкантша растет! Местные конкурсы выигрывала. Парни ухаживали, но она всех побоку: не по Сеньке шапка, кто вы, а кто я. Поехала в Москву поступать. И не прошла. Сказали знающие люди: тут от таких в глазах рябит, ничего в ней особенного! Она вернулась домой как побитая собачонка. А потом под поезд бросилась.

— Зачем же она ко мне… я-то тут… — залепетала Лидочка.

— У покойников, тем более таких, как она, своей силы нету. Вот они у живых соки и тянут. Заманила тебя на погост и кормится теперь, и другие тоже. — Старуха поглядела Лере за плечо. — Я кое-что вижу, чего другие не видят. Выкладывай давай, что на кладбище делала, — снова велела она.

Лидочка рассказала — и про землянику, и про цветы, и про хворь, и про жуткую прошлую ночь.

— Глупая ты. Совсем у вас, нынешних, ума нет. Ничего с кладбища брать нельзя, и есть ничего, что на кладбищенской земле растет, тоже. Мертвая энергия, тяжелый могильный дух.

«А ведь я чувствовала! Не хотела», — горестно подумала Лидочка.

— Дальше только хуже будет, — неумолимо продолжала старуха. — Есть-пить не сможешь: организм больше не принимает. Являться они теперь будут каждую ночь: на последней стадии всегда так, будешь и слышать, и видеть. Уехать решила? Бесполезно. Не к дому они присосались, а к тебе. Куда ты, туда и они. Пока досуха все силы не выпьют, не отвяжутся. Заберут с собой.

Лидочка заплакала от страха, безысходности и боли: голову сдавливало так, что она готова была лопнуть.

— Не реви. Не все потеряно, вовремя я тебя заметила. Пойди сейчас и купи цветы — неважно какие, но не скупись, денег не жалей, побольше возьми. Купи еще ягод, яблок, сладостей разных…

Она подробно объяснила Лидочке, что нужно делать. Накупив цветов, ягод, яблок, конфет и печенья, девушка пришла на кладбище и стала раскладывать свои дары на могилах, рассыпать цветы на аллеях, прося при этом прощения за то, что взяла не свое, принадлежащее кладбищенским обитателям.

Когда сумки опустели, Лидочка, по наущению старухи, сразу повернулась и пошла к выходу с погоста.

— Не оглядывайся! Что бы ни услыхала, не смотри назад. Если обернешься, считай, все насмарку, опять покойников за собой потянешь.

Далее следовало пойти в церковь, что сиротливо притулилась на окраине городка.

— Ты, поди, не крещеная? — вздохнула старуха.

— Я комсомолка, атеистка и в бога не верю, — заученно проговорила Лидочка.

— Ну, Маркс с Энгельсом и Лениным тебе вряд ли помогут. И потом, в загробный мир ты не веришь, а себе самой, глазам своим?

Что тут возразишь? В рамки материалистического сознания происходившее с Лидочкой не укладывалось.

В храм пошли вместе. В душной и маленькой, наполненной сладковатым ароматом церкви Лидочка чувствовала себя неуютно, вертела головой, вглядываясь в печальные лики на иконах. Старуха о чем-то пошепталась со священником, и батюшка согласился окрестить Лидочку. А после церемонии она купила на оставшиеся деньги свечей и расставила перед иконами.