– Знаешь, Элис, я очень беспокоюсь за тебя. Мы все беспокоимся. Я не пишу тебе и не звоню, потому что не хочу встревать, знаю, что ты с Томом и он за тобой присматривает… – Тут Джек почему-то краснеет – ярко-алые пятна выступают на шее выше шарфа. Наверное, он тоже вспомнил наш жуткий ужин в итальянском ресторане. И мою оплошность.
– Я в порядке, Джек. Конечно, не совсем… Но Том помогает, так что я справляюсь, и к тому же скоро выяснится, кончилась эта жуть или еще нет. – Я делаю паузу, не зная, стоит ли рассказать ему все без утайки или лучше не надо.
Джек как будто чувствует мою нерешительность и вопросительно поднимает бровь.
– Я только что отправила маму в новый дом престарелых. Там условия получше. – Не знаю, почему я не отваживаюсь сказать ему всю правду. Джек ничего не отвечает – наверное, не слышал о том видео. Конечно, наши с Лиэнн друзья его видели, но зачем кому-то с работы его смотреть? – Скоро я ее навещу, посмотрю, как она там устроилась. Тогда мне станет легче.
– Хорошо. Это хорошо.
Возвращается официантка с сэндвичем. Смотрю на расплавленный сыр, стекающий с золотистой хлебной корочки, и чувствую, что я, оказывается, тоже проголодалась. Пока раздумываю, не взять ли и мне сэндвич, звонит телефон. Это Саманта, секретарь Теда. Я поднимаю руку, прося прощения, и нажимаю кнопку ответа. Саманта бормочет извинения, говорит, что менеджер по персоналу сообщила ей о назначенной мне встрече, но у Теда за ланчем другая встреча. А потому не могли бы мы перенести мой визит на три часа.
– Разумеется. Без проблем. – И я добавляю, что по чистой случайности со мной рядом оказался Джек, который уплетает сырный сэндвич.
Саманта смеется, а потом произносит странную вещь:
– Приятно узнать, чем занимается Джек в свой выходной.
Глава 43ЭЛИС – ПРЕЖДЕ
Когда мама впервые увидела меня с новыми волосами, я внимательно следила за ее реакцией. Это было вскоре после суда над Алексом. Она наклонила голову и долго смотрела на меня, словно запоминая мой новый облик, а потом ее глаза на миг погрустнели.
– Тебе не нравится, мам? Что, так плохо? Если ты не хочешь, чтобы я изменила имя, если тебя это огорчает…
– Все замечательно. Тебе очень идет этот цвет. И если это поможет тебе забыть того ужасного типа, то я ничего не имею против.
– Но ты привыкнешь? К моему новому имени? Оно не будет тебя раздражать?
И тогда мама проделала этот свой фокус с глазами. Чтобы подбодрить и успокоить меня, она зажгла в их мягкой глубине теплую улыбку.
– Я видела, что ты лишилась сна, Дженни. Наблюдала, как ты худеешь, пьешь таблетки, чтобы справиться с депрессией во время процесса над ним. Не думай, что я ничего не замечала. И знаешь что? То, что происходило с тобой, разбивало мне сердце. Если бы я встретила этого типа, то не знаю, что бы с ним сделала, и никакая ответственность меня бы не остановила. Лиэнн правильно предложила тебе сменить имя. К тому же имя «Элис» выбрала для тебя я, потому что оно мне нравилось. Так что я привыкну. Потренируюсь и привыкну. И оно тебе очень идет. Из тебя получилась прекрасная Элис.
– На новой работе никто ничего не знает. Я никому не скажу. Но мне очень стыдно. Журналистка, человек, которому по долгу службы положено докапываться до правды, начинает новую жизнь с подлога… Кто же я такая, мам?
– Ты женщина, которой не повезло. Ты встретила человека-змею, дорогая. Те, кто пишет, часто пользуются псевдонимами – девичьей фамилией, да чем угодно. А у тебя есть на то причина. К тому же твое имя не придуманное. Он записано в твоем свидетельстве о рождении. Это имя выбрала для тебя я.
– А вдруг кто-то все же вычислит меня по фото? Я так этого боюсь.
– Ты прекрасно выглядишь. Моя прекрасная девочка. К тому же в газетах было совсем немного твоих фото.
И мама обняла меня, а у меня задрожали губы. Я все еще сомневалась, что поступаю правильно, и с моральной стороны, и с практической, но я не хотела, чтобы Алекс выиграл и положил конец моей карьере, заставив меня прекратить писать. Когда Лиэнн впервые заговорила со мной о перемене имени, я решила, что она сошла с ума, и наотрез отказалась. Мне было страшно, что я не справлюсь с новой ролью и чем-нибудь выдам себя, например, представлюсь по телефону как Дженни. Люди начнут задавать вопросы, возникнет разбирательство, меня разоблачат. Но время шло, я злилась на Алекса все больше, и предложенный сестрой вариант начал казаться вполне жизнеспособным.
Новое имя. Чистая страница. Новый старт. В конце концов, что я теряю?
Я все еще жила у Лиэнн, когда решила попробовать. Сестра начала называть меня Элис, чтобы посмотреть, удастся ли нам привыкнуть. Мы привыкли, и довольно скоро. А потом, когда мне, вернее «Элис», предложили место репортера-стажера в Девоне, я окончательно убедилась, что новая жизнь возможна. К тому же Девон далеко от Шотландии, в тех краях свои сплетни, свои газетные истории, да и вероятность встретить знакомых мала, так что вряд ли меня кто вычислит. Правда, теперь я буду реже видеть маму и Лиэнн, мне будет трудно без их поддержки, хотя чисто географически что Шотландия, что Девон одинаково далеко от Лондона.
