Мы доезжаем за сорок минут. За рулем Том, он сам настоял. Я сижу на пассажирском сиденье, немая, неподвижная, бессильно уронив на колени трясущиеся руки.
Мысли ураганом проносятся в мозгу. Я вдруг понимаю, как сильно я полагалась на то, что полиция права, а я ошибаюсь и это все-таки Алекс. «То есть это все же не он? И почему во вторник, не в среду? Преследователь думал, что я дома?»
Когда машина огибает последний поворот, я замечаю пульсирующие огни автомобилей спасательных служб, которые отражаются в окнах соседних домов и в блестящих поверхностях припаркованных поблизости автомобилей. Дом уже виден, и я так дрожу, словно через меня пропустили электрический ток. Огня уже нет, но черный густой дом поднимается в темное ночное небо. Соседи, человек двенадцать, еще стоят на улице, сбившись в тесную кучку. Кое-кто из них с телефонами. Другие успокаивают детей.
Я не сразу выхожу из машины, просто сижу и смотрю на то окно. За которым раньше была моя спальня. Рама почернела, крыша над комнатой провалилась. Ничего не могу с собой сделать, сразу начинаю представлять, что я там, внутри, вокруг бушует пламя, жар. Самая ужасная смерть – в огне, так мне всегда казалось. Интересно, рискнула бы я прыгнуть или нет? На ум сразу приходят все прочитанные и услышанные истории о том, как людям, запертым в горящем помещении, приходилось делать ужасный выбор – прыгнуть или погибнуть наверняка.
– А ты бы прыгнул?
– Что? – Том явно не ожидал моего вопроса. Он хмуро глядит на дом.
– Если бы ты оказался в горящем помещении и все пути к спасению, кроме окна, были отрезаны, прыгнул бы ты или нет?
Он расстегивает ремень безопасности и трясет головой.
– Не надо думать о таком, Элис. Посмотри на меня. Ты жива. Ты в порядке. Но переживаешь шок, и сейчас мы постараемся раздобыть тебе чашку чая. И, по-моему, с полицией еще рано говорить.
– Извини, что? – Я продолжаю представлять себя у окна. А вдруг я задохнулась бы в дыму раньше, чем решилась бы?
И тут в голову приходит другая ужасная мысль: мои вещи. Нет, не одежда, на нее плевать. Но там есть ценные для меня вещи…
– О нет, мои вещи, Том! Мамины письма… Там были мамины письма!
– Боже мой, Элис, мне так жаль. Слушай, ты уверена, что справишься с этим? Ты уже готова говорить с полицией? Или еще слишком рано? Может, поедем отсюда, выпьем где-нибудь чаю или еще чего-нибудь? – Рука Тома мягко ложится на мою руку.
– Нет-нет, я в порядке. Наоборот, я хочу узнать, что случилось.
У меня уже включился автопилот в режиме репортера. Я выскакиваю из машины, подхожу к первому попавшемуся пожарному, который наблюдает за тем, чтобы никто не попытался проникнуть в зону пожара, и объясняю ему, что это мой дом горит. На вопрос о том, не пострадал ли кто-нибудь, он уверенно отвечает, что нет.
– Насколько велик ущерб? Удалось что-нибудь спасти? – Пухлая пачка маминых писем так и стоит перед глазами: они хранились в ящике столика у кровати.
– Мне очень жаль. Мы делали, что могли, но внутри все очень плохо. – Он делает паузу. – Особенно наверху.
Соседи наблюдают за нами, перешептываясь, когда полицейский отводит меня на несколько шагов от них, чтобы ввести в курс дела. Видимо, пожар распространялся очень быстро. Есть предположение, что его причиной послужила самодельная бензиновая бомба, которую сунули в почтовый ящик, но это пока только версия. Свидетелей нет. Соседи слышали хлопок, но пока сообразили, что происходит, пока выводили жильцов, все подозрительные личности, если такие были, успели скрыться. Так что ни машин, ни мотоциклов, ни фигур в черном – люди ничего не видели.
– Скажите, никто не пострадал? – повторяю я вопрос, пристально глядя прямо в глаза офицеру, – мне необходимо снова услышать ответ.
– К счастью, нет. Соседи действовали очень быстро, иначе могло быть и хуже. Мы как раз проводим проверку. Полицейские тоже здесь, они захотят с вами поговорить. Когда удастся определить причину пожара, мы с ними свяжемся.
– Да, я готова. – Оглянувшись, я замечаю через дорогу двух полицейских в форме, они разговаривают с соседями. Интересно, Мелани Сандерс уже в курсе или еще нет?
И тут я вижу Джека. Он заканчивает разговор с кем-то из соседей, торопливо записывает что-то в блокнот и машет фотографу, чтобы тот сделал снимок семьи.
Я наблюдаю за тем, как уверенно и спокойно он работает, – каждое его движение и слово ободряют стоящих перед ним людей, пока те позируют фотографу. Муж и жена, обоим чуть за тридцать. Сначала они стоят ко мне спиной, но когда они поворачиваются, я сразу узнаю их – это Джеймс и Луиза, живут тремя этажами ниже. Их дети – мальчик лет десяти и девочка, совсем малышка, ежатся в пижамах, на плечи наброшены одеяла. Я тщетно пытаюсь вспомнить их имена. Джек благодарит Джеймса и Луизу, оборачивается, замечает меня и сразу подходит.
– Элис, мне очень жаль. Как ты себя чувствуешь? – Джек берет меня за руку.
