януть на лицо. Но ни один из нас не был готов увидеть то, что явилось взору Бена, когда он направил луч света на каменные черты. По вполне понятной причине он испустил короткий вопль, и я также невольно вскрикнул, когда одним прыжком подскочил к нему и увидел то же, что и он. Нет, мы не узрели ничего поистине ужасного или омерзительного, а заорали потому лишь, что безошибочно опознали в сей холодной каменной фигуре с застывшим на лице полуиспуганным-полуожесточенным выражением нашего давнего знакомого Артура Уилера.
Движимые безотчетным инстинктом, мы на ватных ногах бросились прочь, лихорадочно выползли из пещеры и неслись сломя голову вниз по густо заросшему склону, покуда зловещая каменная собака позади не скрылась из виду. Мы не знали, что и думать, ибо в уме у нас теснились всевозможные дикие догадки и предположения. Бен, хорошо знавший Уилера, расстроился чуть не до слез и, похоже, увязывал в единое целое какие-то факты, ускользнувшие от моего внимания.
Пока мы переводили дух на зеленом склоне, мой друг восклицал снова и снова: «Бедный Артур! Бедный Артур!» — но только когда он пробормотал имя Полоумного Дэна, я вспомнил про неприятную историю, в которую, по словам старого Сэма Пула, влип Уилер перед самым своим исчезновением. Полоумный Дэн, предположил Бен, премного обрадовался бы, узнав о случившемся. Нам обоим внезапно пришло на ум, что, вполне возможно, скульптор оказался в страшной пещере по милости ревнивого мужа, но мысль эта исчезла так же быстро, как появилась.
Сильнее всего нас озадачил сам феномен окаменения. Мы совершенно не представляли, какого рода природные газы или минеральные испарения могли вызвать подобную метаморфозу за сравнительно короткое время. Обычное окаменение, знали мы, является медленным процессом химического преобразования, длящимся многие века; однако налицо имелись две каменные фигуры, которые всего несколько недель назад были живыми существами — во всяком случае, Уилер. Строить догадки было бесполезно. Представлялось очевидным, что нам остается только поставить в известность власти, чтобы они и разбирались в деле, но все же у Бена из головы не выходила мысль о Полоумном Дэне. Мы продрались сквозь кустарник обратно к дороге, однако Бен не повернул к деревне, а посмотрел в сторону, где, по словам старого Сэма, находилась хижина Дэна. Сей древний ленивец доложил нам, что это второй по счету дом от деревни и стоит он слева от дороги, в густых зарослях низких дубков. Не успел я опомниться, как Бен уже тащил меня за руку по песчаной дороге мимо запущенной фермы, за которой начиналась довольно дикая местность.
Мне и в голову не пришло упираться, но, по мере того как вокруг постепенно пропадали знакомые признаки сельскохозяйственной деятельности и цивилизации, в моей душе нарастала смутная тревога. Наконец мы увидели слева заброшенную узкую тропу, а над чахлыми полусухими деревьями показалась остроконечная крыша убогого некрашеного домишки. Я понял, что это и есть хижина Полоумного Дэна, и невольно задался вопросом, с какой стати Уилер поселился в столь неприглядном месте. Я страшился сворачивать на заросшую бурьяном тропку, но обреченно потащился за Беном, который решительно прошагал к лачуге и громко постучал в хлипкую, пахнущую плесенью дверь.
На стук никто не отозвался, и гулкие отзвуки ударов ввергли меня в дрожь. Однако Бен даже бровью не повел и тотчас же двинулся вокруг дома в поисках незапертого окна. Третье по счету — в задней стене унылой хижины — отворилось от крепкого толчка, и Бен проворно перемахнул через подоконник, а затем помог забраться внутрь и мне.
Мы оказались в комнате, заваленной глыбами известняка и гранита, инструментом для каменных работ, глиняными скульптурными эскизами, и моментально поняли, что здесь находилась мастерская Уилера. Мы не замечали никаких признаков человеческого присутствия, и в воздухе висел зловещий застарелый запах пыли. Открытая дверь слева от нас, очевидно, вела в кухню (ибо дымовая труба торчала над крышей с той стороны дома), и Бен стремительно направился к ней, исполненный решимости тщательнейшим образом обследовать последнее место проживания своего друга. Я значительно отстал от него и потому не сразу понял, с чего вдруг он резко остановился на пороге и сдавленно вскрикнул от ужаса.
Уже через несколько мгновений, однако, я заглянул в кухню — и тоже невольно вскрикнул, как недавно в пещере. Ибо здесь — в хижине, расположенной вдали от любых подземных полостей, из которых могли бы вырываться странные газы, вызывающие странные преобразования живых тканей, — находились две каменные фигуры, явно не сработанные резцом Артура Уилера. Возле очага, в грубо сколоченном кресле, привязанный к спинке длинным сыромятным кнутом, сидел каменный человек — неопрятного вида пожилой мужчина, с искаженной от дикого ужаса злобной физиономией.
На полу рядом лежала каменная женщина — стройная, изящная, с молодым красивым лицом, на котором застыло чудное выражение, одновременно язвительное и удовлетворенное. Возле откинутой в сторону правой руки валялось жестяное ведерко с темным осадком на дне и стенках.