– Я буду часто приезжать, мам, и звонить тоже буду часто.
– Ну конечно, родная.
И тут она задала мне тот же вопрос, который то и дело задавали полицейские:
– Ты уверена, что больше ничего не хочешь мне рассказать, милая? Об Алексе? О том, как началась эта жуткая история? Он ведь не обижал тебя, правда?
– Нет, никогда.
– И ты не замечала ничего подозрительного? Ничего такого, что могло бы…
– Нет.
Ответ прозвучал слишком резко и громко. Я почувствовала, что краснею. Усталость и подавленность, вызванные всей этой историей, еще не оставили меня. Но знаете что? Ночами, в часы бессонницы, мне часто не давала покоя одна мысль. Одно сомнение. Оно касалось вещей настолько личных, даже интимных, что я так и не нашла в себе сил открыться полиции. Я предпочитала верить, что это не имеет никакого отношения к случившемуся. Мне было стыдно.
Я посещала психолога, который повторял, что я должна перестать думать об этом и обвинять себя. Извращенец – Алекс, а не я. Это он лгал, он притворялся, а не я. А меня обманули. Обвели вокруг пальца. «Это не ваш проступок. Вы не должны себя винить».
Я слушала утешения, пыталась им поверить, но в тишине и темноте ночи продолжала мучиться сомнением. Вспоминала подробности нашей совместной жизни. И опять чувствовала себя виноватой в том, что не раскусила Алекса, когда услышала тот разговор по телефону.
И еще одна деталь не давала мне покоя. Одна мелкая, сугубо личная деталь, которая касалась только Алекса. Однажды я по глупости заговорила с ним об этом, но он так расстроился, что я больше не возвращалась к этой теме.
Но мне все равно не хотелось верить, что эта мелочь имела какое-то отношение к тому, что он сделал.
А вдруг имела? Значит, я все-таки виновата во всем?
А если так, значит, я все же должна рассказать обо всем полиции, пусть даже с большим опозданием…
Глава 44МЭТЬЮ
– Ты точно не хочешь присесть, Мел?
Мэтью смотрит, как Мелани Сандерс прижимает ладонь к пояснице, отчего ее и без того впечатляющий живот едва не упирается в одностороннее стекло, которое отделяет их от комнаты для допросов.
За все годы своей службы в полиции Мэтью еще ни разу не видел такого крохотного полицейского участка, как этот в Шотландии. Зато он оказался и самым чистым, светлым и опрятным из всех. Мэтью поворачивает голову и видит на противоположной стене доску с аккуратно развешанными постерами. Недавние обращения к публике. Номера горячих линий.
Мелани тяжело вздыхает:
– Ты прав. Я просто упрямлюсь. Делаю вид, что все нормально, а на самом деле боюсь, что если сейчас сяду, то больше уже не встану. Этот малыш внутри, похоже, решил заняться подготовкой к Олимпийским играм. Вон там… – Она показывает на дверь комнаты на противоположной стороне коридора, и Мэтью тут же заходит туда за стулом.
Все, кто внутри, при его появлении вскидывают головы и смотрят на него с изумлением.
– Я им соврала, – заявляет Мелани, плюхаясь на стул и делая ему знак закрыть входную дверь. – Сказала, что ты бывший полицейский и у тебя есть важная информация по этому делу.
– Но это же так и есть – в чем тут ложь?
– Сказала, что ты психолог, специалист по составлению психологического портрета преступника.
– Я – психолог?!
– Ага. Они сразу заткнулись. – Мел улыбается. – Мы же оба знаем, как полицейские относятся к таким специалистам. Но ничего, пусть перемывают нам косточки за спиной, главное, чтобы сюда не лезли.
И они практически одновременно поворачиваются к стеклу. Алекс уже сидит бок о бок со своим адвокатом, но место полицейского, который прежде беседовал с ними об условно-досрочном освобождении, занял сегодня Марк Фишер, коллега Мелани. Он будет расспрашивать Алекса об Элис. Алекса совершенно точно вернут в тюрьму за нарушение условий освобождения, так что он ничего не выиграет, даже если согласится сотрудничать со следствием.
Мэтью и не ждет, что Алекс согласится. Напротив, он крепко подозревает, что по второму делу адвокат посоветовал ему хранить молчание. К сожалению, им совсем нечего предъявить Алексу, у них нет против него улик, так что вся эта поездка больше похожа на рыбалку – а вдруг повезет? Мэтт надеется, что ему удастся что-нибудь понять по лицу и общим реакциям Саннингема, пока полиция проверяет его телефон.
– Ну что, Алекс, опять, значит, в тюрьму? Не слишком умно ты поступил, верно? – Марк Фишер следит за своей интонацией, произнося эти слова, а затем выкладывает перед Алексом на стол снимок Элис – вернее, еще Дженни. Волосы у нее на этом снимке светлее и длиннее, чем сейчас.
Алекс Саннингем глядит на снимок, и Мэтью подается к стеклу, чтобы внимательно рассмотреть его лицо. Ничего. О чем бы ни думал сейчас Алекс, выражение его лица нисколько не меняется. «Черт, он отлично держится, – думает Мэтью. – Просто отлично».