– А как, по-твоему, она может себя чувствовать? – резко спрашивает Том. Лицо у него напряженное. Он смотрит на руку Джека, сжимающую мою руку через рукав пальто, и мне становится неловко; несмотря ни на что, я рада видеть Джека, но не хочу, чтобы Том об этом догадался.
– Спасибо, что сообщил, Джек. – Я делаю движение, чтобы убрать прядку волос с лица, и Джеку приходится выпустить мою руку.
Я заглядываю ему в лицо, стараясь прочесть его выражение. В нем тревога и что-то еще, до странности похожее на возбуждение. Невольно приходит на память недавняя встреча в кафе, когда он сказал, что работает, а секретарь редактора заявила, что у него выходной. Мне не терпится расспросить его об этом, но только не сейчас. Не при Томе.
– Извини, Джек, но мне надо кое-кому позвонить. Хозяину жилья. – Тут я поворачиваюсь к Тому: – Мелани Сандерс. И Мэтью Хиллу. Надо позвонить Мэтью.
Я пытаюсь сохранить спокойствие, но мысли снова скачут, и голос начинает вибрировать. Чувствуя, как трясутся руки, я вдруг понимаю, что не могу больше притворяться, и вскидываю взгляд на Джека:
– Джек, я все потеряла. – Мой голос звучит так, словно я только теперь начинаю понимать, что все это происходит на самом деле, со мной, а не с кем-то, о ком я пишу для газеты. Спрятав дрожащие руки в карманы, я поворачиваюсь к почерневшему окну своей спальни. – Все.
Глава 54МЭТЬЮ
Мэтью мечется по комнате. Звонок Элис подтвердил его худшие опасения.
Эскалация. Слово мелькает у него в мозгу, который лихорадочно прокручивает все, что Мэтью читал по этому делу. Но почему пожар случился во вторник, а не в среду? И что теперь будет завтра – может, еще что похуже?
Телефон Мелани не отвечает, и неудивительно, ведь она, скорее всего, едет сейчас на место пожара.
Из кухни через радионяню Мэтт слышит, как Салли в детской успокаивает Амели, которой, видимо, приснился плохой сон. На миг он останавливается у передатчика и с замиранием сердца слушает, как дочка рассказывает свой сон.
– У собаки были жутко большие зубы, мама!
Салли уговорами возвращает девочку в реальность:
– Ты проснулась, милая, ты дома. Здесь совсем не страшно.
Мэтью вдруг ловит себя на том, что почти не дышит. Но вот Амели успокаивается, и Салли начинает петь ей песенку. Мэтью представляет, как жена поглаживает ее кудряшки. Он протягивает руку, выключает радионяню и продолжает ходить туда-сюда.
Поджог. В свое время ему не раз доводилось видеть горящие дома, и даже теперь Хилл не может сдержать дрожь, стоит только представить подобную картину. Это тебе не липовая кислотная атака. И не отвратительное видео. И даже не коробка от пирожных. Поджог – это большой шаг вперед, явная эскалация. Ключевое слово, которым пользуются в своих исследованиях все специалисты по преследователям. Они помешаны на анализе поведения преследователей, пытаясь найти истолкование каждому их шагу. И все спецы ищут одно – переломный момент, ту точку, в которой преследователь от словесных угроз переходит к насильственным действиям, даже к убийству.
Эскалация.
До сих пор преследователь запугивал Элис. Стремился к контролю. Но чтобы поджечь дом?
Мэтью пытается рассчитать, указывает ли выбор времени поджога на Алекса или, наоборот, на кого-то другого.
В телефонном разговоре Элис сказала, что, по ее мнению, это не могло быть дело рук Алекса, но Хилл предостерег ее от поспешных выводов. За время своей отсидки Саннингем мог обзавестись самыми неожиданными контактами в тюрьме, а теперь, разозленный тем, что его снова заперли, пустил их в дело. Так что говорить, он это или не он, пока рано.
И самая сложная задача – как теперь уберечь Элис? Мэтью снова начинает метаться по кухне. Надо поговорить с Мел, понять, какие силы она может задействовать теперь, по итогам этой атаки. После случившегося у полиции нет больше оснований считать, что преследователь ограничится словесными угрозами, и все же к Элис вряд ли приставят круглосуточную охрану. Что там говорить, у полиции на охрану жертв домашнего насилия и то людей не хватает.
Страх и высокая степень ответственности угнетают. Хилл – последняя линия обороны для Элис. Завтра… в среду… до бесконечности.
Мэтью вспоминает тот жуткий случай из практики. Фотоснимки Рейчел Аллен – ее мертвое тело на полу ванной. Она была очень молода. Такая огромная потеря. А еще вспоминает свой первый разговор с Томом и Элис у себя в офисе. Ясно, почему ему так не хотелось браться тогда за это дело. Ведь защитить человека от преследователя практически невозможно без круглосуточного наблюдения за жертвой.
Мэтью снова останавливается перед радионяней: огонек больше не мигает, значит, Амели успокоилась. Через пару минут он слышит шаги на лестнице, и в дверях появляется Салли.
– Все в порядке?
– Да, кажется, успокоилась. Понять не могу, откуда взялся этот сон. Еще не хватало, чтобы она начала бояться собак. А с тобой что, Мэтт? Выглядишь ужасно.
– Поджог в доме Элис. Правда, ее самой там не было, когда все случилось, но это все равно значит, что события накаляются.