Мы не стали приближаться к этим невесть почему окаменевшим телам и обменялись лишь самыми очевидными предположениями. Вне всяких сомнений, мы видели перед собой Полоумного Дэна и его жену, а по какой причине они обратились в камень — это уже другой вопрос. В ужасе оглядевшись по сторонам, мы поняли, что заключительное страшное событие произошло совершенно неожиданно: хотя все вокруг и покрывал толстый слой пыли, на кухне царил рабочий беспорядок, свидетельствующий об обычной возне по хозяйству, внезапно прерванной.
Единственное исключение из общего беспорядка составлял предмет, будто нарочно положенный на самом виду посреди расчищенного кухонного стола: потрепанная конторская книга, придавленная большой жестяной воронкой. Подойдя к столу и открыв журнал, Бен увидел, что это своего рода дневник — собрание датированных заметок, — написанный неразборчивым и весьма корявым почерком. Первые же слова текста привлекли внимание моего друга, и уже через десять секунд он, затаив дыхание, глотал прыгающие строки одну за другой, и я тоже жадно читал, заглядывая Бену через плечо. В процессе чтения (а продолжали мы читать в менее отвратительной обстановке соседней комнаты, куда переместились по ходу дела) многие загадочные обстоятельства прояснились, вызывая в нас дрожь от смешанных эмоций.
Ниже приводится текст, который прочитали мы, а впоследствии и коронер. Общественность видела в бульварных газетах сильно искаженную и приукрашенную для пущей сенсационности версию, но даже она вызывает ничуть не больше неподдельного ужаса, чем испытывали мы, когда с трудом разбирали каракули незамысловатого оригинала, — одни, в затхлой хижине среди диких гор, в непосредственной близости от двух противоестественных каменных образований, затаившихся в гробовой тишине соседней комнаты. Когда мы дочитали до конца, Бен почти с отвращением сунул журнал в карман и сказал лишь одно: «Пойдем отсюда!»
Охваченные нервной дрожью, мы шаткой поступью молча прошли к выходу, отомкнули дверь и пустились в долгий обратный путь к деревне. В последующие дни нам пришлось дать множество показаний и ответить на множество вопросов, и мне кажется, ни я, ни Бен никогда полностью не оправимся от пережитого потрясения. Как и некоторые представители местной власти и городские репортеры, живо съехавшиеся в деревню, — хотя позже полномочные лица сожгли некий дневник и все бумаги, найденные в ящиках на чердаке, а также уничтожили изрядных размеров аппарат, обнаруженный в самой глубине жуткой пещеры. Итак, вот эти записи.
«5 нояб. Меня зовут Дэниел Моррис. В округе меня кличут „Полоумный Дэн“, потому как я верю в силы, в которые нынче никто больше не верит. Когда я поднимаюсь на Громовую гору, чтобы отмечать праздник Лис, все называют меня сумасшедшим — все, кроме жителей глухомани, они меня боятся. Местные всячески мешают мне приносить жертвы Черному Козлу в канун Дня Всех Святых и не дают совершить Великий Обряд, открывающий врата в иной мир. Им надо бы соображать получше — знают ведь, что по материнской линии я принадлежу к роду Ван Кауранов, а по эту сторону Гудзона любой скажет вам, что передавали Ван Каураны из поколения в поколение. Род наш берет свое начало от Николаса Ван Каурана, колдуна, повешенного в Вийтгаарте в 1578 году, и всем известно, что в свое время он заключил сделку с дьяволом.
Солдаты, получившие приказ сжечь дом Николаса, так и не нашли Книгу Эйбона. Его внук, Уильям Ван Кауран, хранил книгу у себя, когда поселился в Ренсселервике, а позже перебрался в Эсопус, за реку. Спросите любого в Кингстоне или Хартли, как потомки Уильяма Ван Каурана поступали с теми, кто вставал у них на пути. Полюбопытствуйте заодно, удалось ли моему дяде Хендрику удержать Книгу Эйбона в своем владении, когда его изгнали из города и он с семьей поднялся вверх по реке, чтобы обосноваться в здешних краях.
Я пишу это — и собираюсь писать дальше, — поскольку хочу, чтобы люди узнали правду, когда меня не станет. Вдобавок я боюсь, что и впрямь сойду с ума, коли не изложу все черным по белому. Все складывается против меня — если так пойдет и дальше, мне придется воспользоваться тайными знаниями из Книги и призвать на помощь известные Силы. Три месяца назад в Маунтин-Топ заявился этот скульптор, Артур Уилер, и его направили ко мне, потому как я единственный в округе, кто сведущ не только в пахотном деле, охоте да приемах вытягивания денег из летних постояльцев. Казалось, парня заинтересовали мои разговоры, и он условился со мной о найме жилья за 13 долларов в неделю, с кормежкой. Я отвел жильцу заднюю комнату рядом с кухней, чтобы он хранил там свои каменные глыбы да тесал статуи, и договорился с Нейтом Уильямсом, что он станет подрывать для него скалы и перевозить громадные обломки на волокуше, запряженной парой волов.
С тех пор прошло три месяца. Теперь я понял, почему мой дом сразу же приглянулся чертовому поганцу. Не болтовня моя заинтересовала его, а милое личико моей жены Розы — старшей дочери Осборна Чендлера. Она на шестнадцать лет младше меня и постоянно строит глазки молодым деревенским парням. Но мы с ней всегда славно ладили, покуда не появился этот подлый тип, пусть она порой и артачилась, отказываясь отправлять со мной обряды на майский сочельник или в канун Дня Всех Святых. Теперь я вижу, как Уилер обхаживает Розу, завлекает, влюбляет в себя все сильнее — на меня она уже и не смотрит, — и думаю, рано или поздно он попытается сбежать с ней.